Бога ради – лежи па полу, говнюк. Начнешь блевать – не захлебнись, Артист Иванович!..
– Домой хочу, – неожиданно твердым голосом сказал Лешка, по-детски свернулся на полу клубочком и закрыл глаза.
– Не спи, не спи, Лешенька... – по-бабьи причитал Гриша. – Так ведь поддатому можно и не проснуться!
Лешка с трудом открыл глаза, посмотрел сквозь Гришу Гаврилиди и прошептал:
– Ах, если бы...
* * *
... Ранним утром Лешка проснулся в своей постели от бодрого голоса Гриши Гаврилиди.
– Вставай, страна огромная, вставай па смертный бой с фашистской силой темною, с немецкою ордой!..
Лешка продрал опухшие глаза, криво усмехнулся:
– Как выразился бы мой покойный дедушка Натан Моисеевич: «Чтоб эта песенка сегодня была актуальной – таки нет!»
– И он был бы совершенно прав! – крикнул Гриша. – Вставай, Леха, завтрак на столе!
... Потом сидели за столом – ели сосиски, пили кофе...
– Помнишь, в еврейской гемайнде выступали? Ну, в общине ихней? – возбужденно говорил Гриша.
– Ну, помню.
– Я, конечно, не говорил тебе об этом, но... Ты же не просыхал все это время! А сегодня наконец решил больше не тянуть: я там в антракте узнал у одного пейсатого все, что тебе нужно!
– Да мне ничего от них не нужно, – отмахнулся Лешка.
– Слушай сюда, шлемазл! Ты должен позвонить в Ленинград и попросить свою мамашу, чтобы она срочно выслала тебе дубликат своей метрики, где написано, что она еврейка! Тогда тебя примет местная еврейская община, и... мы – в порядке!.. У них там если мать – еврейка, таки нет проблем!..
Лешка рассмеялся.
– И шо ты ржешь? – удивился Гриша.
Лешка обмакнул сосиску в горчицу и ответил:
– Помнишь, я рассказывал тебе про ту демократическую немку-поблядушку, из-за которой я и влип во все это дерьмо? Ты с ней мог бы работать парный конферанс. Она мне говорила то же самое. Только с немецким акцентом.
– Таки бляди почти всегда правы! – воскликнул Гриша.
Лешка отложил сосиску в сторону, прихлебнул кофе, сказал серьезно:
– Все-таки ты очень невнимательный человек, Гаврилиди... Ты меня знаешь уже три месяца, а до сих пор не можешь понять, что я никогда в жизни не пойду на это. Даже если буду подыхать...
– Аи, бросьте! Мне бы маму-еврейку – мне бы цены не было! – мечтательно произнес Гриша. – Как я фрайернулся перед той туристской поездкой от Николаевского горкома партии!.. Почему не купил еврейские документы, идиот?! Нужны мне эти мои греки в десятом колене, как зайцу триппер... Ты-то хоть не будь кретином, позвони в Ленинград! Получишь ихний статут...
– Статус, – поправил его Лешка.
– Нехай так... Получишь ихний статус, я тебя главным раввином города сделаю! И как в том анекдоте, будешь еще немного прирабатывать русскими романсами. Бабок намолотим – немерено!
– Да, насчет бабок: дай пятнадцать марок. Отдам в пятницу.
– Зачем? – насторожился Гриша.
– Смотаюсь в лавочку за пузырьком и закусевичем.
– А вот это ты видел?! – Под носом у Лешки появилась фига из толстых волосатых пальцев Гриши Гаврил иди.
– Отлично, – сказал артист Самошников. – Когда у нас выступление в Центре русской культуры?
– В пятницу, в восемь.
– Прекрасно! И по сколько на рыльце?
– Всего сто пятьдесят марок. По семьдесят пять. – Гриша занервничал. – Но если ты настаиваешь, я отдаю тебе девяносто, а себе оставляю шестьдесят. Идет?
– Нет, – решительно сказал Лешка. – Ты оставляешь себе все сто пятьдесят. Но за них ты сыграешь на гитаре, споешь все романсы и сам будешь читать Пастернака и Заболоцкого. Да, и не забудь освежить в памяти последний монолог Чацкого. Я его как раз собирался исполнять в пятницу. А теперь вали отсюда!
* * *
... Через час Алексей Сергеевич Самошников уже лыка не вязал.
– Очнись, Леха... Очнись, чтоб тебе пусто было! – чуть не плакал Гриша Гаврилиди. – Ой, Боженька ж ты мой, надо же было так быстро нажраться!.. Ни за жизнь не поговорить, ничего... Ты хоть слышишь меня, байстрюк?!
Лешка поднял на Гришу бессмысленные глаза и что-то силился сказать. Но не смог. Помотал головой, попытался выпрямиться и снова уронил голову на грудь.
Собрался с силами, подпер подбородок руками, положил локти на стол и медленно сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Знаешь, Гриня... Уже несколько раз... Мальчик с голубыми глазами. Не то снится, не то – наяву... На Толика нашего немножко похож. Только волосики беленькие... И рюкзачок. У Толика рюкзака не было. Он у меня как-то мой попросил... а я не дал, сволочь.
– Хорошо, хорошо, Лешенька! Пусть будет мальчик, рюкзак, волосики беленькие!. Но пить больше не будем, да? Хорошо? А я тебе сейчас чайку зелененького с жасминчиком замастырю – о-о-очень оттягивает!..
Но тут вдруг Лешка выпрямился над столом, огляделся, спросил почти трезвым голосом:
– А где этот пацанчик с голубыми глазами? Он же только что был здесь!
Гриша в отчаянии схватил бутылку «Корна», стал яростно выплескивать водку в раковину:
– Все!!! Докушались!.. Уже черти мерещатся!.. И уже не в первый раз! А этот твой мальчик – не с хвостом и рогами был?!
Возникла томительная пауза. Потом Лешка положил голову на стол и, засыпая, негромко произнес:
– Нет... Обычный пацанчик. Но один раз... Ты только не смейся, Гриня. Один раз мне привиделись у него за спиной большие белые крылья...
Лешка тут же уснул. Гриша в ужасе схватился за голову.
... А на лестничную площадку, рядом с входной дверью в Лешкину квартиру, СКВОЗЬ СТЕНУ протиснулся двенадцатилетний Ангел в джинсах и с рюкзачком за плечами.
Одной рукой он отряхивал свою курточку от известковой пыли, а другой – тыльной стороной ладони – утирал злые слезы Ангельского бессилия перед Человеческими пороками...
* * *
Но тут на лестничную площадку типового немецкого блочного дома вдруг ворвались звуки несущегося по рельсам поезда...
...и лестничная площадка стала неумолимо превращаться в железнодорожное...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– Владим Владимыч... Владимир Владимирович! – послышался голос Ангела. – Открывайте, открывайте глаза. Скоро Бологое...
В.В. повернулся на бок, лицом к Ангелу. И открыл глаза.
Первое, что он увидел, – это красивый широкий стакан, до половины наполненный джином со пьдом, стоявший па краю купейного столика, как раз на уровне его открывшихся глаз.
– Я подумал, что, вернувшись Оттуда, вам захочется слегка взбодрить себя и... – с улыбкой сказал Ангел.
– Спасибо, друг мой Ангел, – сказал В.В. – А не смогли бы вы мне поменять джин на кружку простого горячего и крепкого чая?
– Уже, – сказал Ангел.
И в то же мгновение В.В. увидел, как джин исчез, а на его месте возникли чай, сахар, лимон и маленькие крекеры!
– На Лешку насмотрелись? – сочувственно спросил Ангел.
– Угу... – ответил В.В., соединяя чай, лимон и сахар воедино. – А как вы про соленые крекеры узнали? Я их очень люблю!..
– Ну, о таких пустяках говорить всерьез просто совестно!
– Скажите, Ангел, – сказал В.В., прихлебывая чай. – Вот когда Лешка говорил Грише про маленького голубоглазого пацанчика, он вас действительно видел или это был сдвиг его одурманенного сознания? Так сказать, обычный алкогольный психоз, как и думал Гриша Гаврилиди...
– Нет, Владим Владимыч, тут я сам завалил ухо. Потерял над собой обязательный в таких случаях контроль и нечаянно явил себя Лсшкиным глазам. Чего, конечно, делать не следовало. А еще раза три подвела небрежность с включением и отключением моей Видимости и Невидимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Домой хочу, – неожиданно твердым голосом сказал Лешка, по-детски свернулся на полу клубочком и закрыл глаза.
– Не спи, не спи, Лешенька... – по-бабьи причитал Гриша. – Так ведь поддатому можно и не проснуться!
Лешка с трудом открыл глаза, посмотрел сквозь Гришу Гаврилиди и прошептал:
– Ах, если бы...
* * *
... Ранним утром Лешка проснулся в своей постели от бодрого голоса Гриши Гаврилиди.
– Вставай, страна огромная, вставай па смертный бой с фашистской силой темною, с немецкою ордой!..
Лешка продрал опухшие глаза, криво усмехнулся:
– Как выразился бы мой покойный дедушка Натан Моисеевич: «Чтоб эта песенка сегодня была актуальной – таки нет!»
– И он был бы совершенно прав! – крикнул Гриша. – Вставай, Леха, завтрак на столе!
... Потом сидели за столом – ели сосиски, пили кофе...
– Помнишь, в еврейской гемайнде выступали? Ну, в общине ихней? – возбужденно говорил Гриша.
– Ну, помню.
– Я, конечно, не говорил тебе об этом, но... Ты же не просыхал все это время! А сегодня наконец решил больше не тянуть: я там в антракте узнал у одного пейсатого все, что тебе нужно!
– Да мне ничего от них не нужно, – отмахнулся Лешка.
– Слушай сюда, шлемазл! Ты должен позвонить в Ленинград и попросить свою мамашу, чтобы она срочно выслала тебе дубликат своей метрики, где написано, что она еврейка! Тогда тебя примет местная еврейская община, и... мы – в порядке!.. У них там если мать – еврейка, таки нет проблем!..
Лешка рассмеялся.
– И шо ты ржешь? – удивился Гриша.
Лешка обмакнул сосиску в горчицу и ответил:
– Помнишь, я рассказывал тебе про ту демократическую немку-поблядушку, из-за которой я и влип во все это дерьмо? Ты с ней мог бы работать парный конферанс. Она мне говорила то же самое. Только с немецким акцентом.
– Таки бляди почти всегда правы! – воскликнул Гриша.
Лешка отложил сосиску в сторону, прихлебнул кофе, сказал серьезно:
– Все-таки ты очень невнимательный человек, Гаврилиди... Ты меня знаешь уже три месяца, а до сих пор не можешь понять, что я никогда в жизни не пойду на это. Даже если буду подыхать...
– Аи, бросьте! Мне бы маму-еврейку – мне бы цены не было! – мечтательно произнес Гриша. – Как я фрайернулся перед той туристской поездкой от Николаевского горкома партии!.. Почему не купил еврейские документы, идиот?! Нужны мне эти мои греки в десятом колене, как зайцу триппер... Ты-то хоть не будь кретином, позвони в Ленинград! Получишь ихний статут...
– Статус, – поправил его Лешка.
– Нехай так... Получишь ихний статус, я тебя главным раввином города сделаю! И как в том анекдоте, будешь еще немного прирабатывать русскими романсами. Бабок намолотим – немерено!
– Да, насчет бабок: дай пятнадцать марок. Отдам в пятницу.
– Зачем? – насторожился Гриша.
– Смотаюсь в лавочку за пузырьком и закусевичем.
– А вот это ты видел?! – Под носом у Лешки появилась фига из толстых волосатых пальцев Гриши Гаврил иди.
– Отлично, – сказал артист Самошников. – Когда у нас выступление в Центре русской культуры?
– В пятницу, в восемь.
– Прекрасно! И по сколько на рыльце?
– Всего сто пятьдесят марок. По семьдесят пять. – Гриша занервничал. – Но если ты настаиваешь, я отдаю тебе девяносто, а себе оставляю шестьдесят. Идет?
– Нет, – решительно сказал Лешка. – Ты оставляешь себе все сто пятьдесят. Но за них ты сыграешь на гитаре, споешь все романсы и сам будешь читать Пастернака и Заболоцкого. Да, и не забудь освежить в памяти последний монолог Чацкого. Я его как раз собирался исполнять в пятницу. А теперь вали отсюда!
* * *
... Через час Алексей Сергеевич Самошников уже лыка не вязал.
– Очнись, Леха... Очнись, чтоб тебе пусто было! – чуть не плакал Гриша Гаврилиди. – Ой, Боженька ж ты мой, надо же было так быстро нажраться!.. Ни за жизнь не поговорить, ничего... Ты хоть слышишь меня, байстрюк?!
Лешка поднял на Гришу бессмысленные глаза и что-то силился сказать. Но не смог. Помотал головой, попытался выпрямиться и снова уронил голову на грудь.
Собрался с силами, подпер подбородок руками, положил локти на стол и медленно сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Знаешь, Гриня... Уже несколько раз... Мальчик с голубыми глазами. Не то снится, не то – наяву... На Толика нашего немножко похож. Только волосики беленькие... И рюкзачок. У Толика рюкзака не было. Он у меня как-то мой попросил... а я не дал, сволочь.
– Хорошо, хорошо, Лешенька! Пусть будет мальчик, рюкзак, волосики беленькие!. Но пить больше не будем, да? Хорошо? А я тебе сейчас чайку зелененького с жасминчиком замастырю – о-о-очень оттягивает!..
Но тут вдруг Лешка выпрямился над столом, огляделся, спросил почти трезвым голосом:
– А где этот пацанчик с голубыми глазами? Он же только что был здесь!
Гриша в отчаянии схватил бутылку «Корна», стал яростно выплескивать водку в раковину:
– Все!!! Докушались!.. Уже черти мерещатся!.. И уже не в первый раз! А этот твой мальчик – не с хвостом и рогами был?!
Возникла томительная пауза. Потом Лешка положил голову на стол и, засыпая, негромко произнес:
– Нет... Обычный пацанчик. Но один раз... Ты только не смейся, Гриня. Один раз мне привиделись у него за спиной большие белые крылья...
Лешка тут же уснул. Гриша в ужасе схватился за голову.
... А на лестничную площадку, рядом с входной дверью в Лешкину квартиру, СКВОЗЬ СТЕНУ протиснулся двенадцатилетний Ангел в джинсах и с рюкзачком за плечами.
Одной рукой он отряхивал свою курточку от известковой пыли, а другой – тыльной стороной ладони – утирал злые слезы Ангельского бессилия перед Человеческими пороками...
* * *
Но тут на лестничную площадку типового немецкого блочного дома вдруг ворвались звуки несущегося по рельсам поезда...
...и лестничная площадка стала неумолимо превращаться в железнодорожное...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– Владим Владимыч... Владимир Владимирович! – послышался голос Ангела. – Открывайте, открывайте глаза. Скоро Бологое...
В.В. повернулся на бок, лицом к Ангелу. И открыл глаза.
Первое, что он увидел, – это красивый широкий стакан, до половины наполненный джином со пьдом, стоявший па краю купейного столика, как раз на уровне его открывшихся глаз.
– Я подумал, что, вернувшись Оттуда, вам захочется слегка взбодрить себя и... – с улыбкой сказал Ангел.
– Спасибо, друг мой Ангел, – сказал В.В. – А не смогли бы вы мне поменять джин на кружку простого горячего и крепкого чая?
– Уже, – сказал Ангел.
И в то же мгновение В.В. увидел, как джин исчез, а на его месте возникли чай, сахар, лимон и маленькие крекеры!
– На Лешку насмотрелись? – сочувственно спросил Ангел.
– Угу... – ответил В.В., соединяя чай, лимон и сахар воедино. – А как вы про соленые крекеры узнали? Я их очень люблю!..
– Ну, о таких пустяках говорить всерьез просто совестно!
– Скажите, Ангел, – сказал В.В., прихлебывая чай. – Вот когда Лешка говорил Грише про маленького голубоглазого пацанчика, он вас действительно видел или это был сдвиг его одурманенного сознания? Так сказать, обычный алкогольный психоз, как и думал Гриша Гаврилиди...
– Нет, Владим Владимыч, тут я сам завалил ухо. Потерял над собой обязательный в таких случаях контроль и нечаянно явил себя Лсшкиным глазам. Чего, конечно, делать не следовало. А еще раза три подвела небрежность с включением и отключением моей Видимости и Невидимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80