«Ваше преосвященство, вот вы такой известный ученый, философ, современный человек, вы сами-то в Бога веруете?» А он и ответил: «Я сопровождаю уходящую из мира идею, и в этом моя общественная функция». Сейчас, Толя, времена сильно изменились... Поэтому я скажу тебе так: в наступающие дни Беззакония и Неверия я должен защищать возрождающуюся идею Веры, полагая это не только священным, но и своим чисто человеческим долгом... Не очень сложно?
– Ну чего ж тут сложного, Михаил Александрович? – улыбнулся Толик-Натанчик. – Нужно просто кому то очень-очень верить... Так?
На мгновение отец Михаил устыдился своей нечаянной высокопарности и честно ответил:
– Да. И пожалуй, прав ты!..
конец одиннадцатой серии
Двенадцатая серия
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА. У ЧАСОВНИ. ДЕНЬ
... На фоне взволнованной колонии в связи с приездом большого количества важных милицейских и наробразовских гостей из Ленинграда и области для торжественного объявления частичной и выборочной амнистии и освящения новой часовни...
...схоронившись за стенкой часовни, стояли священник местного прихода отец Михаил и Толик-Натанчик Самошников.
– Спасибо вам за все, Михаил Александрович, – говорил Толик. – Пацаны слышали, как вы с начальником колонии про мою амнистию говорили...
– Ладно, ладно, – отвечал ему священник. – Дай тебе Господь, Анатолий, разума, спокойствия и Веры.
– Михаил Александрович, а можно я на прощание спрошу вас?.. Только вы не обижайтесь на меня.
– Спрашивай, конечно.
Видно было, что Толику трудно задать этот вопрос...
– Вот вы, Михаил Александрович, университет окончили, исторический факультет...
– И Духовную академию тоже, – улыбнулся отец Михаил.
– Хорошо, пускай... А вот вы сами в Бога верите?
Отец Михаил помолчал, подумал и ответил:
– Сразу после войны одного нашего священнослужителя спросили на каком-то международном конгрессе: «Ваше преосвященство, вот вы такой известный ученый, философ, современный человек, вы сами в Бога то веруете?» А он и ответил: «Я сопровождаю уходящую из мира идею, и в этом моя общественная функция». Сейчас, Толя, времена сильно изменились... Поэтому я скажу тебе так: в наступающие дни Беззакония и Неверия я должен защищать возрождающуюся идею Веры, полагая это не только священным, но и своим чисто человеческим долгом... Не очень сложно?
– Ну чего ж тут сложного, Михаил Александрович? – улыбнулся Толик-Натанчик. – Нужно просто кому то очень-очень верить... Так?
Отец Михаил устыдился своей нечаянной высокопарности и честно ответил:
– Да. И пожалуй, прав ты!..
Но в эту секунду по огромному внутреннему двору колонии пронеслась команда:
– Приготовиться к построению!!!
И словно эхо пошли повторения:
– Первый отряд – приготовиться к построению!..
– Третий отряд – к построению!!!
– Второй отряд – строиться!.. А ну шевелись!!!
И затопали казенные уродливые ботинки пятисот заключенных подростков по выбитому построениями двору...
* * *
Тут же этот топот стал переходить в шум несущегося поезда...
...и мы увидим, как уже в полном рассвете бежит «Красная стрела» к Санкт-Петербургу...
А потом окажемся в...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
В.В. открыл глаза, потянулся за сигаретой.
В вагоне уже шла бурная утренняя жизнь: открывались и захлопывались двери купе...
...тяжело топали чьи-то шаги в узком коридоре...
...кто-то перед кем-то извинялся...
...кто-то жаловался на то, что в вагоне всего два туалета...
За окном купе уже мелькали областные картинки, а на столике, без малейшего участия проводника, уже стояли два стакана с крепким чаем.
И тарелочка – с севрюжьими бутербродиками!
Ангел был уже почти одет. Он обстоятельно сел за столик и принялся осторожно прихлебывать чай из стакана.
– А мыться, зубы чистить вы не пойдете? – проворчал В.В.
– Уже! – мягко ответил Ангел. – Даже побриться успел.
– Это когда же? – недоверчиво спросил В.В.
– А вот пока вы были в колонии у Толика-Натанчика и слушали его разговор с отцом Михаилом за часовней. Так вам интересно, что было дальше?
– Еще бы!
Ангел посмотрел на часы, сказал:
– Прекрасно! Время еще есть. Но так как его совсем немного, то я воспользуюсь старым, вышедшим из моды приемом: представьте себе, что перед вами во весь экран возникает титр – ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ...
– Ни в коем случае! – немедленно возразил В.В. – Я чувствую себя облапошенным! Своим древним, бездарным приемчиком, вытащенным из немого кинематографа, вы попросту надули меня, утаив целое десятилетие!
– Если бы мы с вами ехали во Владивосток... – начал было Ангел...
...но В.В. тут же прервал его:
– Ангел, не торгуйтесь! Помните, как у Галича: «...а из зала кричат – „Давай подробности!..“
– Ну хорошо, хорошо... – Ангел снова посмотрел на часы. – Но в спрессованном виде! Прием тот же, обруганный вами, но необходимый мне для плавного перехода... Итак – титр: ПРОШЛО ДВА ГОДА... Такой перерыв вас устраивает?
– Хрен с вами! Валяйте дальше...
– В пятнадцать лет Лидочка основательно забеременела...
КВАРТИРА ПЕТРОВЫХ. ДЕНЬ. ЖАРА...
В спальне Эсфирь Анатольевна Самошникова и Наталья Кирилловна Петрова рыдали на плечах друг у друга...
Время от времени Наталья Кирилловна прикладывала указательный палец к губам, а большим пальцем указывала Эсфири Анатольевне на кухню...
...где изнемогающий от жары полковник милиции Петров сидел в одних трусах за кухонным столом и пил ледяное пиво...
И тогда всхлипывания и рыдания в спальне становились тише, а на то время, которое требовалось, чтобы перекинуться парой слов, и вовсе прекращались.
– Что?.. Что будем делать, Наташенька?.. Аборт?..
– Что ты, Фирочка?! Неужто мы с тобой не справимся?..
– Пойдем с Колей поговорим, Натуля...
– Ты с ума сошла, Фирка! Он их застрелит...
– Но надо же как-то ему сказать? Все-таки он единственный мужчина у нас...
– А если он потребует аборт?! Он как полковника получил, так стал такой нервный...
– А фиг ему в морду! Пусть только попробует!..
– Пошли.
Стояла невыносимая жара!
Когда Эсфирь Анатольевна и Наталья Кирилловна, для уверенности держась за руки, вошли в кухню...
...худенький, жилистый Петров стоял у холодильника и доставал оттуда очередные пару бутылок.
Обернулся, увидел двух женщин, спросил весело:
– Девки! Пивка?..
От напряжения и взволнованности «девки» промолчали.
Петров вгляделся в них, сел за стол, откупорил бутылку холодного пива, сделал пару глотков прямо из горлышка, спросил небрежно:
– Чего это вы обе такие зареванные? Лидка подзалетела, что ли?
– Да... – хором сказали две будущие бабушки. – Но мы решили...
– Я не знаю, чего вы там решили, – жестко сказал полковник милиции в одних трусах, – но ребенок останется!!! Никаких абортов! И только попробуйте мне что-нибудь вякнуть!.. Фирка! Прекрати плакать... Наталья, возьми себя в руки немедленно! Будет так, как сказал я!!!
Тогда Фирка и Наташка бросились в объятия друг к другу и еще немножко поплакали...
... а потом тоже уселись пить холодное пиво вместе с Петровым.
– Конечно, – рассуждал Николай Иванович, – Лидку за это надо было бы выдрать как сидорову козу, но тут мы все малость припозднились... Они, по-моему, уже лет с тринадцати трахаются.
– Коля!!! – в ужасе воскликнула Наталья Кирилловна.
Но Петров даже внимания на жену не обратил. Подлил всем троим холодного пивка и мечтательно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Ну чего ж тут сложного, Михаил Александрович? – улыбнулся Толик-Натанчик. – Нужно просто кому то очень-очень верить... Так?
На мгновение отец Михаил устыдился своей нечаянной высокопарности и честно ответил:
– Да. И пожалуй, прав ты!..
конец одиннадцатой серии
Двенадцатая серия
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА. У ЧАСОВНИ. ДЕНЬ
... На фоне взволнованной колонии в связи с приездом большого количества важных милицейских и наробразовских гостей из Ленинграда и области для торжественного объявления частичной и выборочной амнистии и освящения новой часовни...
...схоронившись за стенкой часовни, стояли священник местного прихода отец Михаил и Толик-Натанчик Самошников.
– Спасибо вам за все, Михаил Александрович, – говорил Толик. – Пацаны слышали, как вы с начальником колонии про мою амнистию говорили...
– Ладно, ладно, – отвечал ему священник. – Дай тебе Господь, Анатолий, разума, спокойствия и Веры.
– Михаил Александрович, а можно я на прощание спрошу вас?.. Только вы не обижайтесь на меня.
– Спрашивай, конечно.
Видно было, что Толику трудно задать этот вопрос...
– Вот вы, Михаил Александрович, университет окончили, исторический факультет...
– И Духовную академию тоже, – улыбнулся отец Михаил.
– Хорошо, пускай... А вот вы сами в Бога верите?
Отец Михаил помолчал, подумал и ответил:
– Сразу после войны одного нашего священнослужителя спросили на каком-то международном конгрессе: «Ваше преосвященство, вот вы такой известный ученый, философ, современный человек, вы сами в Бога то веруете?» А он и ответил: «Я сопровождаю уходящую из мира идею, и в этом моя общественная функция». Сейчас, Толя, времена сильно изменились... Поэтому я скажу тебе так: в наступающие дни Беззакония и Неверия я должен защищать возрождающуюся идею Веры, полагая это не только священным, но и своим чисто человеческим долгом... Не очень сложно?
– Ну чего ж тут сложного, Михаил Александрович? – улыбнулся Толик-Натанчик. – Нужно просто кому то очень-очень верить... Так?
Отец Михаил устыдился своей нечаянной высокопарности и честно ответил:
– Да. И пожалуй, прав ты!..
Но в эту секунду по огромному внутреннему двору колонии пронеслась команда:
– Приготовиться к построению!!!
И словно эхо пошли повторения:
– Первый отряд – приготовиться к построению!..
– Третий отряд – к построению!!!
– Второй отряд – строиться!.. А ну шевелись!!!
И затопали казенные уродливые ботинки пятисот заключенных подростков по выбитому построениями двору...
* * *
Тут же этот топот стал переходить в шум несущегося поезда...
...и мы увидим, как уже в полном рассвете бежит «Красная стрела» к Санкт-Петербургу...
А потом окажемся в...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
В.В. открыл глаза, потянулся за сигаретой.
В вагоне уже шла бурная утренняя жизнь: открывались и захлопывались двери купе...
...тяжело топали чьи-то шаги в узком коридоре...
...кто-то перед кем-то извинялся...
...кто-то жаловался на то, что в вагоне всего два туалета...
За окном купе уже мелькали областные картинки, а на столике, без малейшего участия проводника, уже стояли два стакана с крепким чаем.
И тарелочка – с севрюжьими бутербродиками!
Ангел был уже почти одет. Он обстоятельно сел за столик и принялся осторожно прихлебывать чай из стакана.
– А мыться, зубы чистить вы не пойдете? – проворчал В.В.
– Уже! – мягко ответил Ангел. – Даже побриться успел.
– Это когда же? – недоверчиво спросил В.В.
– А вот пока вы были в колонии у Толика-Натанчика и слушали его разговор с отцом Михаилом за часовней. Так вам интересно, что было дальше?
– Еще бы!
Ангел посмотрел на часы, сказал:
– Прекрасно! Время еще есть. Но так как его совсем немного, то я воспользуюсь старым, вышедшим из моды приемом: представьте себе, что перед вами во весь экран возникает титр – ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ...
– Ни в коем случае! – немедленно возразил В.В. – Я чувствую себя облапошенным! Своим древним, бездарным приемчиком, вытащенным из немого кинематографа, вы попросту надули меня, утаив целое десятилетие!
– Если бы мы с вами ехали во Владивосток... – начал было Ангел...
...но В.В. тут же прервал его:
– Ангел, не торгуйтесь! Помните, как у Галича: «...а из зала кричат – „Давай подробности!..“
– Ну хорошо, хорошо... – Ангел снова посмотрел на часы. – Но в спрессованном виде! Прием тот же, обруганный вами, но необходимый мне для плавного перехода... Итак – титр: ПРОШЛО ДВА ГОДА... Такой перерыв вас устраивает?
– Хрен с вами! Валяйте дальше...
– В пятнадцать лет Лидочка основательно забеременела...
КВАРТИРА ПЕТРОВЫХ. ДЕНЬ. ЖАРА...
В спальне Эсфирь Анатольевна Самошникова и Наталья Кирилловна Петрова рыдали на плечах друг у друга...
Время от времени Наталья Кирилловна прикладывала указательный палец к губам, а большим пальцем указывала Эсфири Анатольевне на кухню...
...где изнемогающий от жары полковник милиции Петров сидел в одних трусах за кухонным столом и пил ледяное пиво...
И тогда всхлипывания и рыдания в спальне становились тише, а на то время, которое требовалось, чтобы перекинуться парой слов, и вовсе прекращались.
– Что?.. Что будем делать, Наташенька?.. Аборт?..
– Что ты, Фирочка?! Неужто мы с тобой не справимся?..
– Пойдем с Колей поговорим, Натуля...
– Ты с ума сошла, Фирка! Он их застрелит...
– Но надо же как-то ему сказать? Все-таки он единственный мужчина у нас...
– А если он потребует аборт?! Он как полковника получил, так стал такой нервный...
– А фиг ему в морду! Пусть только попробует!..
– Пошли.
Стояла невыносимая жара!
Когда Эсфирь Анатольевна и Наталья Кирилловна, для уверенности держась за руки, вошли в кухню...
...худенький, жилистый Петров стоял у холодильника и доставал оттуда очередные пару бутылок.
Обернулся, увидел двух женщин, спросил весело:
– Девки! Пивка?..
От напряжения и взволнованности «девки» промолчали.
Петров вгляделся в них, сел за стол, откупорил бутылку холодного пива, сделал пару глотков прямо из горлышка, спросил небрежно:
– Чего это вы обе такие зареванные? Лидка подзалетела, что ли?
– Да... – хором сказали две будущие бабушки. – Но мы решили...
– Я не знаю, чего вы там решили, – жестко сказал полковник милиции в одних трусах, – но ребенок останется!!! Никаких абортов! И только попробуйте мне что-нибудь вякнуть!.. Фирка! Прекрати плакать... Наталья, возьми себя в руки немедленно! Будет так, как сказал я!!!
Тогда Фирка и Наташка бросились в объятия друг к другу и еще немножко поплакали...
... а потом тоже уселись пить холодное пиво вместе с Петровым.
– Конечно, – рассуждал Николай Иванович, – Лидку за это надо было бы выдрать как сидорову козу, но тут мы все малость припозднились... Они, по-моему, уже лет с тринадцати трахаются.
– Коля!!! – в ужасе воскликнула Наталья Кирилловна.
Но Петров даже внимания на жену не обратил. Подлил всем троим холодного пивка и мечтательно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80