Ко­гда же на эстраде появилась Полина Виардо и исполнила не­сколько вокальных пьес Даргомыжского, вся публика в еди­ном порыве поднялась с мест и восторженно приветствовала композитора и знаменитую артистку.
Программу заключили свадебный хор девушек и песня Наташи «По камушкам, по желту песочку» из «Русалки». Успех этого нового произведения был, пожалуй, еще более блистательным. Эрминия, сидевшая со своей арфой в оркест­ре, едва могла сдержать слезы от волнения и гордости за брата.
А Александра Сергеевича уже окружили на эстраде мно­гочисленные его ученики и ученицы. К Даргомыжскому по­дошла одна из певиц-любительниц, только что исполнявшая песню Наташи. В руках у нее на темно-голубой бархат­ной подушечке лежала позо­лоченная дирижерская палоч­ка, украшенная изумрудами и выгравированными именами главных участников концерта.
- Примите от нас, доро­гой маэстро, - сказала певи­ца,- этот скромный дар в знак глубочайшего преклоне­ния перед вашим талантам и искренней любви к вам!
И снова зал взорвался от бурных оваций.
На следующее утро весть о необыкновенном триумфе Даргомыжского облетела всю столицу. Его имя было на ус­тах у каждого, кто мало-мальски интересовался музыкой. Даже скупые до сих пор на похвалы газетные критики единодушно признали восторг публики вполне оправданным.
- Нуте-с, любезный Александр Сергеевич, - спросил при встрече сияющий от удовольствия Владимир Федорович Одо­евский, - что скажете теперь? Ужели лестное внимание, ока­занное публикой, не обяжет вас подарить нам то, чего с та­ким нетерпением мы все ожидаем?
Но похоже, что тайные надежды Владимира Федоровича оправдались. По крайней мере, все чаще вспоминает теперь Александр Даргомыжский о своей «Русалке». Остановившая­ся было на полпути опера стала быстро продвигаться вперед.
- Что сейчас пишешь? - любопытствует Эрминия, то и дело заглядывая к брату в комнату. - Не терпится поскорее послушать!
- Погоди, Ханя, недолго осталось ждать. Видишь, сколь­ко исписал бумаги?
Александр Сергеевич показывает сестре внушительную стопку нотных листов. Сейчас он работает вот над чем: после гибели Наташи в первом акте оперы он все внимание пере­нес на других действующих лиц. Вот грустит одиноко в те­реме молодая Княгиня. В меланхолической арии изливает она свою печаль. Чует сердце: совсем, видно, разлюбил ее Князь. По целым дням она его не видит. Может быть, встала на ее пути злая разлучница? И теперь ей, Княгине, на себе суждено испытать всю горечь унижения, оскорбленной жен­ской гордости? И хоть пытается юная подружка Ольга шу­точной песенкой развеселить Княгиню, ничто не может рас­сеять ее тревожных дум.
Терзается тоской и сам Князь. Какая-то неведомая сила влечет его в знакомые места, на берег Днепра. Здесь, у полу­разрушенной мельницы, Князь вспоминает о том, как некогда он был счастлив со своей Наташей. В его репликах и в арии слышится запоздалое раскаяние и с новой силой прорывает­ся страстное чувство к погубленной им девушке.
Вот они, первые вестники неотвратимого возмездия!
Но суждены Князю куда более горькие испытания. Вне­запно перед ним из-за кустов появляется Мельник. От горя он потерял рассудок. Ему кажется, что он вовсе не Мельник, а Ворон. Путаные, отрывистые его слова сопровождаются пронзительно резкими аккордами, словно бы и впрямь то зловеще каркает ворон.
Князь поражен. Что сталось с Мельником? Куда девались прежняя уверенность и самодовольство?
И все же в судорожных, угловатых ритмах его реплик что-то смутно напоминает знакомый плясовой мотив первой арии Мельника. Это искаженное, как в кривом зеркале, сход­ство еще нагляднее подчеркивает страшные перемены в об­лике несчастного.
Лишь на короткий миг просветляется разум Мельника. Он припоминает вслух все, что случилось с ним и с люби­мой дочкой. Пусть знает Князь: это из-за него старик, остав­шийся без крова, обречен бродить по лесу, как дикий зверь...
Тихо «плачутся» в оркестре фаготы. И жалобным эхом откликается на их мелодию Мельник. Неизбывная, надры­вающая душу скорбь слышится в этом чисто русском, на­родном по характеру, песенном ариозо. И вмиг забывается все, что прежде отталкивало в Мельнике или делало его смешным. Теперь это сраженный горем отец, каждое слово которого потрясает силой и глубиной трагизма. Даже Князь не может не проникнуться сочувствием к погубленному им старику и испытывает жестокие укоры совести.
А самого Князя только шаг отделяет от собственной ги­бели. Наташа, ставшая Русалкой, помнит свое заклятие. Двенадцать долгих лет лелеяла она мечту о мести. Теперь пришел ее час. Страстными призывами увлечет Русалка Кня­зя на дно Днепра. Правосудие свершится, и успокоится ее мятущаяся душа...
Какова же будет музыка русалочьих призывов, перед властной, магнетической силой которых не сможет устоять Князь?
Услужливая память подсказывает композитору коротень­кий мотив, всего из трех нот. Да, это она, с детства знакомая мелодия народной колыбельной песни про козу рогатую, что певала некогда старая нянька маленькому Саше Даргомыж­скому и что так крепко ему полюбилась. Пусть сейчас пре­образится в устах Русалки этот напев - не узнать его нель­зя. И не случайно вводит Даргомыжский любимую народную песню в свою «Русалку». Есть мудрый смысл в том, что к го­лосу возмездия, которое творит над обидчиком крестьянская девушка, присоединяется сложенная народом песня.
Александру Сергеевичу оставалось дописать всего не­сколько последних страниц партитуры «Русалки». Какой прием ждет в театре его новую оперу? Неужели композитор снова натолкнется на все то же равнодушие?
Но к концу работы Даргомыжского над оперой в русской жизни произошли существенные события. В феврале 1855 го­да умер Николай I. Кончилось его тридцатилетнее царство­вание - годы самой мрачной реакции. Уже сказывались - то тут, то там - перемены в русском обществе. Новыми ве­яниями жила страна. К ним не остались глухи даже косные заправилы императорских театров.
Когда осенью 1855 года Даргомыжский представил в ди­рекцию свою «Русалку», препятствий для постановки не было.
- Кажется, тебя можно поздравить? - Эрминия, войдя в комнату, крепко обняла брата.
- И тебя тоже, Ханя, - улыбнулся Александр Сергее­вич. - Никто так нетерпеливо, как ты, не ждал окончания моей оперы.
А в жизни самой Хани тоже произошли перемены: сменив девичью фамилию, Эрминия Даргомыжская стала зваться по мужу госпожой Кашкаровой. Увы, непоправимой бедой обер­нулся для нее этот брак. В женихах кроткой овечкой пред­ставлялся молодой помещик Павел Алексеевич Кашкаров. После женитьбы - оказался лютым деспотом.
Прощай, мечты о музыке, о поприще артистки! Пустое все это занятие, полагает господин Кашкаров, для хозяйки его дома.
Да если бы только в этом расходились между собой суп­руги! Безжалостно жесток помещик Кашкаров с подвластны­ми ему крепостными. На что привычны были русские власти к помещичьим расправам над крепостными слугами, а при­шлось все же наложить на Кашкарова церковное наказание. Но отбыв «наказание», снова принялся за свои бесчинства неистовый крепостник.
Болеет душой за любимую сестру Александр Сергеевич. И горьким негодованием заки­пает сердце. Вот она, русская действительность, со всеми уродствами крепостного строя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35