в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения».
Однако все это в теории. А в жизни, как мы только что имели возможность убедиться, в одной из стран Европейского Союза факт места рождения, оказывается, не столь уж безобидная вещь, так же как и национальность родителей.
Проблема принадлежности человека к тому или иному этносу, мне кажется, до сих пор научно не разрешена. Однако я уверен, что она определяется не кровью, которая течет в наших жилах, а принадлежностью к той или иной культуре. Именно поэтому мы имеем право говорить об англичанах, американцах, русских и т.д. Если исходить из принципа принадлежности к определенной культуре, то мои предки, безусловно, принадлежали к эстонцам, хотя бы потому, что родным языком для них был эстонский. Мои бабушки - Лийзи Лейтен и Хелена Кийслер - обе говорили на эстонском языке, с трудом объясняясь на русском. Со мною они говорили только на эстонском. Поэтому мальчишкой, еще до поступления в эстонскую школу в Аэгвийду, я говорил на трех языках: эстонском, русском и чувашском.
Но не только эти два признака сопровождают человека с момента рождения. Большое значение имеет, например, профессия отца - кормильца семьи. Мой папа - Федор Иванович Паульман (Эдуард Юханнович Паульсен). Он был крещен в церкви как Эдуард, а в поселке его звали Федя; это имя и попало в паспорт. А его отца крестили под именем Юхан, в поселке же звали Иваном, что и зарегистрировано в его паспорте. Отец после окончания 2-го Ленинградского артиллерийского училища (ЛАУ) служил в артиллерии большой мощности - элитном подразделении Красной Армии. Оно было вооружено уникальными наземными самодвижущимися артиллерийскими установками - огромными орудиями на гусеничном ходу, которые в финскую кампанию разрушали железобетонные доты на линии Маннергейма.
В 1937 году, т.е. в год моего рождения, отца уволили из Красной армии за то, что он эстонец и вернули ему офицерское звание и должность в артиллерийской части резерва Верховного главнокомандования только после рассмотрения его ходатайства, направленного маршалу СССР К.Ворошилову. В течение нескольких месяцев отец работал в школе преподавателем физкультуры. Об этом факте своей биографии он мне рассказал уже после ХХ съезда партии, когда началась реабилитация невинно осужденных и репрессированных.
Всю Великую Отечественную войну он прослужил в артиллерийских частях, закончив ее в должности командующего артиллерией Эстонского стрелкового корпуса. Отец - автор нескольких книг и множества статей, в которых описывает боевые действия Эстонского корпуса во время Великой Отечественной войны.
Никаким оккупантом он не был, как и тысячи других его сослуживцев в Эстонском корпусе. Они освобождали от фашистов свою этническую родину.
Тот факт, что мой отец был кадровым военным, получившим превосходное офицерское образование во 2-ом ЛАУ, не могло не сказаться на моем воспитании и мировоззрении. Отец меня любил, а я его просто обожал. После войны он был в чине полковника и в свои 34 года командовал всей артиллерией корпуса. Мы воссоединились с отцом в 1944 году, когда нас из эвакуации (а жили мы в Чувашии) привез в Таллинн его ординарец (по национальности чуваш). С тех пор отец брал меня с собой и на стрельбы, и на штабные учения, и на строительство казарм в районе Аэгвийду, и на рыбалку, и в лес по грибы, т.е. я его сопровождал повсюду. Естественно, не в учебное время, а во время каникул. С малых лет я «пропитался» артиллерийским военным духом и мальчишкой любил со своими сверстниками устраивать «боевые стрельбы» на песчаных карьерах из самодельных пушечек. Но не в детских забавах дело, не в том, что я пристрастился к рыбной ловле и стал заядлым грибником, сумев эту увлеченность передать своим детям и внукам. На самом деле общение с отцом имело значительно более серьезные последствия для всей моей жизни.
Ну, во-первых, мой отец как-то ненавязчиво, может быть, даже и не сознательно, сам того не подозревая, привил мне любовь к природе. Изумительные по красоте рассветы в тумане на озере или на речке, переход от чуткой ночной тишины, нарушаемой лишь писком надоедливых комаров, к радостному гомону, вызванному карканьем ворон, стрекотом сорок, бултыханием утят и всплеском рыбин с первыми робкими лучами встающего розового солнца. Разве в городе все это увидишь и услышишь? А панорама надвигающейся грозовой тучи, с белой бахромой, несущейся со скоростью курьерского поезда с грохотом сверкающих разрядов ослепительных молний? А чуткий сон у костра или на ароматном сеновале на берегу речки в предвкушении утреннего клева? Да мало ли красот, сюрпризов и открытий предлагает тебе природа!? Это и испуг от вспорхнувшего из-под твоих ног глухаря в дремучем лесу. И клубок змей на осенней поляне, где в изобилии растут подосиновики. И ливень во время грозы, когда рыба в безумии бросается на голый крючок, а молния обвивает ствол рядом стоящей ели. Это и испуганное удивление олененка, оставленного матерью под елочкой, ветки которой ты приподнял, чтобы найти гриб.
Во-вторых, будучи мальчишкой, я присутствовал на офицерских совещаниях, проводившихся в полевых условиях на полигонах, сидел рядом с отцом на многочисленных послевоенных застольях, где велись разговоры на самые разные темы (не только и не столько о службе). Со мной на равных были и шофер отца - Вески, и адъютант - В.Полль, ставший позже мужем сестры моей мамы. Я спорил со взрослыми и они меня слушали и всерьез отвечали, не отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи. Отец любил читать и покупал много книг, главным образом, по истории. В домашней библиотеке были собраны произведения всех русских классиков (писателей, поэтов, критиков). Все эти книги я перечитал. А когда стало не хватать чтива, то ходил в библиотеку Дома офицеров, который после войны располагался на Ратушной площади. С отцом мы часто беседовали на самые разные темы. Он мне много рассказывал про войну, про свою жизнь. Мы нередко спорили и всерьез. Короче говоря, все это вместе взятое предопределило, наверное, мои интересы ко времени окончания средней школы. Последнюю точку в ориентации на будущее поставил нелепый случай. Весной 1954 года, учась еще в 9-ом классе, во время игры в футбол у меня случилась судорога ноги и я в конце апреля месяца оказался в больнице на улице Рави. И там начал читать «Капитал» К.Маркса. Почему именно эту книгу? Наверное, к ней подвели как моя общественная деятельность (был секретарем комсомольской организации школы), так и чтение литературы по истории. Я настолько хорошо ее знал, что преподаватель истории доверял мне вести вместо него урок, если ему надо было срочно отлучиться. Сначала я ничего не понимал в прочитанном. «Капитал» оказался для меня крепким орешком. Однако, обдумывая текст «Капитала» и перечитывая его вновь и вновь, я постепенно стал вникать в смысл понятий, которыми оперировал К.Маркс. Знакомство с этим великим произведением, а затем и с работами Ф. Энгельса («Анти-Дюринг», «Диалектика природы»), В.Ленина («Материализм и эмпириокритицизм»), видимо, оказали решающее влияние на выбор профессии. Я пошел учиться на политэконома в Ленинградский государственный университет, а не на журналистику в Московский государственный университет, как этого хотели мои родители и классный руководитель Александра Васильевна Щеглова - интеллигентнейшая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44