– А Тольке хорошо бы морду набить!..
Фирочка с сомнением посмотрела на худенького полковника в трусах и робко произнесла:
– Коля... Ты же сам был на Зимнем стадионе, когда он выиграл юношеское первенство республики по борьбе в среднем весе... В нем же семьдесят два килограмма страшных мускулов! Это в пятнадцать-то лет... Умоляю тебя, будь осторожен, Коля!
– Тоже верно... – пробормотал полковник Петров. Вытащил из холодильника свежее пиво и раздраженно произнес:
– Интересно, где они сейчас-то болтаются? Лидке теперь, в ее положении, по жаре шастать категорически противопоказано!
– Они еще в шесть утра в деревню уехали, – сказала Фирочка.
– Поместье свое осваивают, – пояснила Наталья Кирилловна.
ДЕРЕВНЯ. ДОМ ТОЛИКА САМОШНИКОВА. ДЕНЬ, ЖАРА...
Бывший дом покойного Вани Лепехина, полноправным владельцем которого теперь являлся гражданин Самошников Анатолий Сергеевич...
...стоял на пригорке, откуда вся деревня, вместе с неказистой церквушкой, бывшим сельсоветом и почти развалившимся клубом, просматривалась как на ладони.
Когда-то, много лет назад, этот дом строился, наверное, как «господский» и поэтому был совсем не похож на остальные деревенские дома.
Он стоял на внушительном приусадебном участке, огороженном древним покосившимся плетнем.
Дом был большим, просторным, но уж очень заброшенным и обветшалым. Непонятно было, как в нем можно сейчас жить...
Однако над домом уже вился дымок...
... Лидочка в одних трусиках и лифчике, но в хозяйственном переднике...
...носит еду из глубины дома на полусгнившую веранду...
...и кричит оттуда:
– Толька, иди завтракать!..
– Иду! – кричит ей в ответ Толик.
Под тремя большими старыми и очень густыми деревьями взмыленный жарой и работой Толик-Натанчик роет могилку для четырех урн...
Он уже по пояс в узкой и длинной могилке, а все копает и копает...
...и земля вылетает из могилки веером с лопаты Толика...
Лидочка не выдерживает, спускается с веранды, идет через участок под палящим солнцем к Толику и говорит обиженно:
– Толинька... Ну, все же остывает!
– Иду, иду, котик... – отвечает ей взмокший Толик.
Лидочка заглядывает в могилку, спрашивает:
– Мы же урны будем хоронить... Зачем такая глубокая?
Толик выпрямился в яме, устало оперся о черенок лопаты, посмотрел на Лидочку и сказал:
– А чтобы им всем четверым там спокойнее было. А сверху сирень посадим. Бабуля сирень обожала...
Сквозь кроны деревьев на Лидочку падало солнце.
– Уйди в тень, – сказал ей Толик.
И вдруг, почти слово в слово, повторил фразу, сказанную в Петербурге Николаем Ивановичем:
– Тебе теперь, в твоем положении, шастать по жаре категорически противопоказано!..
Лидочка собралась что-то ответить, но из-за плетня раздался голос:
– Эй! Господин-товарищ-барин! Самошников... иди, как тебя тама? Иди-ка сюды!..
– Кто там? – настороженно спросил Толик у Лидочки.
Толик из ямы не видел кричащего человека.
– Да опять этот алкаш участковый, – сплюнула Лидочка. – Теперь точно все остынет!
Толик бросил лопату, выпрыгнул из ямы. Пошел к плетню...
– Здравствуйте, Семен Васильевич, – сказал Толик.
– Здорово, коль не шутишь, – сказал участковый. – Хоша здоровье поправить бы не мешало...
Было участковому лет сорок пять.
Выглядел он достаточно живописно: босиком, в форменных брюках, закатанных до колен; рубашка с погонами младшего лейтенанта была завязана на тощем теле вокруг пояса рукавами, но на голове торжественно восседала новенькая милицейская фуражка!
Через плечо у него была перекинута рыболовная сеть, набитая свежескошенной травой, а на плече участковый нес косу-литовку...
– Я говорю – здоровье поправить бы не мешало! – повторил участковый. – А то вот коровке покосил, так дух вон и лапти кверху! Поправиться есть чего?
Участковый положил скошенную траву на землю, а косу прислонил к плетню. Приготовился к разговору.
– Не пью, – скучно ответил Толик. – Может, покушаете с нами?
– Больно нужно!.. – презрительно сказал участковый. – Чего мне, жрать нечего?! Я – должностное лицо, а ты мне чё предлагаешь?! Так и во второй раз загреметь недолго... Ты у мене смотри!
У Толика желваки заходили под скулами. Сзади подошла Лидочка – в купальных трусиках, лифчике и кухонном переднике.
– Семен Васильевич, а у вас в клубе по вечерам хоть танцы бывают?
Стараясь не смотреть на полуголую Лидочку, участковый строго сказал:
– Кому танцевать-то? Бабке Груше да деду Павлуше? А ты в таком виде по деревне ходить не имеешь никакого права! Вот оформлю за моральное разложение...
Но Лидочка только улыбнулась, спросила:
– А что, молодежи в деревне разве нет?
– Откуль ей взяться? Кто спилси, кто срока отбывает, кто в Питер подался... Или еще куды. Чего копаете то?
– Урны с прахом родных захоронить хочу.
– Чего-о?! – Участковый не поверил своим ушам. – А кто же это вам такое безобразие позволит?!
– А я ни у кого и спрашивать не буду, – жестко сказал Толик.
– Ой, еще как будешь-то!.. А то он, вишь ли, не пьет, не курит, приехал сюды, сопляк, свои порядки устанавливать!.. Счас сельсовет соберем...
– Нету у вас уже давно ни черта! Как эСэСэСэР не стало, так все ваши сельсоветы и накрылись, – сказала Лидочка. – Ходят по деревне три пьяных старых обалдуя, сутками не просыхают и похваляются: «Я был председателем! А я в парткоме!» А третий еще где-то... Шли бы вы от нашего дома подальше! Идем, Толик, завтрак стынет.
– Ну, поглядим сейчас!.. – вконец разозлился участковый. – Ну, посмотрим – чей верх будет!.. А то кажный уголовник, вишь ли...
– Правда, Семен Васильевич, – нехорошо ухмыльнулся Толик. – Шли бы вы отсюда по холодку. Мы вас не трогаем, и вы к нам не цепляйтесь. Пошли, Лидуня...
– От мы те счас покажем! Мы тебе предъявим... Не у себя в городе! Тута еще Совецка власть имеется!.. Никуды она не делась!!! – возмущенно прокричал участковый. – А надо будет, и с районом свяжемся!..
Он перекинул через плечо старую сеть, набитую скошенной травой, подхватил свою косу и быстро пошел в сторону деревни.
... Когда Толик вытирал куском хлеба остатки яичницы со сковороды, прихлебывая из граненого стакана молоко...
...к плетню со стороны деревни подошли пять человек.
Троим было лет по шестьдесят, и они все были уже не очень трезвы.
Четвертым был участковый – без косы и сетки с травой, зато в сапогах, при полной форме и с картонной папкой в руке.
Пятым был священник – отец Гурий.
Маленький, худенький, жалкий, вконец обнищавший сельский попик, и от этого ему можно было дать на вид и пятьдесят лет, и восемьдесят...
– Ну-ка, герой-уголовничек, выходи-ка сюда! – крикнул через плетень один из нетрезвых стариков. – Счас мы тебе растолкуем, что такое сельская жизнь, дачничек, и какие в ей порядки! Выходи, не бойся!..
А второй старик неожиданно спьяну запел:
– На бой кровавый, святой и правый, марш-марш впере-о-од, советский народ!..
Третий деловито стал выворачивать кол из плетня, приговаривая:
– Вот я ему счас колом промеж ушей перетяну, он у нас враз все поймет!..
Участковый испуганно оттащил старика от плетня.
– Потапов! Ты чего при мне безобразия строишь?.. Не в парткоме! А то не посмотрю и привлеку! По всей строгости... Самошников! Иди-ка сюды...
– Минутку! – крикнул им Толик. – Лидуня, дай штаны и куртку.
Лидочка молча принесла ему синий тренировочный костюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80