Он считал ее не совсем нормальной… оно любили.
Она была женщиной, космически далекой от земной логики, житейской мудрости скучных людей, как грешный ангел, кружа и ниспадая в глубину порочного желания посвятить свою жизнь этому угрюмому преступнику. Господь терпеливо ждал, покачни я блудничал – и еще не был изречен Его Суд, потоми падение казалось взлетом, овеянным благодатным настроением.
Все овеяно тайной и приятной, но щекотливо острой гармонией, когда взгляды заменяют слова.
…Она была женщиной, космически далекой от земной логики, не забывая при этом уносить с собой ведро с испражнениями беглого вора. Опустив глаза, чтобы не видеть его бессильного стыда.
Ровно через полгода после знаменитого побега черный «ЗИМ» Шитова доставил в Магаданский аэропорт жену полковника и секретного порученца, поразительно похожего на дослужившегося до капитана Христа.
В левой руке офицер держал портфель, опломбированный, согласно инструкции по хранению и перевозке документов, двумя металлическими пломбами, правая находилась в кармане хорошо подогнанной шинели.
…Все обговорено: он должен застрелить, если будет опознан, вначале таможенника, затем – ее и себя. "Так они решили, еще не связанные звучащими клятвами любви и физической близостью. Каждый уже прошел свое личное испытание, стал причастником преступления общего, имя которому было – любовь. Следующее, опять же совместное, могло кончиться смертью. Они, однако, рискуют с таким естественным спокойствием, точно счастливые жители Будущего Небесного Града.
Слепцы…
– Здравствуйте, Вера Игнатьевна! – козыряет молодой женщине таможенник в засаленном френче и с положенной для начальства улыбкой.
– Здравствуйте, Липатов! Капитан Зафесов выполняет поручение полковника Шитова. Вот его билет и поручение.
– Зафесов? – Таможенник наморщил лоб, вспомнил: в каком журнале значится эта фамилия, раскрыл и попросил расписаться в графе вылета.
Подписи совпали. Сомнения остались. Без причины. И женщина это заметила. Она сказала несколько раздраженным голосом:
– Полковник срочно выехал в Сусуман с московскими товарищами, просил обеспечить порученцу приличное место в самолете. Найти полковника в Сусумане можно по номеру прииска «Коммунар». Звоните!
– Ну, что вы, Вера Игнатьевна! В краску меня ввели.
Они стояли на пороге смерти, были удивительно красивы какой-то вдохновенной красотой. Но почему-то этому факту старый служака не придал значения.
Возможно, он никогда не любил или любил что-нибудь преходящее: службу, Сталина, Коммунистическую партию, те же тихие пьянки после работы в обществе жены, старшины Пидорко, приглашенной на должность вахтера.
– Ах! – говорила она, заламывая пухленькие ручки, совсем как Сильва из Хабаровской оперетты. – Что делаю?! Что делаю?! – Я старая больная женщина!
Эта фраза повторялась неизменно при каждом новом свидании, когда бдительный Пидорко уходил на внезапные проверки подчиненных, зажигая в Липатове тоже опереточное чувство. Он хватал ее за мясистые бедра, шептал, дыша чесноком и водкой:
– Да ты еще хоть куда баба! Я бы на тебе даже женился, нельзя: из партии выгонят…
Любой гражданин, покидавший Магаданский порт, подвергался самому тщательному досмотру, проверке документов с наведением, при случае, необходимых справок.
Липатов окинул булыжным взглядом Зафесова и вдруг подумал, что где-то видел это лицо со всепрощающими глазами и мягко очерченным носом, слегка нависающим над твердой линией рта.
Пауза затянулась, капитан направил через карман ствол нагана в таможенника. Тот все вспоминает, пролистывая страницы памяти, пока, наконец, она не уводит его в детство, где он с облегчением находит двойника:
«Тьфу ты! – Липатов облегченно вздыхает. – Он же на Бога похож! Вылитый Христос! Тот чуть подобрее. Перепугался – думал, что путное…»
– … Можете быть спокойны. Вера Игнатьевна: поручение полковника будет выполнено. Есть место в первом салоне.
– Мне что беспокоиться? – спрашивает она сонным голосом. – У меня своих дел хватает. До свидания, Липатов. До свидания, капитан!
Зафесов, кивнув, без единого слова шагает за таможенником, еще держа палец на спуске…
Через три дня Вера Игнатьевна все рассказала мужу. Как на исповеди: с побудительными мотивами, но без раскаянья и надежды на прощение. Он слушал, потягивая из хрустальной рюмки теплый коньяк, издеваясь над своим рогатым оптимизмом. Илья Герасимович был уже седой, грузноватый чиновник, четверть века отслуживший на Колыме. Старый чекист ежедневно сталкивался с самыми низкими проявлениями человеческой натуры, имел опыт принятия самых беспощадных решений. Чему он мог удивиться? Измене совсем еще юной жены? Смешно! Ее просто не было.
И бандита Берадзе на чердаке дома тоже не было. Рекс успокоился, он уже больше не лает, задрав вверх морду.
Огорчало другое: в этой тихой, навсегда покидающей его женщине жило что-то до боли земное, настоящее, что нельзя почувствовать беспечно равнодушным сердцем служаки, но можно понять, потеряв…
Ее больше никогда не будет рядом. Полковник подумал о пистолете в левом ящике письменного стола, но открыл правый ящик и достал валидол. Ее больше никогда не будет…
Всю долгую безупречную службу Илья Герасимович бдительно стоял на страже своего сердца, не допуская его к решению человеческих судеб, оттого разум был по-хозяйски расчетлив, угодлив и жесток. Сейчас оно просило сделать исключение…
…Утром следующего дня они прощались: Вера Игнатьевна улетала на материк к заболевшей матери.
Полковник проводил супругу к трапу самолета, склонив голову, поцеловал ее холодную руку.
Прошло две недели с момента отлета Веры Игнатьевны, и якут Иннокентий Чирков привез начальнику отдела по борьбе с бандитизмом Морабели кисть Вахтанга Берадзе. Непривычно трезвый, сосредоточенный охотник ответил на все вопросы дотошного Важи Спиридоновича, поставил свою подпись под протоколом, получил вознаграждение и, загрузив спиртом легкие нарты, умчался обратно в стойбище. Чья-то верная пуля нашла Иннокентия на спуске с перевала Шуктуй, но в Магадане об этом узнали только через полгода, когда труп охотника вытаял из-под снега, обглоданный голодными лисами.
Смерть Иннокентия успокоила Морабели: теперь он знал точно – кисть принадлежала Берадзе. Можно было со спокойной совестью сдать дело в архив.
Тем временем Вахтанг с Верой Игнатьевной соединили свои судьбы. Их обвенчал сельский священник, после чего молодые поселились высоко в горах, куда никогда, не ступала нога Закона. Вечером они трогали руками небо, утром опускали, руки в студеный ручей, и он уносил с охотой их небесное рукопожатие земным людям. Слов было по-прежнему мало, да и нужны ли слова в раю…
Пройдет тридцать лет, прежде чем она закроет глаза удивительному художнику и будет жить одна среди его картин, зажигая перед ними, как перед иконами, свечи. На стол Вера Игнатьевна ставит две чашки и две кружки. Она знает: он не мог ее покинуть, просто переменил состояние, разве в этом дело? Главное, что рядом…
…Рулетка, запущенная недобрым гением Аркадия Ануфриевича Львова, продолжала крутиться, еще два участника игры, поставившие на один номер, разделили выигрыш пополам. Майор Лисин застрелился у себя дома в канун Великого Октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116