В звездную ночь мне
совестно идти спать: кажется, звезды могут обидеться за то, что они зря
стараются светить.
Какая же все-таки силища скрыта в одиночном человеческом существовании!
Как мощно жить одному! Я все пытался раньше понять это умом, но не смог,
пока сам не попробовал. Каждый день, каждый миг со мной происходят чудеса.
Просто невозможно всего передать, наверное потому, что я не писатель. Но
очень сомневаюсь, что у писателя это хорошо получится - слишком уж все
необычно, буквально все: и чувства, и мысли, и желания. Среди людей со мной
такого почему-то не происходит. Наверное оттого, что природа человеческая
исключительно отдельна по своей сути. Одиночество - очень важная вещь,
которую современное человечество потеряло, а потом забыло.
Три главных понятия в поднебесной - страх, одиночество и свобода,
должны раствориться в единстве, чтобы превратиться в любовь, завершив тем
самым бесконечные мытарства человечества под названием жизнь. Нам наверное
не дано полностью постигнуть это триединство до конца, оттого что конца
этого нет или конец этот есть конец всему. Но меня определенно тянет жить в
этом направлении, в направлении попытки нарисовать самый главный пейзаж с
помощью своей линии жизни. Я осознаю тленность результата, который в
принципе не может существовать и тем не менее неудержимо пру вперед к
закономерному финалу, как горбуша на икромет. Опечалиться бы, но мне
радостно.
Я очень любил Артура Шопенгауэра, когда переживал в себе эпоху
словесного мудрствования. До него мне нравился Гегель, наверное, оттого, что
в то время работал в море, и умственных упражнений явно не доставало. А для
того, чтобы свернуть мозги набекрень, Гегель - в самый раз. Потом я жалел
Шопенгауэра за то, что его в свое время не признали, а Гегеля - признали. На
смену жалости пришла влюбленность. А теперь дышу на обоих ровно.
Я любил Шопенгауэра по очень простой причине - он думал примерно так,
как мне хотелось. Это, видимо, было необходимо моему эгоизму. Отсюда
рождалось ощущение удовлетворенного тщеславия, которое я сейчас определил,
как любовь к писателю. Глубина его мыслей казалась бездонной. Не знаю больше
никого из Европы, кто бы так глубоко осознал одиночество. Гегель про это
ничего толкового не написал - слава при жизни помешала. Вот до чего
додумался Шопенгауэр: "Всецело быть самим собой человек может лишь до тех
пор, пока он один; кто, стало быть, не любит одиночества, тот не любит и
свободы, ибо лишь в одиночестве бываем мы свободны... Далее, чем выше наше
место в иерархии природы, тем более вы одиноки, притом по самому существу
дела и неизбежно."
И еще: "Принуждение - неразлучный спутник всякого общества, и всякое
общество требует жертв, которые оказываются тем тяжелее, чем ярче наша
собственная индивидуальность. Поэтому человек избегает уединения, мирится с
ним или любит его - в точном соответствии с ценой своей собственной
личности... В обществе, коль скоро оно многочисленно, начинает царить
пошлость... Общество... не допускает также, чтобы мы сами были тем, чего
требует наша природа; оно, напротив, ради согласия с другими принуждает нас
сжиматься или даже уродовать самих себя."
И наконец: " Подобно тому как любовь к жизни в основе своей есть лишь
страх перед смертью, точно так же и общительность людей, в сущности, не есть
что либо непосредственное, то есть она основана не на любви к обществу, а на
страхе перед одиночеством..."
В последней цитате перевод я думаю сделан не совсем точно и под
"любовью к жизни" скорей всего надо иметь в виду " волю к жизни".
Страх сгоняет нас в кучу, страх делает из нас стадо баранов, страх
заставляет жить по правилам, страх отнимает у нас свободу, страх заставляет
ненавидеть, страх заставляет убивать, со страхом мы живем, со страхом
умираем.
Благословен тот миг, когда в меня впервые вселился страх. Благословенны
те мгновения, когда я боялся. Это величайший небесный дар, спущенный мне для
осознания своей внутренней сущности. Заяабари. Не окунувшись в страх с
головой, невозможно осознать свое предназначение, невозможно прикоснуться к
прелестям всего иллюзорного. Не знав неволи - не обрести свободы. Подаренная
свобода не существует. В этом случае она атрофируется в безмерную скуку.
Невозможно избежать страха во время жизни. Преступно геройство,
преступна отвага, преступно все, что наряжает страх, как новогоднюю елку,
маскируя его под общественно пристойные явления.
Великое благо - бесстрашие. Оно противоположно геройству. Бесстрашие не
есть результат волевого усилия, а совсем наоборот. Страх существует за счет
воли, ею же и порождается, и оба вместе они должны исчезнуть, превратившись
в прекрасный миг любви, чтобы потом возродиться заново.
Я отправился в странствие не для того, чтобы философствовать. Для этого
вполне достаточно квартиры. Слова о дальних странах, прелестях путешествий и
прочее можно насочинять, не сходя с места и не испытав мир на себе, как это
сделал Жуль Верн. Именно поэтому его произведения хорошо читать под теплым
одеялом с полным ощущением безопасности. Эти сказочки далеки от правды, и
невозможно таким способом ни о чем рассказать, потому что ничего не было.
Жизнь - не выдумка, какой бы чудесной эта выдумка не казалась.
Я отправляюсь в странствия рисовать сказочные картинки про любовь,
которые тут же исчезают, не успев дожить до того момента, пока краски
высохнут. Вместо картинок остается радость, которую можно подарить кому
попало.
Когда я только решился странствовать, то был глупцом и, как все глупцы,
пытался докопаться до истины. Я хотел узнать природу страха, свободы и всего
того, что вокруг происходит.
До истины невозможно докопаться, потому что никакая она не тайна за
семью замками, спрятанная за морями и дремучими лесами. Весь этот хлам в
виде истин, путей к прозрению, ступеней развития и прочее, все это -
производные нашей воли, эгоизма и страха. Путь выдуман из страха перед
обретением конечного результата, которого в природе нет.
Я, наверное, рассказал слишком много, но на самом деле мыслей у меня
тогда было еще больше. Черт с ними, в таком количестве они утомляют. Хватит,
завтра у меня будет трудный день и я иду спать.
Байкальские сны не изобилуют чудесами, как это бывает на Алтае,
например. Там сны - так сны, они начинают сниться, стоит только закрыть
глаза. Каких только прелестей я там не насмотрелся, когда путешествовал
вместе с моими друзьями Иваном Ландгровым и Сергеем Головиным. На Байкале
вместо снов - видения.
Происходит это так: во время сна вдруг понимаю, что уже напополам не
сплю. Глаза при этом не открываю в основном от лени, но знаю точно, что в
любой момент могу моргнуть и увидеть реальность. Если удается какое-то время
находиться в таком состоянии, ко мне придет байкальский сон.
Я уже приготовился увидеть чудеса, как вдруг почувствовал изменения во
внешнем мире. Стало не до мультиков, и я открыл глаза.
Передо мной стоял человек с ружьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
совестно идти спать: кажется, звезды могут обидеться за то, что они зря
стараются светить.
Какая же все-таки силища скрыта в одиночном человеческом существовании!
Как мощно жить одному! Я все пытался раньше понять это умом, но не смог,
пока сам не попробовал. Каждый день, каждый миг со мной происходят чудеса.
Просто невозможно всего передать, наверное потому, что я не писатель. Но
очень сомневаюсь, что у писателя это хорошо получится - слишком уж все
необычно, буквально все: и чувства, и мысли, и желания. Среди людей со мной
такого почему-то не происходит. Наверное оттого, что природа человеческая
исключительно отдельна по своей сути. Одиночество - очень важная вещь,
которую современное человечество потеряло, а потом забыло.
Три главных понятия в поднебесной - страх, одиночество и свобода,
должны раствориться в единстве, чтобы превратиться в любовь, завершив тем
самым бесконечные мытарства человечества под названием жизнь. Нам наверное
не дано полностью постигнуть это триединство до конца, оттого что конца
этого нет или конец этот есть конец всему. Но меня определенно тянет жить в
этом направлении, в направлении попытки нарисовать самый главный пейзаж с
помощью своей линии жизни. Я осознаю тленность результата, который в
принципе не может существовать и тем не менее неудержимо пру вперед к
закономерному финалу, как горбуша на икромет. Опечалиться бы, но мне
радостно.
Я очень любил Артура Шопенгауэра, когда переживал в себе эпоху
словесного мудрствования. До него мне нравился Гегель, наверное, оттого, что
в то время работал в море, и умственных упражнений явно не доставало. А для
того, чтобы свернуть мозги набекрень, Гегель - в самый раз. Потом я жалел
Шопенгауэра за то, что его в свое время не признали, а Гегеля - признали. На
смену жалости пришла влюбленность. А теперь дышу на обоих ровно.
Я любил Шопенгауэра по очень простой причине - он думал примерно так,
как мне хотелось. Это, видимо, было необходимо моему эгоизму. Отсюда
рождалось ощущение удовлетворенного тщеславия, которое я сейчас определил,
как любовь к писателю. Глубина его мыслей казалась бездонной. Не знаю больше
никого из Европы, кто бы так глубоко осознал одиночество. Гегель про это
ничего толкового не написал - слава при жизни помешала. Вот до чего
додумался Шопенгауэр: "Всецело быть самим собой человек может лишь до тех
пор, пока он один; кто, стало быть, не любит одиночества, тот не любит и
свободы, ибо лишь в одиночестве бываем мы свободны... Далее, чем выше наше
место в иерархии природы, тем более вы одиноки, притом по самому существу
дела и неизбежно."
И еще: "Принуждение - неразлучный спутник всякого общества, и всякое
общество требует жертв, которые оказываются тем тяжелее, чем ярче наша
собственная индивидуальность. Поэтому человек избегает уединения, мирится с
ним или любит его - в точном соответствии с ценой своей собственной
личности... В обществе, коль скоро оно многочисленно, начинает царить
пошлость... Общество... не допускает также, чтобы мы сами были тем, чего
требует наша природа; оно, напротив, ради согласия с другими принуждает нас
сжиматься или даже уродовать самих себя."
И наконец: " Подобно тому как любовь к жизни в основе своей есть лишь
страх перед смертью, точно так же и общительность людей, в сущности, не есть
что либо непосредственное, то есть она основана не на любви к обществу, а на
страхе перед одиночеством..."
В последней цитате перевод я думаю сделан не совсем точно и под
"любовью к жизни" скорей всего надо иметь в виду " волю к жизни".
Страх сгоняет нас в кучу, страх делает из нас стадо баранов, страх
заставляет жить по правилам, страх отнимает у нас свободу, страх заставляет
ненавидеть, страх заставляет убивать, со страхом мы живем, со страхом
умираем.
Благословен тот миг, когда в меня впервые вселился страх. Благословенны
те мгновения, когда я боялся. Это величайший небесный дар, спущенный мне для
осознания своей внутренней сущности. Заяабари. Не окунувшись в страх с
головой, невозможно осознать свое предназначение, невозможно прикоснуться к
прелестям всего иллюзорного. Не знав неволи - не обрести свободы. Подаренная
свобода не существует. В этом случае она атрофируется в безмерную скуку.
Невозможно избежать страха во время жизни. Преступно геройство,
преступна отвага, преступно все, что наряжает страх, как новогоднюю елку,
маскируя его под общественно пристойные явления.
Великое благо - бесстрашие. Оно противоположно геройству. Бесстрашие не
есть результат волевого усилия, а совсем наоборот. Страх существует за счет
воли, ею же и порождается, и оба вместе они должны исчезнуть, превратившись
в прекрасный миг любви, чтобы потом возродиться заново.
Я отправился в странствие не для того, чтобы философствовать. Для этого
вполне достаточно квартиры. Слова о дальних странах, прелестях путешествий и
прочее можно насочинять, не сходя с места и не испытав мир на себе, как это
сделал Жуль Верн. Именно поэтому его произведения хорошо читать под теплым
одеялом с полным ощущением безопасности. Эти сказочки далеки от правды, и
невозможно таким способом ни о чем рассказать, потому что ничего не было.
Жизнь - не выдумка, какой бы чудесной эта выдумка не казалась.
Я отправляюсь в странствия рисовать сказочные картинки про любовь,
которые тут же исчезают, не успев дожить до того момента, пока краски
высохнут. Вместо картинок остается радость, которую можно подарить кому
попало.
Когда я только решился странствовать, то был глупцом и, как все глупцы,
пытался докопаться до истины. Я хотел узнать природу страха, свободы и всего
того, что вокруг происходит.
До истины невозможно докопаться, потому что никакая она не тайна за
семью замками, спрятанная за морями и дремучими лесами. Весь этот хлам в
виде истин, путей к прозрению, ступеней развития и прочее, все это -
производные нашей воли, эгоизма и страха. Путь выдуман из страха перед
обретением конечного результата, которого в природе нет.
Я, наверное, рассказал слишком много, но на самом деле мыслей у меня
тогда было еще больше. Черт с ними, в таком количестве они утомляют. Хватит,
завтра у меня будет трудный день и я иду спать.
Байкальские сны не изобилуют чудесами, как это бывает на Алтае,
например. Там сны - так сны, они начинают сниться, стоит только закрыть
глаза. Каких только прелестей я там не насмотрелся, когда путешествовал
вместе с моими друзьями Иваном Ландгровым и Сергеем Головиным. На Байкале
вместо снов - видения.
Происходит это так: во время сна вдруг понимаю, что уже напополам не
сплю. Глаза при этом не открываю в основном от лени, но знаю точно, что в
любой момент могу моргнуть и увидеть реальность. Если удается какое-то время
находиться в таком состоянии, ко мне придет байкальский сон.
Я уже приготовился увидеть чудеса, как вдруг почувствовал изменения во
внешнем мире. Стало не до мультиков, и я открыл глаза.
Передо мной стоял человек с ружьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73