ВСТУПЛЕНИЕ
О ПОНЯТИИ И ЗАДАЧАХ
ФИЛОСОФСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Из всех заблуждений человеческого ума самым
странным мне всегДа казалось то, что он мог
Дойти До мысли сомневаться в своем собствен-
ном существе или рассматривать его только как
приобретённый проДукт внешней прироДы, веДо-
мой нам лишь из вторых рук, - через посреДство
того самого Духа, который мы отрицаем.
Лотце
Будущий историк нашей современной духовной культуры
вероятно с удивлением отметит, как один из характернейших
ее признаков, отсутствие в ней какого-либо определенного и при-
знанного учения о сущности человеческой души и о месте че-
ловека и его духовной жизни в общей системе сущего. Гегель
некогда удивлялся <зрелищу народа без собственной метафи-
зики>. Еще более, быть может, изумительна возможность от-
сутствия и той части метафизики, которая касается вопроса
о существе самого человека и разъясняет человеку его жизнь;
замечательно, что в течение относительнее длительных периодоь
(измеряемых несколькими десятилетиями) человечество, по-ви-
димому, способно терять научный интерес к себе самому и жить,
не понимая смысла и существа своей жизни, так, по крайней
мере, обстоит дело с нашей эпохой, начиная с момента, когда
единственным официально признанным философским учением
о человеческой жизни стала так называемая эмпирическая психо-
логия, которая сама объявила себя <психологией без души>. Не
замечательно ли, в самом деле, что со времени, по меньшей
, мере, <Микрокосма> Лотце вплоть до работ Бергсона, лишь
в наши дни обративших на себя внимание, не появилось, ка-
жется, ни одного заслуживающего упоминания научно-философ-
ского произведения о природе души?
Когда в настоящее время заинтересовываешься этим - каза-
лось бы, не слишком специальным! - вопросом и ищешь каких-
либо указаний и поучений в современной литературе (как это
пришлось делать автору этих строк), то с изумлением и почти
с отчаянием убеждаешься, что такой литературы вообще почти
не существует. Находишь богатый запас глубоких мыслей и цен-
ных соображений в древней философии - у Платона, Аристо-
теля, стоиков и Плотина, в христианской философии (бл. Авгус-
тин!), в мистической литературе средних веков и нового времени
достаточно помянуть глубокомысленное учение Каббалы и род-
ственные ему идеи Якоба Бёме, С.-Мартена и Баадера); уже
гораздо беднее идеями по этому вопросу признанные школьной
традицией классические авторитеты так называемой <новой фи-
лософии>: здесь уже как будто начинается пустыня, лишь изредка
прерываемая такими богатыми оазисами, как Лейбниц, Шеллинг
и Мен де Биран . Со времени же Шеллинга и Мен де Бирана
идет почти сплошная пустыня и приходится питаться едва ли
не одними воспоминаниями.
Конечно, сторонники нынешней эмпирической или даже <экс-
периментальной> психологии скажут, что то, что мы называет
пустыней, есть хотя и скромная по виду, но плодородная нива.
взращенная после того, как планомерными усилиями опомнивше-
гося научного сознания была выкорчевана и выполота роскошная.
но бесплодная и ядовитая растительность старой <метафизики>.
Мы оставляем здесь в стороне спорный вопрос о возможности
и значении так называемой <метафизики> (напомним лишь
в этом отношении, что наше время явственно приступило к перс-
решению этого вопроса). Если бы было доказано, что старые
учения о душе были произвольны и ненаучны и что новой науке
удалось заменить их действительно точными и обоснованными
знанием, то был бы действительно обнаружен прогресс в этой
области. И мы охотно готовы признать, что сама идея опытного
психологического знания -- только при достаточно глубоком и
ясном понятии <опыта> - есть действительно ценное достижение
XIX века по сравнению с господствовавшей в XVII-XVIII веках
в этой области бесплодной рационалистической схоластикой. Но
дело тут вообще не в относительной ценности двух разных ме-
тодов одной науки, а в простом вытеснении одной науки совсем
другою, хотя и сохраняющей слабые следы родства с первой, но
имеющей по существу совсем иной предмет. Мы не стоим перед
фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию
и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений
о душе и замены их учениями о закономерностях так называемых
<душевных явлений>, оторванных от их внутренней почвы и
рассматриваемых как явления внешнего предметного мира. Ны-
нешняя психология сама себя признает естествознанием. Если
мы избавимся от гипноза ходячего, искаженного значения слов
и вернемся к их истинному, внутреннему смыслу, то мы легко
поймем, что это значит: это значит, что современная так назы-
ваемая психология есть вообще не психология, а физиология.
Она есть не учение о душе, как сфере некой внутренней реаль-
ности, которая - как бы ее ни понимать - непосредственно,
в самом опытном своем содержании, отделяется от чувственно-
предметного мира природы и противостоит ему, а именно учение
о природе, о внешних, чувственно-предметных условиях и за-
кономерностях сосуществования и смены душевных явлении.
Прекрасное обозначение <психология> - учение о душе - было
просто незаконно похищено и использовано, как титул для совсем
иной научной области; оно похищено так основательно, что,
когда теперь размышляешь о природе души, о мире внутренней
реальности человеческой жизни, как таковой, то занимаешься
делом, которому суждено оставаться безымянным или для кото-
рого надо придумать какое-нибудь новое обозначение. И даже
если примириться с новейшим, искаженным смыслом этого слова,
нужно признать, что, по крайней мере, три четверти так назы-
ваемой эмпирической психологии и еще большая часть так на-
зываемой <экспериментальной> психологии есть не чистая психо-
логия, а либо психо-физика и психо-физиология, либо же - что
точнее уяснится ниже - исследование явлений хотя и не
физических, но вместе с тем и не психических.
Мы не хотим здесь поднимать вопроса о ценности этих
привычных уже для нас наук; более того, мы не сомневаемся,
что, несмотря на смутность понятий, лежащую в их основе
и препятствующую их нормальному развитию, они делают в сво-
ей области нечто ценное и полезное. Одно лишь несомненно:
живой, целостный внутренний мир человека, человеческая лич-
ность, то, что мы вне всяких теорий называем нашей <душой>,
нашим <духовным миром>, в них совершенно отсутствует. Они
заняты чем-то другим, а никак не им. Кто когда-либо лучше
понял себя самого, свой характер, тревоги и страсти, мечты
и страдания своей жизни из учебников современной психологии,
из трудов психологических лабораторий? Кто научился из них
понимать своих ближних, правильнее строить свои отношения
к ним? Для того чтобы в -настоящее время уяснить себе чело-
веческую жизнь, свою и чужую, нужно изучать произведения
искусства, письма и дневники, биографию и историю, а никак
не научную литературу психологии. Достоевский и Толстой,
Мопассан и Ибсен, - Флобер, Геббель, Амиель в своих днев-
никах и письмах, - Карлейль, Моммзен и Ключевский - вот
единственные учителя психологии в нашей время; тогда как
в ученых трудах по психологии мы лишь изредка, как случайные
дары, найдем живые и ценные мысли, да и то лишь постольку,
поскольку их автор как личности с самостоятельной жизненной
психологической интуицией, непроизвольно и как бы противоз-
аконно возвышаются над официально установленной плоскостью
<научного> обсуждения вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
О ПОНЯТИИ И ЗАДАЧАХ
ФИЛОСОФСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Из всех заблуждений человеческого ума самым
странным мне всегДа казалось то, что он мог
Дойти До мысли сомневаться в своем собствен-
ном существе или рассматривать его только как
приобретённый проДукт внешней прироДы, веДо-
мой нам лишь из вторых рук, - через посреДство
того самого Духа, который мы отрицаем.
Лотце
Будущий историк нашей современной духовной культуры
вероятно с удивлением отметит, как один из характернейших
ее признаков, отсутствие в ней какого-либо определенного и при-
знанного учения о сущности человеческой души и о месте че-
ловека и его духовной жизни в общей системе сущего. Гегель
некогда удивлялся <зрелищу народа без собственной метафи-
зики>. Еще более, быть может, изумительна возможность от-
сутствия и той части метафизики, которая касается вопроса
о существе самого человека и разъясняет человеку его жизнь;
замечательно, что в течение относительнее длительных периодоь
(измеряемых несколькими десятилетиями) человечество, по-ви-
димому, способно терять научный интерес к себе самому и жить,
не понимая смысла и существа своей жизни, так, по крайней
мере, обстоит дело с нашей эпохой, начиная с момента, когда
единственным официально признанным философским учением
о человеческой жизни стала так называемая эмпирическая психо-
логия, которая сама объявила себя <психологией без души>. Не
замечательно ли, в самом деле, что со времени, по меньшей
, мере, <Микрокосма> Лотце вплоть до работ Бергсона, лишь
в наши дни обративших на себя внимание, не появилось, ка-
жется, ни одного заслуживающего упоминания научно-философ-
ского произведения о природе души?
Когда в настоящее время заинтересовываешься этим - каза-
лось бы, не слишком специальным! - вопросом и ищешь каких-
либо указаний и поучений в современной литературе (как это
пришлось делать автору этих строк), то с изумлением и почти
с отчаянием убеждаешься, что такой литературы вообще почти
не существует. Находишь богатый запас глубоких мыслей и цен-
ных соображений в древней философии - у Платона, Аристо-
теля, стоиков и Плотина, в христианской философии (бл. Авгус-
тин!), в мистической литературе средних веков и нового времени
достаточно помянуть глубокомысленное учение Каббалы и род-
ственные ему идеи Якоба Бёме, С.-Мартена и Баадера); уже
гораздо беднее идеями по этому вопросу признанные школьной
традицией классические авторитеты так называемой <новой фи-
лософии>: здесь уже как будто начинается пустыня, лишь изредка
прерываемая такими богатыми оазисами, как Лейбниц, Шеллинг
и Мен де Биран . Со времени же Шеллинга и Мен де Бирана
идет почти сплошная пустыня и приходится питаться едва ли
не одними воспоминаниями.
Конечно, сторонники нынешней эмпирической или даже <экс-
периментальной> психологии скажут, что то, что мы называет
пустыней, есть хотя и скромная по виду, но плодородная нива.
взращенная после того, как планомерными усилиями опомнивше-
гося научного сознания была выкорчевана и выполота роскошная.
но бесплодная и ядовитая растительность старой <метафизики>.
Мы оставляем здесь в стороне спорный вопрос о возможности
и значении так называемой <метафизики> (напомним лишь
в этом отношении, что наше время явственно приступило к перс-
решению этого вопроса). Если бы было доказано, что старые
учения о душе были произвольны и ненаучны и что новой науке
удалось заменить их действительно точными и обоснованными
знанием, то был бы действительно обнаружен прогресс в этой
области. И мы охотно готовы признать, что сама идея опытного
психологического знания -- только при достаточно глубоком и
ясном понятии <опыта> - есть действительно ценное достижение
XIX века по сравнению с господствовавшей в XVII-XVIII веках
в этой области бесплодной рационалистической схоластикой. Но
дело тут вообще не в относительной ценности двух разных ме-
тодов одной науки, а в простом вытеснении одной науки совсем
другою, хотя и сохраняющей слабые следы родства с первой, но
имеющей по существу совсем иной предмет. Мы не стоим перед
фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию
и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений
о душе и замены их учениями о закономерностях так называемых
<душевных явлений>, оторванных от их внутренней почвы и
рассматриваемых как явления внешнего предметного мира. Ны-
нешняя психология сама себя признает естествознанием. Если
мы избавимся от гипноза ходячего, искаженного значения слов
и вернемся к их истинному, внутреннему смыслу, то мы легко
поймем, что это значит: это значит, что современная так назы-
ваемая психология есть вообще не психология, а физиология.
Она есть не учение о душе, как сфере некой внутренней реаль-
ности, которая - как бы ее ни понимать - непосредственно,
в самом опытном своем содержании, отделяется от чувственно-
предметного мира природы и противостоит ему, а именно учение
о природе, о внешних, чувственно-предметных условиях и за-
кономерностях сосуществования и смены душевных явлении.
Прекрасное обозначение <психология> - учение о душе - было
просто незаконно похищено и использовано, как титул для совсем
иной научной области; оно похищено так основательно, что,
когда теперь размышляешь о природе души, о мире внутренней
реальности человеческой жизни, как таковой, то занимаешься
делом, которому суждено оставаться безымянным или для кото-
рого надо придумать какое-нибудь новое обозначение. И даже
если примириться с новейшим, искаженным смыслом этого слова,
нужно признать, что, по крайней мере, три четверти так назы-
ваемой эмпирической психологии и еще большая часть так на-
зываемой <экспериментальной> психологии есть не чистая психо-
логия, а либо психо-физика и психо-физиология, либо же - что
точнее уяснится ниже - исследование явлений хотя и не
физических, но вместе с тем и не психических.
Мы не хотим здесь поднимать вопроса о ценности этих
привычных уже для нас наук; более того, мы не сомневаемся,
что, несмотря на смутность понятий, лежащую в их основе
и препятствующую их нормальному развитию, они делают в сво-
ей области нечто ценное и полезное. Одно лишь несомненно:
живой, целостный внутренний мир человека, человеческая лич-
ность, то, что мы вне всяких теорий называем нашей <душой>,
нашим <духовным миром>, в них совершенно отсутствует. Они
заняты чем-то другим, а никак не им. Кто когда-либо лучше
понял себя самого, свой характер, тревоги и страсти, мечты
и страдания своей жизни из учебников современной психологии,
из трудов психологических лабораторий? Кто научился из них
понимать своих ближних, правильнее строить свои отношения
к ним? Для того чтобы в -настоящее время уяснить себе чело-
веческую жизнь, свою и чужую, нужно изучать произведения
искусства, письма и дневники, биографию и историю, а никак
не научную литературу психологии. Достоевский и Толстой,
Мопассан и Ибсен, - Флобер, Геббель, Амиель в своих днев-
никах и письмах, - Карлейль, Моммзен и Ключевский - вот
единственные учителя психологии в нашей время; тогда как
в ученых трудах по психологии мы лишь изредка, как случайные
дары, найдем живые и ценные мысли, да и то лишь постольку,
поскольку их автор как личности с самостоятельной жизненной
психологической интуицией, непроизвольно и как бы противоз-
аконно возвышаются над официально установленной плоскостью
<научного> обсуждения вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78