.. – сказала третья старуха и стала тревожно оглядываться. – Алик! Алик, ты куда запропастился?! Ну-ка вылазь из кустов счас же!
И на зов бабушки из кустов, обрамлявших унылую хрущевскую пятиэтажку, вылез пятилетний Алик...
В одной руке он держал малюсенького котенка, а в другой – очень большой грязный слесарный молоток...
Это был молоток Зайца, которым он убил Сергея Алексеевича Самошникова.
– Брось эту гадость немедля! – крикнула бабушка внуку.
Тот испуганно выронил молоток.
– Стой... – сказала одна из старух и с трудом поднялась со скамейки.
Она подошла к упавшему молотку, нагнулась над ним и, не прикасаясь к нему, внимательно разглядела молоток...
– Так он же весь в кровище засохлой!!! – сказала старуха.
– Ой, страсти-то какие!.. – воскликнула вторая. – А может, ржавый просто?.
– Да на нем волосы прилипшие!.. Какая там ржа?! Что ж я, зря двадцать лет заседателем в нарсуде отмантулила?! Никитишна! У тебя у одной телефон есть – звони-ка в Третье отделение... Уж не этим ли молотком Сереженьку нашего Самошникова убивали?..
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА
В колонии шла обычная послеобеденная жизнь – строем маршировали через плац из учебных классов...
...грузили старые железные койки на грузовик...
...выносили чаны с объедками из столовой...
...кто-то из подростков учил уму-разуму младших – щелкал их по бритым головам, а те покорно подставляли свои головы и тихо плакали...
И все в одинаковой серо-мышиной мешковатой форме заключенных с дурацкими шапочками на стриженых головах...
* * *
В Ленинской комнате с жалким детским бюстиком Володи Ульянова с длинными волосиками, с обязательной наглядной «агитацией»...
...сидели оперативник Костя и Толик-Натанчик Самошников...
– Зайца убили в ваших гаражах... – глядя в сторону, сказал Костя.
Толик помолчал, сплюнул, сказал:
– Туда ему и дорога.
– Курить будешь? – Костя вынул сигареты и спички.
– Так я же не курю, Константин Александрович.
– Я и забыл... Ну, чего-нибудь мне вроде пепельнички спроворь.
Толик встал, подошел к длинному столу с красной скатертью, взял подшивку «Комсомольской правды», вырвал полстраницы, свернул из нее кулек, подал оперативнику Косте:
– Сюда трясите, Константин Александрович. Я потом вынесу.
Костя закурил. Спросил будто невзначай:
– Не знаешь, Толик, кто бы мог его замочить?
Толик задумался.
Потом посмотрел прямо в глаза оперативнику, сказал:
– Я бы мог.
Оперативник усмехнулся, не глядя на Толика, стряхнул пепел в кулек из газетного листа.
– Да нет... По времени не совпадает. Когда его убивали – ты здесь безвылазно находился.
– Откуда это вы знаете? – хрипло спросил Толик.
– С начальством с твоим покалякал, с корешками.
Помолчали.
– А он не сам себя порешил? – через паузу спросил Толик.
– Нет. Хотя тот, кто его приговорил, очень хотел, чтобы мы так и подумали.
– В чем же он просчитался? – спросил Толик.
– Кто? Заяц?..
– Нет. Тот, кто его замочил.
– А слишком тщательную картинку нарисовал. Все замыл, все отпечатки сотворил, какие нужно. Толково все сделал. По науке. Ладно, Толик. Бог тебе судья...
Оперативник улыбнулся, чтобы снять с Толика напряжение, спросил:
– Девочка твоя, Николая Ивановича дочка, к тебе ездит?
– Редко.
– Чего так?
– Тренировки у нее по художественной гимнастике... Школа. Далеко... Вы, чтоб меня допросить, небось на машине сюда прикатили, а ей как добираться?
– Я тебя не допрашивал. Я с тобой разговаривал. А добираться к тебе, как лично я выяснил, очень просто: восемь остановок на метро до вокзала, потом шестьдесят верст на электричке с выбитыми окнами, а потом еще минут сорок на автобусе. И все! На хрена нам какие-то машины, Толик?
Опер встал, загасил окурок в кульке из газеты, свернул кулек в комок, положил его на стол и протянул Толику руку:
– Давай «пять»! Будь здоров...
Толик тоже встал, пожал руку оперативнику:
– До свидания, Константин Александрович. Вы мне сигаретки не оставите?
– Так ты ж не куришь! – Опер выложил сигареты и спички из кармана.
– Пацанам... Мучаются без курева – раздолбаи.
– Тренируешься?
– Четыре раза в неделю. И тренирую. А то здесь можно так закиснуть!..
– Молоток! Ну, еще раз – бывай... Жди амнистию. Вроде бы наверху уже все подписано...
КОМНАТА ОПЕРГРУППЫ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Когда опер Костя, усталый и измученный, ввалился в кабинет, он застал там своего приятеля – второго опера и начальника отдела – Петруччио.
Они пили водку, чем-то закусывали...
...а на краю стола – в прозрачном пластиковом пакете – лежал тяжелый слесарный молоток Зайца, весь в бурых пятнах, с намертво прилипшими к нему волосами покойного Сергея Алексеевича Самошникова...
– Чего нарыл, Костя? – спросил начальник Петруччио и налил водки в третий стакан. – Закусь немудрящая, но вполне...
Костя взял стакан, выпил залпом, что-то понюхал, чем-то закусил и, не сводя глаз с прозрачного пластикового пакета, в котором лежал бурый от крови молоток, сказал:
– Я гляжу, вы тут и без меня нарыли достаточно!..
– Общественность не дремлет! – сказал начальник. – Что в колонии-то?
– Там – порядок... – опер Костя набил полный рот, прожевал и только потом добавил: – У «нашего» – полное алиби, я там всех перетряс. Готовится к амнистии. Вообще-то, честно говоря, отличный пацан!.. Жалко его до смерти...
Показал намолоток в пластиковом пакете, спросил:
– «Пальчики» сняли?
– За кого держишь? И «пальчики» сняли, и идентифицировали...
– И что?
– Сядь, – сказал Петруччио и налил своему подчиненному еще полстакана. – А то упадешь – не встанешь.
– Помнишь, в прошлом году мы этого Зайцева, который в гараже повесился... – начал опер.
– «Которого в гараже повесили»! – поправил его начальник и разлил остатки водки по двум стаканам.
– Теперь – один хрен, Петр Петрович... Короче. Помнишь, мы его по одной квартирной кражонке раскручивали, да так и не раскрутили?..
– А как же!..
– И тогда мы ему и «пальчики» откатали, помнишь?
– Я же и «откатывал»! Как не помнить...
– Так вот – его это «пальчики»... На молотке. И отца Тольки Самошникова, и бабулю его Заяц убил! Его это молоток оказался! Из его сумки с инструментами... Он у сантехников того квартала от своего пэтэу практику проходил, они ему и сумку с инструментами выдавали... Эва как! Выпили?
– Будьте здоровы, Петр Петрович!
– И вы, ребятки, не кашляйте!
– Вперед!
Все трое выпили. Закусили.
– И все его кореша показали, что золотой перстень у Зайцева появился только после того, как он от тетки вернулся...
– А смылился он туда сразу же, как у Самошниковых это произошло!
– А может, это ему тетка подарила?
– Открывай рот пошире... Тетка сама девятый хрен без соли доедает! Ты пока в колонию к Тольке ездил, я к Зайцевым заходил. Мамаша – в истерике, отец запил по-черному. На меня с топором бросался. Пришлось нейтрализовать его. Сейчас в камере отмокает, грозится всех жидов перерезать...
– Ладно! Все! На сегодня кончили, – распорядился Петруччио и встал. – Уберите со стола и проваливайте по домам. Отоспитесь, а завтра займитесь ключами от гаража. Откуда и у кого они могли появиться. И чего это за такой золотой перстень, о котором все говорят, и куда он мог подеваться... Да! Забыл сказать... Мне судмедэксперт звонил – на запястьях трупа следы от наручников! Ни хера себе?!
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. СПАЛЬНЫЙ РАЙОН ГОРОДА
По плохо освещенным улицам шли усталые опера из Третьего отделения милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
И на зов бабушки из кустов, обрамлявших унылую хрущевскую пятиэтажку, вылез пятилетний Алик...
В одной руке он держал малюсенького котенка, а в другой – очень большой грязный слесарный молоток...
Это был молоток Зайца, которым он убил Сергея Алексеевича Самошникова.
– Брось эту гадость немедля! – крикнула бабушка внуку.
Тот испуганно выронил молоток.
– Стой... – сказала одна из старух и с трудом поднялась со скамейки.
Она подошла к упавшему молотку, нагнулась над ним и, не прикасаясь к нему, внимательно разглядела молоток...
– Так он же весь в кровище засохлой!!! – сказала старуха.
– Ой, страсти-то какие!.. – воскликнула вторая. – А может, ржавый просто?.
– Да на нем волосы прилипшие!.. Какая там ржа?! Что ж я, зря двадцать лет заседателем в нарсуде отмантулила?! Никитишна! У тебя у одной телефон есть – звони-ка в Третье отделение... Уж не этим ли молотком Сереженьку нашего Самошникова убивали?..
КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА
В колонии шла обычная послеобеденная жизнь – строем маршировали через плац из учебных классов...
...грузили старые железные койки на грузовик...
...выносили чаны с объедками из столовой...
...кто-то из подростков учил уму-разуму младших – щелкал их по бритым головам, а те покорно подставляли свои головы и тихо плакали...
И все в одинаковой серо-мышиной мешковатой форме заключенных с дурацкими шапочками на стриженых головах...
* * *
В Ленинской комнате с жалким детским бюстиком Володи Ульянова с длинными волосиками, с обязательной наглядной «агитацией»...
...сидели оперативник Костя и Толик-Натанчик Самошников...
– Зайца убили в ваших гаражах... – глядя в сторону, сказал Костя.
Толик помолчал, сплюнул, сказал:
– Туда ему и дорога.
– Курить будешь? – Костя вынул сигареты и спички.
– Так я же не курю, Константин Александрович.
– Я и забыл... Ну, чего-нибудь мне вроде пепельнички спроворь.
Толик встал, подошел к длинному столу с красной скатертью, взял подшивку «Комсомольской правды», вырвал полстраницы, свернул из нее кулек, подал оперативнику Косте:
– Сюда трясите, Константин Александрович. Я потом вынесу.
Костя закурил. Спросил будто невзначай:
– Не знаешь, Толик, кто бы мог его замочить?
Толик задумался.
Потом посмотрел прямо в глаза оперативнику, сказал:
– Я бы мог.
Оперативник усмехнулся, не глядя на Толика, стряхнул пепел в кулек из газетного листа.
– Да нет... По времени не совпадает. Когда его убивали – ты здесь безвылазно находился.
– Откуда это вы знаете? – хрипло спросил Толик.
– С начальством с твоим покалякал, с корешками.
Помолчали.
– А он не сам себя порешил? – через паузу спросил Толик.
– Нет. Хотя тот, кто его приговорил, очень хотел, чтобы мы так и подумали.
– В чем же он просчитался? – спросил Толик.
– Кто? Заяц?..
– Нет. Тот, кто его замочил.
– А слишком тщательную картинку нарисовал. Все замыл, все отпечатки сотворил, какие нужно. Толково все сделал. По науке. Ладно, Толик. Бог тебе судья...
Оперативник улыбнулся, чтобы снять с Толика напряжение, спросил:
– Девочка твоя, Николая Ивановича дочка, к тебе ездит?
– Редко.
– Чего так?
– Тренировки у нее по художественной гимнастике... Школа. Далеко... Вы, чтоб меня допросить, небось на машине сюда прикатили, а ей как добираться?
– Я тебя не допрашивал. Я с тобой разговаривал. А добираться к тебе, как лично я выяснил, очень просто: восемь остановок на метро до вокзала, потом шестьдесят верст на электричке с выбитыми окнами, а потом еще минут сорок на автобусе. И все! На хрена нам какие-то машины, Толик?
Опер встал, загасил окурок в кульке из газеты, свернул кулек в комок, положил его на стол и протянул Толику руку:
– Давай «пять»! Будь здоров...
Толик тоже встал, пожал руку оперативнику:
– До свидания, Константин Александрович. Вы мне сигаретки не оставите?
– Так ты ж не куришь! – Опер выложил сигареты и спички из кармана.
– Пацанам... Мучаются без курева – раздолбаи.
– Тренируешься?
– Четыре раза в неделю. И тренирую. А то здесь можно так закиснуть!..
– Молоток! Ну, еще раз – бывай... Жди амнистию. Вроде бы наверху уже все подписано...
КОМНАТА ОПЕРГРУППЫ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Когда опер Костя, усталый и измученный, ввалился в кабинет, он застал там своего приятеля – второго опера и начальника отдела – Петруччио.
Они пили водку, чем-то закусывали...
...а на краю стола – в прозрачном пластиковом пакете – лежал тяжелый слесарный молоток Зайца, весь в бурых пятнах, с намертво прилипшими к нему волосами покойного Сергея Алексеевича Самошникова...
– Чего нарыл, Костя? – спросил начальник Петруччио и налил водки в третий стакан. – Закусь немудрящая, но вполне...
Костя взял стакан, выпил залпом, что-то понюхал, чем-то закусил и, не сводя глаз с прозрачного пластикового пакета, в котором лежал бурый от крови молоток, сказал:
– Я гляжу, вы тут и без меня нарыли достаточно!..
– Общественность не дремлет! – сказал начальник. – Что в колонии-то?
– Там – порядок... – опер Костя набил полный рот, прожевал и только потом добавил: – У «нашего» – полное алиби, я там всех перетряс. Готовится к амнистии. Вообще-то, честно говоря, отличный пацан!.. Жалко его до смерти...
Показал намолоток в пластиковом пакете, спросил:
– «Пальчики» сняли?
– За кого держишь? И «пальчики» сняли, и идентифицировали...
– И что?
– Сядь, – сказал Петруччио и налил своему подчиненному еще полстакана. – А то упадешь – не встанешь.
– Помнишь, в прошлом году мы этого Зайцева, который в гараже повесился... – начал опер.
– «Которого в гараже повесили»! – поправил его начальник и разлил остатки водки по двум стаканам.
– Теперь – один хрен, Петр Петрович... Короче. Помнишь, мы его по одной квартирной кражонке раскручивали, да так и не раскрутили?..
– А как же!..
– И тогда мы ему и «пальчики» откатали, помнишь?
– Я же и «откатывал»! Как не помнить...
– Так вот – его это «пальчики»... На молотке. И отца Тольки Самошникова, и бабулю его Заяц убил! Его это молоток оказался! Из его сумки с инструментами... Он у сантехников того квартала от своего пэтэу практику проходил, они ему и сумку с инструментами выдавали... Эва как! Выпили?
– Будьте здоровы, Петр Петрович!
– И вы, ребятки, не кашляйте!
– Вперед!
Все трое выпили. Закусили.
– И все его кореша показали, что золотой перстень у Зайцева появился только после того, как он от тетки вернулся...
– А смылился он туда сразу же, как у Самошниковых это произошло!
– А может, это ему тетка подарила?
– Открывай рот пошире... Тетка сама девятый хрен без соли доедает! Ты пока в колонию к Тольке ездил, я к Зайцевым заходил. Мамаша – в истерике, отец запил по-черному. На меня с топором бросался. Пришлось нейтрализовать его. Сейчас в камере отмокает, грозится всех жидов перерезать...
– Ладно! Все! На сегодня кончили, – распорядился Петруччио и встал. – Уберите со стола и проваливайте по домам. Отоспитесь, а завтра займитесь ключами от гаража. Откуда и у кого они могли появиться. И чего это за такой золотой перстень, о котором все говорят, и куда он мог подеваться... Да! Забыл сказать... Мне судмедэксперт звонил – на запястьях трупа следы от наручников! Ни хера себе?!
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. СПАЛЬНЫЙ РАЙОН ГОРОДА
По плохо освещенным улицам шли усталые опера из Третьего отделения милиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80