– А куда ты дел Гришу? – спросила у Лешки фрау Френкель.
– Он привез меня к вам и поехал отдавать машину. Вот-вот появится...
– Я так и не понял, – сказал Френкель, – почему этот посольский тип дал вам всего пять дней?
– Вообще-то он разговаривал с Гришкой... Но, как потом я выяснил уже по дороге, этот тип в воскресенье улетает в Москву, в отпуск...
Распахнулась дверь кафе, и появился Гриша Гаврилиди.
Еще не переступив порога, он тут же заорал:
– Нема! Дай десять тысяч! Через год отдам с хорошими процентами!..
– Мишугинэ... – Нема грустно просмотрел стакан на свет. – Тебе перевести на греческий?
– Не надо. Я ж грек, но с-под Одессы.
Фрау Френкель принесла Грише тарелку с горячим бутербродом и чай.
– Ну, уже садись, садись, я тебе говорю, – сказала фрау Френкель.
– Нема! – заорал Гриша. – А в счет взаимных расчетов сто грамм можно налить?
– Босяк... – сказал Френкель и повернулся к жене: – Налей ему и запиши за ним.
– У тебя же еще до черта Лориных денег... – прошептал Лешка. – На кой тебе долги на запись?
– Лорины деньги – это Лорины деньги. И тратить их на свою поддачу я не имею права, – тихо ответил ему Гриша.
– Слушай, Гаврилиди, я уже пытался выяснить у Леши: почему вам так мало дали времени, чтобы собрать эти деньги? Эти паршивые десять тысяч? Но я так и не понял... – сказал Френкель Грише.
– Потому, что этот посольский хрен моржовый в воскресенье улетает в отпуск, в Москву. И эти десять штук для него – как бы подъемные и отпускные.
– Он так и сказал? – спросила фрау Френкель, ставя перед Гришей сто граммов водки в крохотном графинчике.
– Он сказал про воскресенье, про Москву, про отпуск и про десять тысяч. Остальное было нетрудно додумать...
Гриша вылил из графинчика всю водку в стакан, залпом выпил ее и снова попросил у Френкеля:
– Дай на один год десять тысяч, Немка! Расписку напишу...
– Псих... – печально констатировал Френкель. – Чего же ты не попросил у меня раньше, когда я заведовал закрытой столовой при мариупольском горисполкоме?
– А ты бы дал?
– Честно? Вряд ли.
– А тогда было? – спросил Гриша.
– О чем ты говоришь?! – трагически воскликнул Френкель.
– Так на кой хрен тебе нужна была эта эмиграция?
– Я знаю?.. – вздохнул Нема Френкель.
А фрау Френкель, споласкивая посуду в тазу, тихо заплакала.
– Аллес кляр, – пробормотал Гриша. – С вами все ясно...
УЛИЦА ЗАПАДНОГЕРМАНСКОГО ГОРОДА – НОЧЬ
Поздно ночью усталые и измученные Лешка и Гриша еле шли по пустынному спящему городу.
– Знаешь, – негромко говорил Лешка, – я после вчерашнего разговора с мамой так и вижу лицо умирающего дедушки... Толика под конвоем вижу. Плачущих маму, бабушку... Растерянного папу... Вижу нашу полутемную квартиру на первом этаже, мой институт на Моховой, напротив – брянцевский ТЮЗ с открытой сценой, пустой зал с полукруглым амфитеатром... А в последнем ряду один-одинешенек сидит мертвый дядя Ваня Лепехин...
– Нормально, Леха. Я бы удивился, если бы ты сейчас думал о чем-нибудь другом, – сказал Гриша. – А у меня в башке крутятся всякие комбинации – где эти вонючие десять штук достать?.. Вплоть до ограбления ихней сберкассы!..
– Тебе так понравилась цивилизованная тюрьма? – спросил Лешка.
– Может, у Ларисы Васильевны попросить? А я буду ей потом частями отдавать... – спросил Гриша.
– Лори вернется только через две недели. А деньги нужны через пять... нет, уже через четыре дня...
Прошли молча еще немного, и Гриша спросил:
– Это верно, что Лори предлагала тебе работу актера за большие бабки? Ты намекал, когда мы в Бонн ехали... Можно было бы тебе несколько месяцев там поработать, подкопить деньжат и снова в посольство сунуться. А, Леха? Она действительно предлагала тебе это?
– Да.
– Ну и что же ты?
– Да так... Отказался.
– Почему?! – Гриша был искренне удивлен.
– Как тебе сказать?.. Ну, как если бы балерину заставили петь арию Каварадосси.
– «О, никогда я так не жаждал жизни!..» – тут же спел Гриша.
– Правильно. Молодец. А теперь сразу же станцуй партию принца Зигфрида, – предложил Лешка.
– Но это же разные вещи! В смысле – жанры...
– Вот я так и сказал.
– А что нужно было делать-то? – не унимался Гриша.
– Что-что!.. – разозлился Лешка. – Трахаться за деньги! Вот что! Причем – ежедневно.
– Елки-палки! – воскликнул Гриша. – Где же столько денег взять? За полста марок тебе только минет отстрочат, а потрахаться по-настоящему – меньше стольника и не суйся! Я уж приценивался как-то...
– Ты не понял, – сказал ему Лешка. – Это не ты должен платить. Это тебе платить будут. Мужику.
– А нам-то за что?
– Ты порнуху когда-нибудь смотрел?
– А то! Я раз даже видел, как у нас в Николаеве кино снимали... Не порнуху – нормальное. Так там вокруг такая мишпоха! Всякие кинооператоры, осветители, режиссеры, мать их за ногу!.. Да у меня при посторонних и в жизни не встанет! – сказал Гриша.
– Вот за это и деньги платят. Чтобы по команде вскакивал!
– Кошмар! – ужаснулся Гриша. – А если баба не того... Ну, не нравится, предположим.
– Тебя что, жениться на ней нанимают?! – разозлился Лешка. – Тебе платят за то, чтобы ты трахал ее! Остальное – твои проблемы. Но ты, Гриша, можешь не переживать. Тебя в этот бизнес все равно не возьмут.
– Эт-т-то еще почему?! – оскорбился Гриша.
– Размер, – коротко и спокойно произнес Лешка.
– Какой еще размер?! – Гриша был совсем ошарашен.
– Не впечатляющий.
Гриша чуть не заплакал:
– Откуда ты знаешь, засранец?
– Помнишь, на заправке в туалет ходили? Там и видел.
– Ты же серый, как штаны пожарного! Ты такой вид члена, как «нутрячок», знаешь? – Гриша даже задохнулся от злости.
– Нет, а что это?
– А то, что, когда он в спокойном состоянии, он действительно кажется маленьким... Еле выглядывает. А в возбужденном – изнутри вылезает на восемнадцать с половиной!..
– Чего – восемнадцать с половиной?
– Сантиметров, дубина!!!
– Не свисти.
Гриша хищно оглядел пустынную улицу, уставленную спящими автомобилями:
– Эх, жалко, завестись не на кого! Я бы тебе показал, мудила...
Но Лешка всего этого уже не слышал... Он шел, не разбирая дороги, уставившись пустыми глазами в никуда...
Гриша все еще продолжал что-то беззвучно говорить, но Лешка был словно в состоянии прострации...
– Что с тобой, Леха?.. – тревожно спросил его Гриша и подхватил под руку.
Лешка очнулся, сказал тихо и безнадежно:
– Знаешь... я никогда не был близок своему младшему брату Толику-Натанчику... А в тюрьме он мне как-то приснился, и я все понял! Оказывается, я ему всегда завидовал!.. Глупо, конечно. Но в нем, даже в маленьком, было то, чего не было у меня, – он всегда мог пойти против течения и совершить Поступок!.. Как бы этот Поступок ни выглядел... Потом были милиция, мамины слезы, папины неприятности на работе, бабулины сердечные приступы... Дедушка, весь в орденах и медалях, начинал бегать по знакомым генералам... Один я оставался в стороне. От нелюбви и зависти... Ах, если бы мне, как актеру, хоть однажды ощутить ту популярность и почтение, которые Толик-Натанчик имел в своей жестокой детской спортивно-хулиганской компашке!.. Один раз я попытался совершить Поступок и пойти против течения. А меня как дерьмо снесло вниз по течению. Поступок обернулся безысходным фарсом. И вот я здесь... Не достать нам эти десять тысяч, Гриша. Никогда я уже не увижу ни Толика-Натанчика, ни папу, ни маму, ни бабушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80