.. Где они здесь? Кто они? Сидят на своем грошовом социале и не чирикают. Тут они – никто, и звать их – никак! Мне партнер нужен, Алешенька. На которого я бы по-настоящему заводилась. Чтобы не только между ног, а еще и в сердце что-нибудь шевельнулось... Любимый партнер, постоянный, а не случайный кобель с тупой харей и перекачанными мускулами. Сколько я еще продержусь в этой индустрии? Год, два?.. Тут лошадиного здоровья не хватит. Пора свою фирму открывать... Хочешь со мной?
Лешка загасил сигарету, сказал тихо, потерянно:
– Я домой хочу...
– Так делай что-нибудь для этого! Ну хотя бы своим позвони... Они ж там небось с ума сходят.
– Я звонил.
– Сколько раз?
– Один.
– Ну и сволочь же ты!.. А посмотришь – не скажешь... Звони немедленно! Вот тебе телефон – и звони сейчас же!.. Вались в ноги, убалтывай их как можешь. Это же родные люди... Елочки точеные! Была бы у меня хоть какая-то родня – я бы вообще с телефона не слезала бы! Звони, сукин кот, расскажи, что жив-здоров, успокой... Им же из-за тебя наверняка в КаГэБэ кишки на барабан мотали. Ты об этом подумал?.. Звони, кайся. О бабках не думай. Я за неделю зарабатываю больше, чем западногерманский министр финансов за месяц! А я пока пойду в ванную, приму душ. Звони.
– Спасибо, – сказал Лешка и взял телефон в руки.
– А потом я тебя на ипподром свожу. Я сегодня совершенно свободна. Завтра я улечу на съемки в Италию, недели на две, а сегодня мы с тобой проведем день любви, азарта и зрелищ!
Лариска взяла газету с туалетного столика, заглянула на последнюю страницу:
– Сегодня будет несколько очень загадочных и интересных заездов! Здешний ипподром хоть и небольшой, но очень симпатичный. Играл когда-нибудь? В смысле – на лошадок ставил?
– Нет. И не бывал никогда в жизни...
– Ура! Новичок – к счастью!.. И ничегошеньки в этом не тянешь?
– Ровным счетом. А ты-то откуда такой специалист?
– Года два назад мы в Мадриде фильмик снимали – ипподром, конюхи, жокеи, наездники и пара «светских» дам. Ну, дамы, естественно, мы с одной чешкой, жокеев и конюхов тоже наши изображали... Короче – свальный грех на конюшне. Кассета разошлась по всему миру! Я потом на ежегодном эротикофоруме за нее лауреатом «Золотого Венуса» стала... С тех пор заболела скачками, рысистыми бегами. Играю как ненормальная! Последнее время не везет, но... Главное, не терять надежды! Люди оттуда знаешь сколько бабок увозят, если лошадку угадают?!
На Шкафу маленький Ангел внимательно слушал и даже что-то записывал в блокнотик.
– Дело не в деньгах, Алешик... – сказала Лариса. – Я там просто отдыхаю от всей этой своей блядской мототени. Так что звони своим в Ленинград, потом приводим себя в порядок и едем на ипподром. Понял?
– Да.
– Код Союза помнишь?
– Помню.
– И учти – у нас там сейчас на два часа позже, чем здесь, в Западной Германии...
ЛЕНИНГРАД. КВАРТИРА ЛИФШИЦЕВ-САМОШНИКОВЫХ. УТРО
В квартире Фирочка и Любовь Абрамовна.
Фирочка на кухне перемешивает тесто для пирожков, Любовь Абрамовна влажной тряпкой вытирает пыль с книжных полок.
– Боже мой, мамочка... – кричит Фирочка из кухни. – Если бы ты знала, что они болтают о Лешеньке!.. То он в Голливуде снимается!.. То в Западном Берлине в каком-то самом главном театре Гамлета репетирует... Чего только не треплют, какие только слухи не распускают!.. Я уже устала отбиваться от всех этих сплетен...
– Фирочка, не обращай внимания! У нас выдумывают про всех, кто оказался там!.. – кричит из комнаты Любовь Абрамовна. – Пусть врут что хотят – лишь бы он был здоров!.. Лишь бы он хоть когда-нибудь вернулся домой... – И, продолжая вытирать пыль, тихо шепчет: – Господи всемилостивый! Если ты есть на белом свете, помоги нашим мальчикам, спаси их и помилуй! Они очень, очень хорошие...
В большой комнате зазвонил телефон.
– Мама! Телефон!.. Возьми трубку, пожалуйста! У меня руки в тесте. Это, наверное, Сережа с работы звонит...
Любовь Абрамовна поднимает трубку телефона:
– Алло... Я вас слушаю.
– Двести сорок девять тридцать восемь одиннадцать?
– Да, – говорит Любовь Абрамовна и тяжело садится на диван.
– Западная Германия вызывает. Говорите...
– Фира!.. Фирочка!!! – слабенько кричит Любовь Абрамовна. – Германия!..
Вытирая руки кухонным полотенцем, в комнату влетает Фирочка. Перехватывает телефонную трубку у матери, прижимает к себе Любовь Абрамовну, чтобы та не упала с дивана на пол, и кричит в трубку:
– Я слушаю! Слушаю!.. Слушаю!!!
И вдруг неожиданно – совсем тихо:
– Сынулечка... Маленький мой. Лешечка, родненький!.. Деточка... Сыночек мой любимый...
* * *
И все вокруг меркнет...
А вместо Фирочкиного голоса в наше сознание врываются шум идущего поезда, далекие гудки встречных составов, грохот вагонных колес...
И мы снова оказываемся в Сегодняшнем...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– В этом телефонном разговоре Фирочка рассказала своему старшему сыну Алексею Самошникову – всё! И о судилище над его младшим братом Толиком-Натанчиком, и о скоропостижной смерти любимого дедушки, и о самоубийстве дяди Вани Лепехина, который в нем души не чаял... – грустно проговорил Ангел. – Рассказала про Лидочку Петрову – верную девочку Толика, про их поездки на «дни свиданий» в детскую колонию строгого режима...
– Боже мой... Боже мой!.. – чуть ли не простонал В.В.
Он вытащил носовой платок и шумно высморкался, чтобы скрыть свое истинное состояние – нервное, раздерганное, переполненное жалостью к этим несчастным людям, о которых рассказывал ему Ангел...
– Рассказывала Фирочка все это быстро и скомканно... – сказал Ангел. – Потому что Любови Абрамовне на радостях от Лешкиного звонка стало совсем плохо с сердцем, и Фирочка была вынуждена прервать разговор с Западной Германией и вызвать матери «неотложку»...
В.В. еще раз воспользовался носовым платком и тихо произнес:
– Могу себе представить, что происходило в тот момент с этим бедным Лешей Самошниковым...
Ангел пил чай, хрустел крекерами... В.В. курил, поглядывал в окно на пустынный ночной перрон единственной остановки «Красной стрелы».
* * *
Ангел отставил в сторону кружку с чаем и жестко сказал:
– Нет, Владимир Владимирович, этого вы себе представить не можете...
ЗАПАДНАЯ ГЕРМАНИЯ. СПАЛЬНЯ ЛОРИ. УТРО...
... Как Лешка кричал, как метался по роскошной Лориной спальне...
...как рыдал от отчаяния и бессилия!..
Как проклинал себя, и только себя, за смерть дедушки, за гибель дяди Вани!.. Как умолял Толика-Натанчика о прощении...
– Бабуля!.. Папочка... Мама-а-а!!! – кричал Лешка на весь дом.
Маленький двенадцатилетний Ангел растерянно перелетал со шкафа на люстру, с люстры на портьеры...
...подсовывал под руки Лешке то бутылку минеральной воды, то салфетку...
Но все летело в разные стороны, истерика усиливалась...
С какой неловкой лихорадочностью Лешка натягивал на себя джинсы, как тряслись его руки, когда он, не прекращая что-то несвязно кричать сквозь рыдания, пытался застегнуть рубашку!..
– Дедушка!!! Дедуленька!.. Как же это?.. Господи... Господи!!! Дай мне силы покончить с собой! Я не могу жить!.. Я не имею права жить...
* * *
Маленький Ангел выпростал из своего рюкзачка крылья и в испуге кружил над рыдающим Лешкой...
ГОЛОС ВЗРОСЛОГО АНГЕЛА:
– Это было страшное зрелище... Столько лет прошло, а у меня до сих пор – мороз по коже... В Школе нам преподавали, что плакать могут женщины и дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Лешка загасил сигарету, сказал тихо, потерянно:
– Я домой хочу...
– Так делай что-нибудь для этого! Ну хотя бы своим позвони... Они ж там небось с ума сходят.
– Я звонил.
– Сколько раз?
– Один.
– Ну и сволочь же ты!.. А посмотришь – не скажешь... Звони немедленно! Вот тебе телефон – и звони сейчас же!.. Вались в ноги, убалтывай их как можешь. Это же родные люди... Елочки точеные! Была бы у меня хоть какая-то родня – я бы вообще с телефона не слезала бы! Звони, сукин кот, расскажи, что жив-здоров, успокой... Им же из-за тебя наверняка в КаГэБэ кишки на барабан мотали. Ты об этом подумал?.. Звони, кайся. О бабках не думай. Я за неделю зарабатываю больше, чем западногерманский министр финансов за месяц! А я пока пойду в ванную, приму душ. Звони.
– Спасибо, – сказал Лешка и взял телефон в руки.
– А потом я тебя на ипподром свожу. Я сегодня совершенно свободна. Завтра я улечу на съемки в Италию, недели на две, а сегодня мы с тобой проведем день любви, азарта и зрелищ!
Лариска взяла газету с туалетного столика, заглянула на последнюю страницу:
– Сегодня будет несколько очень загадочных и интересных заездов! Здешний ипподром хоть и небольшой, но очень симпатичный. Играл когда-нибудь? В смысле – на лошадок ставил?
– Нет. И не бывал никогда в жизни...
– Ура! Новичок – к счастью!.. И ничегошеньки в этом не тянешь?
– Ровным счетом. А ты-то откуда такой специалист?
– Года два назад мы в Мадриде фильмик снимали – ипподром, конюхи, жокеи, наездники и пара «светских» дам. Ну, дамы, естественно, мы с одной чешкой, жокеев и конюхов тоже наши изображали... Короче – свальный грех на конюшне. Кассета разошлась по всему миру! Я потом на ежегодном эротикофоруме за нее лауреатом «Золотого Венуса» стала... С тех пор заболела скачками, рысистыми бегами. Играю как ненормальная! Последнее время не везет, но... Главное, не терять надежды! Люди оттуда знаешь сколько бабок увозят, если лошадку угадают?!
На Шкафу маленький Ангел внимательно слушал и даже что-то записывал в блокнотик.
– Дело не в деньгах, Алешик... – сказала Лариса. – Я там просто отдыхаю от всей этой своей блядской мототени. Так что звони своим в Ленинград, потом приводим себя в порядок и едем на ипподром. Понял?
– Да.
– Код Союза помнишь?
– Помню.
– И учти – у нас там сейчас на два часа позже, чем здесь, в Западной Германии...
ЛЕНИНГРАД. КВАРТИРА ЛИФШИЦЕВ-САМОШНИКОВЫХ. УТРО
В квартире Фирочка и Любовь Абрамовна.
Фирочка на кухне перемешивает тесто для пирожков, Любовь Абрамовна влажной тряпкой вытирает пыль с книжных полок.
– Боже мой, мамочка... – кричит Фирочка из кухни. – Если бы ты знала, что они болтают о Лешеньке!.. То он в Голливуде снимается!.. То в Западном Берлине в каком-то самом главном театре Гамлета репетирует... Чего только не треплют, какие только слухи не распускают!.. Я уже устала отбиваться от всех этих сплетен...
– Фирочка, не обращай внимания! У нас выдумывают про всех, кто оказался там!.. – кричит из комнаты Любовь Абрамовна. – Пусть врут что хотят – лишь бы он был здоров!.. Лишь бы он хоть когда-нибудь вернулся домой... – И, продолжая вытирать пыль, тихо шепчет: – Господи всемилостивый! Если ты есть на белом свете, помоги нашим мальчикам, спаси их и помилуй! Они очень, очень хорошие...
В большой комнате зазвонил телефон.
– Мама! Телефон!.. Возьми трубку, пожалуйста! У меня руки в тесте. Это, наверное, Сережа с работы звонит...
Любовь Абрамовна поднимает трубку телефона:
– Алло... Я вас слушаю.
– Двести сорок девять тридцать восемь одиннадцать?
– Да, – говорит Любовь Абрамовна и тяжело садится на диван.
– Западная Германия вызывает. Говорите...
– Фира!.. Фирочка!!! – слабенько кричит Любовь Абрамовна. – Германия!..
Вытирая руки кухонным полотенцем, в комнату влетает Фирочка. Перехватывает телефонную трубку у матери, прижимает к себе Любовь Абрамовну, чтобы та не упала с дивана на пол, и кричит в трубку:
– Я слушаю! Слушаю!.. Слушаю!!!
И вдруг неожиданно – совсем тихо:
– Сынулечка... Маленький мой. Лешечка, родненький!.. Деточка... Сыночек мой любимый...
* * *
И все вокруг меркнет...
А вместо Фирочкиного голоса в наше сознание врываются шум идущего поезда, далекие гудки встречных составов, грохот вагонных колес...
И мы снова оказываемся в Сегодняшнем...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– В этом телефонном разговоре Фирочка рассказала своему старшему сыну Алексею Самошникову – всё! И о судилище над его младшим братом Толиком-Натанчиком, и о скоропостижной смерти любимого дедушки, и о самоубийстве дяди Вани Лепехина, который в нем души не чаял... – грустно проговорил Ангел. – Рассказала про Лидочку Петрову – верную девочку Толика, про их поездки на «дни свиданий» в детскую колонию строгого режима...
– Боже мой... Боже мой!.. – чуть ли не простонал В.В.
Он вытащил носовой платок и шумно высморкался, чтобы скрыть свое истинное состояние – нервное, раздерганное, переполненное жалостью к этим несчастным людям, о которых рассказывал ему Ангел...
– Рассказывала Фирочка все это быстро и скомканно... – сказал Ангел. – Потому что Любови Абрамовне на радостях от Лешкиного звонка стало совсем плохо с сердцем, и Фирочка была вынуждена прервать разговор с Западной Германией и вызвать матери «неотложку»...
В.В. еще раз воспользовался носовым платком и тихо произнес:
– Могу себе представить, что происходило в тот момент с этим бедным Лешей Самошниковым...
Ангел пил чай, хрустел крекерами... В.В. курил, поглядывал в окно на пустынный ночной перрон единственной остановки «Красной стрелы».
* * *
Ангел отставил в сторону кружку с чаем и жестко сказал:
– Нет, Владимир Владимирович, этого вы себе представить не можете...
ЗАПАДНАЯ ГЕРМАНИЯ. СПАЛЬНЯ ЛОРИ. УТРО...
... Как Лешка кричал, как метался по роскошной Лориной спальне...
...как рыдал от отчаяния и бессилия!..
Как проклинал себя, и только себя, за смерть дедушки, за гибель дяди Вани!.. Как умолял Толика-Натанчика о прощении...
– Бабуля!.. Папочка... Мама-а-а!!! – кричал Лешка на весь дом.
Маленький двенадцатилетний Ангел растерянно перелетал со шкафа на люстру, с люстры на портьеры...
...подсовывал под руки Лешке то бутылку минеральной воды, то салфетку...
Но все летело в разные стороны, истерика усиливалась...
С какой неловкой лихорадочностью Лешка натягивал на себя джинсы, как тряслись его руки, когда он, не прекращая что-то несвязно кричать сквозь рыдания, пытался застегнуть рубашку!..
– Дедушка!!! Дедуленька!.. Как же это?.. Господи... Господи!!! Дай мне силы покончить с собой! Я не могу жить!.. Я не имею права жить...
* * *
Маленький Ангел выпростал из своего рюкзачка крылья и в испуге кружил над рыдающим Лешкой...
ГОЛОС ВЗРОСЛОГО АНГЕЛА:
– Это было страшное зрелище... Столько лет прошло, а у меня до сих пор – мороз по коже... В Школе нам преподавали, что плакать могут женщины и дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80