родом из богатой дворянской семьи Пензенской губ. Получив превосходное домашнее воспитание, поступил вольнослушателем в московский университет. Важнейшим фактором юношеских лет О., а затем и всей его жизни, является теснейшая, восторженная дружба с дальним родственником его, Герценом, который говорил, что он и О. – «разрозненные тома одной поэмы» и что они «сделаны из одной массы», хотя и. «в разных формах» и «с разной кристаллизацией». В 1831 г. О. должен был оставить унив., за участие в студенческой истории. Высланный к отцу в Пензу, он через 2 года вернулся в Москву, но в 1834 г. был привлечен, вместе с Герценом и Сатиным, к известной истории об университетских кандидатах, певших, на пирушке, антиправительственные песни и разбивших бюст государя. Ни О., ни Герцен участие в пирушке не принимали, и суровое наказание; постигшее действительных ее участников, их миновало; но захваченные при обыске у них бумаги показали, что они очень интересуются французскими социальными системами и особенно сенсимонизмом – и этого было достаточно, чтобы признать и их виновными. Герцен был сослан в Пермь, Сатин – в Симбирск, О. же, из внимания к его отцу, пораженному апоплексическим ударом – в Пензу. Здесь он с жаром отдался чтению по всем отраслям наук и приступил к целому ряду статей и исследований, не пошедших, однако, дальше предисловий и черновых набросков. Особенно много и относительно усидчиво работал он над своей «системой», составляющей главный предмет его обширной переписки с Герценом и другими друзьями, напеч. в 90-х гг. в «Русской Мысли». Несколько раз менялись основы «системы»; в последнем своем фазисе Огаревское «мироведение» объясняло происхождение вселенной по закону тройственности – сущность, идея и осуществление идеи в жизни человечества. О. брался «показать в каждой отдельной эпохе, в каждом народе, в каждом моменте древности и христианства тот же закон тройственности». Он набрасывал также планы общественного устройства, в котором эгоизм должен был гармонично сочетаться с самопожертвованием. Чтобы не огорчать близких, О. стал бывать довольно часто в пензенском «свете» и в этой неподходящей для него среде нашел себе жену в лице родственницы пензенского губернатора Панчулидзева, М. Л. Милославской – женщины, оказавшей роковое влияние на всю жизнь О. Бедная сирота, она должна была сама себе пробивать дорогу – и это совершенно извратило ее нравственную природу, не лишенную хороших задатков. Умная и интересная, она на первых порах очаровала не только самого О., но и проницательного Герцена и других друзей мужа. Быстро поняв общий душевный строй О. и его кружка, она сумела сделать вид, что понимает жизнь исключительно как подвиг и стремление к идеалу. Но стоило ей только побывать в столицах, где она выхлопотала О. освобождение, и присмотреться к соблазнам столичной жизни, чтобы в ней проснулись порочные инстинкты. Огромное состояние, полученное О. в конце 30-х годов, окончательно разнуздало ее страсти, и вскоре она, уехав с О. заграницу, покрыла позором его имя рядом скандальных похождений. О. был бесконечно снисходителен, согласился даже признать прижитого женой ребенка, давал ей беспрекословно десятки тысяч ежегодно, но жизнь его была разбита и в нем навсегда заглохли личные интересы и стремление к личному счастью. В конце 40-х гг. он нашел подругу в семье пензенских помещиков Тучковых и обвенчался с нею в средине 50-х гг., после смерти первой жены. В 1856 г. О. окончательно покинул Россию и, вскоре примкнув к деятельности Герцена, вместе с ним стал во главе русской эмиграции. Огромное состояние его к тому времени почти растаяло. Получив наследство, заключавшееся в населенных имениях, О. тотчас же решил освободить своих крестьян на самых льготных условиях. Ему досталось, между прочим, громадное село на Оке, Белоомуты, с 10000 десятин строевого леса. Между белоомутцами было несколько управляющих по откупам, предлагавших О. по 100000 р. за вольную. Но О. не захотел воспользоваться своим правом и устроил выкуп всех белоомутцев на столь выгодных для них и столь невыгодных для него условиях, что общая выкупная сумма за село, стоившее по меньшей мере 3 – 4 миллиона, составила едва 500000 р. Самое печальное в этой сделке было то, что она не достигла цели, ради которой О. приносил такую жертву: выгодами выкупа воспользовались только богачи, державшие в кабале бедных сельчан, которые теперь попали в еще худшее положение. Очень большое и после выкупа Белоомутов состояние исчезало быстро, как вследствие мотовства жены О. и беспорядочности его самого, так и вследствие пожара бумажной фабрики, устроенной им для блага крестьян других своих имений. Деятельность О. в качестве эмигранта не ознаменована ничем выдающимся; его вялые статьи в «Колоколе» и экономические поэмы ничего не прибавляли к влиянию газеты Герцена. В эпоху упадка влияния Герцена многие действия последнего, на которые он шел неохотно, были предприняты под влиянием О., не смотря на свое добродушие всегда поддававшегося самым крайним теориям. Так, под влиянием О. состоялась странная попытка союза русской свободомыслящей эмиграции с румынскими старообрядцами, и О. стал во главе выходившего в начале 60-х гг. «Веча». Под давлением О. Герцен, против своего желания, отдал глубоко ему антипатичному Нечаеву капитал, предоставленный одним русским в распоряжение Герцена для революционных целей. Конец жизни О. был очень печален. Больной, без всяких средств, запутавшись в своих отношениях и со второй женой, отчасти став в ложное положение по отношению к Герцену, он жил на небольшую пенсию, сначала от Герцена, а после смерти последнего – от семьи его. Человек крайне скромный, застенчивый, хотя и полный веры в свое призвание, Огарев неотразимо действовал на всякого, кто был чуток к душевной красоте. Вокруг него всегда создавался особый «Огаревский культ», в его присутствии люди становились лучше и чище. Герцен говорил, что «жизненным делом О. было создание той личности, какую он представлял из себя». Человек обширного энциклопедического образования, О. действовал на своих знаменитых друзей и умственным богатством своим. В значительной степени напоминая всею своею личностью Станкевича, О., мало продуктивный в печати, влиял личной беседой, делясь богатым запасом своих знаний, давая широкие обобщения, высказывая яркие мысли и притом часто в очень ярких образах. Отсутствие выдержки и усидчивости, беспредметная мечтательность, лень и привычка к жизни изо дня в день, без определенной цели, помешали творчеству О. развернуться в полном объеме. Тем не менее, небольшая книжка его стихотворений отводит ему очень видное место в ряду второстепенных поэтов наших. О. поэт совсем особого рода – в одно и тоже время и глубоко искренний, и совершенно лишенный непосредственности. Он представитель исключительно рефлективной поэзии, того, что немцы называют Grubeleien. Стих его музыкален и мелодичен: О. был страстный музыкант и всегда томился желанием выразить сладко наполнявшие его душу неопределенные «звуки» («Как дорожу я прекрасным мгновеньем! музыкой вдруг наполняется слух, звуки несутся с каким-то стремленьем, звуки откуда-то льются вокруг. Сердце за ними стремится тревожно, хочет за ними куда-то лететь, в эти минуты растаять бы можно, в эти минуты легко умереть»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200