Щербакова достанется ему. Он сидел в бывшем кабинете Л.Кагановича; может быть, именно это обстоятельство инспирировало его иллюзии. Позже мне удалось в ходе реорганизации Минтруда заменить его на нового первого заместителя - порядочного и трудолюбивого В.Колосова. Были исключения в отношении ко мне и у ряда ответственных сотрудников аппарата Правительства и администрации Президента, а также среди москвичей-членов Правительства, которые искренне относились ко мне по-дружески. Наверное, в силу их интеллекта и интеллигентности.
Наше пребывание в Москве скрашивал внук Жюльен, а также приезды сына и встречи с близкими друзьями: Сашей Соловьевым, Володей Полянским. Саша Соловьев сыграл после путча роль нашего ангела-хранителя. Но обо всем по порядку.
О готовящемся путче я не знал абсолютно ничего, хотя оппозиционное настроение к политике М.Горбачева уже никого не удивляло и было очевидным. Сотрудники Минтруда по долгу службы должны были активно участвовать в подготовке документов для администрации М.Горбачева. В первую очередь это был проект экономической реформы, предложения к поездке в Лондон на встречу с лидерами G-7, а также проект нового Союзного договора, который должен был быть подписан 20 августа 1991 года. По последнему документу мы сообщили ряд своих принципиальных замечаний и, естественно, участвовали в подготовке и обсуждении проекта.
В понедельник, 19 августа, в первый день путча, как обычно, утром рано за мной приехал шофер и сказал, что радио передает какое-то важное заявление. Я попросил его включить радио. Вскоре начали вновь зачитывать заявление ГКЧП, из которого я узнал, что образован Государственный Комитет по Чрезвычайным Ситуациям, который из-за болезни М.Горбачева берет на себя полномочия высшей власти в стране и руководителем которого является Г.Янаев.
«Вот те да!» - подумал я про себя. - «Хрен редьки не слаще». М.Горбачев поражал меня своим бескультурьем. Видимо, привычка свободно выражаться, используя нетрадиционную лексику, сохранилась у него с тех дней, когда он работал комбайнером. И никакое МГУ не смогло стереть ее из памяти.
А вот Г.Янаев поразил меня другим феноменом. Я должен был сопровождать бельгийского министра труда в Кремль для беседы с ним. Вошли мы в огромный кабинет. Вице-президент почему-то сидел в конце длинного стола для заседаний, а не за своим рабочим столом. Г.Янаев поднялся, поздоровался с нами и предложил сесть. Я устроился по левую руку от Вице-президента, а министр Бельгии - по правую. В ходе беседы я вскоре пришел к выводу, что руки Г.Янаева дрожат неспроста. Заметил это, видимо, и бельгиец. Откровенно скажу, мне было стыдно за свою страну, в которой такой больной человек является вторым лицом в государстве.
И вдруг такая новость!
По трассе обычного нашего маршрута в Москве уже стояли танки и бронетранспортеры. «Значит, ГКЧП - дело нешуточное!» - подумал я.
Сразу же после приезда на работу ко мне стали подходить заместители с вопросом, что происходит? Я только пожимал плечами. Попытки что-либо выяснить по телефону в КМ успехом не увенчались. Мой управляющий делами с явным удовольствием снял со стены моего кабинета портрет М.Горбачева. Прибежал секретарь парторганизации с предложением провести партсобрание и выступить с заявлением в поддержку ГКЧП. Я ему запретил это делать, сказав, что Министерство - государственное учреждение и мы подчиняемся Правительству. Пока же мы никаких указаний от него не получали. Работа в Министерстве должна идти в прежнем режиме и по плану.
Уже во второй половине дня из аппарата КМ сообщили, что В.Павлов собирает внеочередное заседание КМ в 18.00.
Когда мы собрались в здании КМ в «предбаннике», я подошел к В.Щербакову и спросил его, что происходит и что все это значит. Он крепко ругнулся и сказал, что сам толком ничего не понимает. В.Щербаков не кривил душой. Он говорил правду. Вот некоторые выдержки из его отчета Верховному Совету СССР, которые подтверждают искренность его слов: «Я узнал о происходящем 19.08.91 утром, примерно в 8-15, от председателя Госстроя СССР т. Серова В.М., позвонившего мне на дачу и сказавшего, что по телевидению передают исключительно важное сообщение руководства СССР к народу.
Примерно в 8-20 это обращение было вновь повторено и я имел возможность полностью прослушать текст.
Прибыв в здание Кабинета Министров СССР на Пушкинской улице, пытался связаться с Премьер-министром СССР т.Павловым В.С., однако сделать это не удалось. Мне объяснили, что он болен и не может со мной говорить. Мы с т.т. Величко В.М., Сенько Ф.И. собрались в кабинете т.Величко В.М., переговорили с другими членами КМ СССР. Никто дополнительной информацией не располагал<…>Таким образом, не только я, как член КМ, ничего не ведал 19 августа утром о ГКЧП, но в таком же положении было все руководство КМ, кроме Премьер-министра.»
Далее В.Щербаков пишет о том, что он переговорил с Вице- президентом СССР Г.Янаевым с просьбой ответить на три вопроса (далее вновь цитирую отчет В.Щербакова):
«1.Имеются ли достоверные доказательства тому, что Президент СССР М.С.Горбачев действительно по состоянию здоровья не способен исполнять свои обязанности.
2.Что все указы Вице-президента, обращение советского руководства и решения ГКЧП, обнародованные по телевидению, действительно достоверны, их текст не искажен и что они полностью согласованы с Лукьяновым А.И.
3.Что ситуация руководством страны всесторонне осмыслена и действительно не найдено иных возможностей удержать страну от хаоса и массовых беспорядков, кроме как путем введения чрезвычайного положения.
На все три вопроса был дан однозначный утвердительный ответ».
Г.Янаев также сказал, что мотивы принятых ГКЧП решений «не телефонный разговор», а их должен пояснить В.Щербакову В.Павлов «как только оклемается».
В 12.00 того же дня В. Щербакову удалось по телефону связаться с В.Павловым, который подтвердил, что из достоверных источников известно, что М.Горбачев действительно тяжело болен. При этом В.Щербаков отмечает в отчете, что «т. Павлов действительно находился в ненормальном физическом состоянии, говорил с трудом, в необычной манере».
Все попытки В.Щербакова в этот день связаться с А.Лукьяновым,
В.Болдиным и А.Бессмертных не увенчались успехом.
Наконец, всех собравшихся членов Правительства пригласили в пройти зал заседаний. Все расселись. Помню, что слева от меня сидел О.Сосковец, а справа, кажется, В.Геращенко. Вошел В.Павлов и открыл заседание. Им на обсуждение был поставлен вопрос об отношении КМ к происходившим событиям, к ГКЧП. Каждый из членов Правительства должен был выразить свое отношение к ГКЧП, к проекту нового Союзного договора, готового к подписанию на следующий день.
Об этом историческом заседании КМ написано многое. Первая, с позволения сказать, тенденциозная «стенограмма» появилась сначала в «Известиях», а затем в «Комсомольской правде», подготовленная Н.Воронцовым. Им, например, была приписана Хаджиеву целая речь, хотя его вовсе не было на этом заседании. Затем появилась т.н. стенограмма, написанная М.Вышинским (заместителем Министра юстиции), присутствовавшем также на заседании КМ 19 августа 1991 года. Этот вариант «стенограммы» хотя и неполно, но все-таки приблизительно отражает содержание выступлений и атмосферу этого заседания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Наше пребывание в Москве скрашивал внук Жюльен, а также приезды сына и встречи с близкими друзьями: Сашей Соловьевым, Володей Полянским. Саша Соловьев сыграл после путча роль нашего ангела-хранителя. Но обо всем по порядку.
О готовящемся путче я не знал абсолютно ничего, хотя оппозиционное настроение к политике М.Горбачева уже никого не удивляло и было очевидным. Сотрудники Минтруда по долгу службы должны были активно участвовать в подготовке документов для администрации М.Горбачева. В первую очередь это был проект экономической реформы, предложения к поездке в Лондон на встречу с лидерами G-7, а также проект нового Союзного договора, который должен был быть подписан 20 августа 1991 года. По последнему документу мы сообщили ряд своих принципиальных замечаний и, естественно, участвовали в подготовке и обсуждении проекта.
В понедельник, 19 августа, в первый день путча, как обычно, утром рано за мной приехал шофер и сказал, что радио передает какое-то важное заявление. Я попросил его включить радио. Вскоре начали вновь зачитывать заявление ГКЧП, из которого я узнал, что образован Государственный Комитет по Чрезвычайным Ситуациям, который из-за болезни М.Горбачева берет на себя полномочия высшей власти в стране и руководителем которого является Г.Янаев.
«Вот те да!» - подумал я про себя. - «Хрен редьки не слаще». М.Горбачев поражал меня своим бескультурьем. Видимо, привычка свободно выражаться, используя нетрадиционную лексику, сохранилась у него с тех дней, когда он работал комбайнером. И никакое МГУ не смогло стереть ее из памяти.
А вот Г.Янаев поразил меня другим феноменом. Я должен был сопровождать бельгийского министра труда в Кремль для беседы с ним. Вошли мы в огромный кабинет. Вице-президент почему-то сидел в конце длинного стола для заседаний, а не за своим рабочим столом. Г.Янаев поднялся, поздоровался с нами и предложил сесть. Я устроился по левую руку от Вице-президента, а министр Бельгии - по правую. В ходе беседы я вскоре пришел к выводу, что руки Г.Янаева дрожат неспроста. Заметил это, видимо, и бельгиец. Откровенно скажу, мне было стыдно за свою страну, в которой такой больной человек является вторым лицом в государстве.
И вдруг такая новость!
По трассе обычного нашего маршрута в Москве уже стояли танки и бронетранспортеры. «Значит, ГКЧП - дело нешуточное!» - подумал я.
Сразу же после приезда на работу ко мне стали подходить заместители с вопросом, что происходит? Я только пожимал плечами. Попытки что-либо выяснить по телефону в КМ успехом не увенчались. Мой управляющий делами с явным удовольствием снял со стены моего кабинета портрет М.Горбачева. Прибежал секретарь парторганизации с предложением провести партсобрание и выступить с заявлением в поддержку ГКЧП. Я ему запретил это делать, сказав, что Министерство - государственное учреждение и мы подчиняемся Правительству. Пока же мы никаких указаний от него не получали. Работа в Министерстве должна идти в прежнем режиме и по плану.
Уже во второй половине дня из аппарата КМ сообщили, что В.Павлов собирает внеочередное заседание КМ в 18.00.
Когда мы собрались в здании КМ в «предбаннике», я подошел к В.Щербакову и спросил его, что происходит и что все это значит. Он крепко ругнулся и сказал, что сам толком ничего не понимает. В.Щербаков не кривил душой. Он говорил правду. Вот некоторые выдержки из его отчета Верховному Совету СССР, которые подтверждают искренность его слов: «Я узнал о происходящем 19.08.91 утром, примерно в 8-15, от председателя Госстроя СССР т. Серова В.М., позвонившего мне на дачу и сказавшего, что по телевидению передают исключительно важное сообщение руководства СССР к народу.
Примерно в 8-20 это обращение было вновь повторено и я имел возможность полностью прослушать текст.
Прибыв в здание Кабинета Министров СССР на Пушкинской улице, пытался связаться с Премьер-министром СССР т.Павловым В.С., однако сделать это не удалось. Мне объяснили, что он болен и не может со мной говорить. Мы с т.т. Величко В.М., Сенько Ф.И. собрались в кабинете т.Величко В.М., переговорили с другими членами КМ СССР. Никто дополнительной информацией не располагал<…>Таким образом, не только я, как член КМ, ничего не ведал 19 августа утром о ГКЧП, но в таком же положении было все руководство КМ, кроме Премьер-министра.»
Далее В.Щербаков пишет о том, что он переговорил с Вице- президентом СССР Г.Янаевым с просьбой ответить на три вопроса (далее вновь цитирую отчет В.Щербакова):
«1.Имеются ли достоверные доказательства тому, что Президент СССР М.С.Горбачев действительно по состоянию здоровья не способен исполнять свои обязанности.
2.Что все указы Вице-президента, обращение советского руководства и решения ГКЧП, обнародованные по телевидению, действительно достоверны, их текст не искажен и что они полностью согласованы с Лукьяновым А.И.
3.Что ситуация руководством страны всесторонне осмыслена и действительно не найдено иных возможностей удержать страну от хаоса и массовых беспорядков, кроме как путем введения чрезвычайного положения.
На все три вопроса был дан однозначный утвердительный ответ».
Г.Янаев также сказал, что мотивы принятых ГКЧП решений «не телефонный разговор», а их должен пояснить В.Щербакову В.Павлов «как только оклемается».
В 12.00 того же дня В. Щербакову удалось по телефону связаться с В.Павловым, который подтвердил, что из достоверных источников известно, что М.Горбачев действительно тяжело болен. При этом В.Щербаков отмечает в отчете, что «т. Павлов действительно находился в ненормальном физическом состоянии, говорил с трудом, в необычной манере».
Все попытки В.Щербакова в этот день связаться с А.Лукьяновым,
В.Болдиным и А.Бессмертных не увенчались успехом.
Наконец, всех собравшихся членов Правительства пригласили в пройти зал заседаний. Все расселись. Помню, что слева от меня сидел О.Сосковец, а справа, кажется, В.Геращенко. Вошел В.Павлов и открыл заседание. Им на обсуждение был поставлен вопрос об отношении КМ к происходившим событиям, к ГКЧП. Каждый из членов Правительства должен был выразить свое отношение к ГКЧП, к проекту нового Союзного договора, готового к подписанию на следующий день.
Об этом историческом заседании КМ написано многое. Первая, с позволения сказать, тенденциозная «стенограмма» появилась сначала в «Известиях», а затем в «Комсомольской правде», подготовленная Н.Воронцовым. Им, например, была приписана Хаджиеву целая речь, хотя его вовсе не было на этом заседании. Затем появилась т.н. стенограмма, написанная М.Вышинским (заместителем Министра юстиции), присутствовавшем также на заседании КМ 19 августа 1991 года. Этот вариант «стенограммы» хотя и неполно, но все-таки приблизительно отражает содержание выступлений и атмосферу этого заседания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44