Этакий легкий выпендреж для «своих»...
Мика был сражен! Он даже самому себе не решался признаться, что думал об этом сюжете точно так же.
– Не строговаты ли вы, сударь? – только и вымолвил Мика.
– Никак нет, милостивый государь, – в тон ему ответил Альфред. – Оценку этого сюжета я взял из твоего же подсознания, а РЕАЛЕН стал только благодаря твоей поразительной БИОЭНЕРГЕТИКЕ...
Вот тут Мика очень даже насторожился:
– А что ты знаешь о моей, как ты выразился, «биоэнергетике»?
– Очень немногое. Не нервничай. Можешь спокойно выдохнуть. Не пугайся...
– С чего это ты взял, что я испугался? – сфальшивил Мика.
Альфред посмотрел на Мику своими голубыми глазами врубелёвского «Пана», мягко и легко подпрыгнул, на мгновение завис над тахтой и небыстро перелетел (а может быть, перепрыгнул?) на письменный стол, за которым сидел Мика.
Взял его за руку и – негромко сказал своим хрипловатым тенорком:
– Я знаю только, что такой могучий запас этой самой БИО-штуки, которым обладаешь ты, – явление уникальное. С невероятно широким диапазоном действия – от неотвратимо разрушительного до... – Альфред стыдливо опустил глаза. – Мика, можно я выражусь несколько высокопарно? Меня сейчас очень тянет на патетику...
– Валяй, валяй, Альфредик! – весело воскликнул Мика. – Что может быть прекраснее искренней патетики?! Мы так отгорожены от всего своей защитной ироничностью, что порой тошнить начинает!..
С каждой секундой Альфред нравился Мике все больше и больше.
Альфред это почувствовал и в смущении потерял предыдущую мысль:
– А о чем я говорил?.. Прости, пожалуйста.
– Ты говорил, что биоэнергетика может быть не только разру...
– Все, все!.. Вспомнил!.. Она может быть и БЕРЕЖНО СОЗИДАЮЩЕЙ. Ну как?
– Блеск!!! – искренне восхитился Мика. – Я, правда, не совсем понял, что ты имел в виду, но...
– Как?! – поразился Альфред. – А мое появление на этом свете? Это же ты своей гигантской биохреновиной СОЗИДАЛ меня!..
– Будем точнее: не СОЗИДАЛ, а СОЗДАЛ. И тоже не бог весть как самостоятельно. Придумал тебя все-таки мой приятель-сценарист, я тебя только нарисовал, а уже ВОЗНИК ты сам по себе и даже без моего участия откопал где-то мой старый шлемофон, который я лет сто и сам не видел!..
Альфред саркастически хмыкнул и положил ногу на ногу. Насмешливо почесал свою аккуратно подстриженную бородку и не без легкой издевательской нравоучительности произнес:
– Мой дорогой и не очень образованный друг Мика. Знай – придумал меня не твой приятель-сценарист, а один первобытный тип несколько тысяч лет тому назад! Пока он мотался за мамонтом, чтобы было чем поужинать, я сидел у него в пещере и подкладывал дровишки в огонь... Отсюда и название: «Домовой – хранитель очага». Ясно? И нарисовал меня первым не ты, а он же – этот первобытный бандит! И не карандашом на бумаге, а обсидианом на скале. После чего меня на столетия... Слышишь, Мика? На столетия объявили почему-то только деревенским жителем, запихнули в туповатые нравоучительные сказки, занудливые предания, нафаршированные тоскливым человеческим враньем, в несмешные похабные анекдоты и матерные частушки. И только ты, Мика...
Тут Альфреда прервал длинный звонок у входной двери.
– Кто бы это? – удивился Мика и встал из-за стола. – Неужели сын осчастливил?
– Нет, – сказал Альфред. – Какой-то поддатый мужик.
– Господи! Ты и это можешь?! – поразился Мика.
Альфред скромно потупил голубые глазки, польщенно усмехнулся:
– Кто из нас «хранитель очага»? Иди открывай, Мика. Ему нужно всего три рубля.
– Спрячься, – посоветовал Мика Альфреду. – А то он увидит тебя и перекинется от страха...
Настойчивый звонок дребезжал в коридоре.
– Иди, Мика, открывай. МЕНЯ НИКТО НИКОГДА, КРОМЕ ТЕБЯ, НЕ УВИДИТ. Даже если я буду торчать у него под носом!
Мика прошел по коридору и открыл дверь. На пороге стоял «сильно взямший» сосед с третьего этажа.
– Выручай, Михал Сергеич! – заорал он на весь дом. – Трехи, случаем, не найдется?.. А то совсем кранты, бля!.. До аванса...
* * *
С тех пор за всю свою последующую долгую и очень разнообразную жизнь Мика Поляков никогда не расставался с Альфредом.
Даже потом, когда они переехали жить в другую страну, а позже вообще стали колесить по всему свету, они были неразлучны.
Расставались совсем не надолго. Лишь в двух случаях: когда Мике нужно было отлучиться из дому всего на несколько часов. Тогда над Альфредом нависал его профессиональный долг «хранителя очага» и он был вынужден оставаться в квартире и раздраженно ждать Микиного возвращения. Микиных отлучек, даже необходимых и деловых, Альфред не переваривал и нервничал, когда Мика не возвращался в назначенное время.
Вторая причина расставания с Альфредом, и тоже максимум на ночь, носила чисто интимный характер. Но тут уже дом покидал не Мика, а Альфред.
Спустя полгода после ухода любимой женщины (а это случилось за год до появления Альфреда) в холостяцкой жизни Мики снова стали появляться приходящие барышни от семнадцати до тридцати пяти лет из так называемого творческого окружения.
Несмотря на свои «за пятьдесят», Мика Поляков был красив, известен, свободен в тратах, да еще к тому же сумел сохранить все стати, повадки и желания молодого, сильного мужика. Плюс – ласковая ироничность и, самое привлекательное, этакое роскошное по тем временам холостячество в большой и красивой квартире, служащей Мике и мастерской, и домом.
Каждая женщина, нырнувшая под Микино одеяло, – глупенькая или умненькая, деловитая или бесшабашная – все равно испытывала «неясные грезы» о возможном продолжении этой ночи на всю оставшуюся жизнь, и, естественно, уже под фамилией Полякова.
Но Мика слишком давно и сильно любил ушедшую от него Женщину, слишком надеялся на ее возвращение и поэтому, даже в шутку, никогда никому из барышень не давал повода даже на секунду поверить в малейшую возможность такого союза. Он был нежен, щедр, внимателен и всегда искренне благодарен. И только.
Уже после возникновения в доме Альфреда Мика дважды попробовал «принять» у себя сначала одну очень известную московскую балерину из Большого театра, а во второй раз – невероятной красоты продавщицу отдела канцелярских товаров из Гостиного Двора.
Оба раза были сплошным мучением! И балерине, и спустя неделю красотке-продавщице всю ночь чудились в квартире какие-то «посторонние», что-то им мешало раскрепоститься, чего-то они пугались. Короче, как сказал потом Мика одному своему приятелю: «Все было не в кайф!..» И это при том, что Альфред был заперт на верхней полке платяного шкафа, встроенного в коридорный ансамбль.
Да, честно говоря, и сам Мика чувствовал себя не в должной форме. Скорее всего Альфред излучал тоже не слабенькое биоэнергетическое поле, которое так или иначе влияло и на Микиных барышень, и на самого Мику.
Поэтому на третий раз, да и на все последующие разы Альфред отправлялся спать в гараж. Гараж находился в полутора километрах от Микиного дома, и такое расстояние, по мысли Мики, должно было оградить очередную гостью от нервных срывов, а Мике вернуть его привычную, совсем слегка ослабленную возрастом, но высокотехничную и квалифицированную сексуально-половую мощь.
Однако первый «гаражный» блин тоже получился комом. Мику посетила одна молоденькая эрмитажная ученая дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Мика был сражен! Он даже самому себе не решался признаться, что думал об этом сюжете точно так же.
– Не строговаты ли вы, сударь? – только и вымолвил Мика.
– Никак нет, милостивый государь, – в тон ему ответил Альфред. – Оценку этого сюжета я взял из твоего же подсознания, а РЕАЛЕН стал только благодаря твоей поразительной БИОЭНЕРГЕТИКЕ...
Вот тут Мика очень даже насторожился:
– А что ты знаешь о моей, как ты выразился, «биоэнергетике»?
– Очень немногое. Не нервничай. Можешь спокойно выдохнуть. Не пугайся...
– С чего это ты взял, что я испугался? – сфальшивил Мика.
Альфред посмотрел на Мику своими голубыми глазами врубелёвского «Пана», мягко и легко подпрыгнул, на мгновение завис над тахтой и небыстро перелетел (а может быть, перепрыгнул?) на письменный стол, за которым сидел Мика.
Взял его за руку и – негромко сказал своим хрипловатым тенорком:
– Я знаю только, что такой могучий запас этой самой БИО-штуки, которым обладаешь ты, – явление уникальное. С невероятно широким диапазоном действия – от неотвратимо разрушительного до... – Альфред стыдливо опустил глаза. – Мика, можно я выражусь несколько высокопарно? Меня сейчас очень тянет на патетику...
– Валяй, валяй, Альфредик! – весело воскликнул Мика. – Что может быть прекраснее искренней патетики?! Мы так отгорожены от всего своей защитной ироничностью, что порой тошнить начинает!..
С каждой секундой Альфред нравился Мике все больше и больше.
Альфред это почувствовал и в смущении потерял предыдущую мысль:
– А о чем я говорил?.. Прости, пожалуйста.
– Ты говорил, что биоэнергетика может быть не только разру...
– Все, все!.. Вспомнил!.. Она может быть и БЕРЕЖНО СОЗИДАЮЩЕЙ. Ну как?
– Блеск!!! – искренне восхитился Мика. – Я, правда, не совсем понял, что ты имел в виду, но...
– Как?! – поразился Альфред. – А мое появление на этом свете? Это же ты своей гигантской биохреновиной СОЗИДАЛ меня!..
– Будем точнее: не СОЗИДАЛ, а СОЗДАЛ. И тоже не бог весть как самостоятельно. Придумал тебя все-таки мой приятель-сценарист, я тебя только нарисовал, а уже ВОЗНИК ты сам по себе и даже без моего участия откопал где-то мой старый шлемофон, который я лет сто и сам не видел!..
Альфред саркастически хмыкнул и положил ногу на ногу. Насмешливо почесал свою аккуратно подстриженную бородку и не без легкой издевательской нравоучительности произнес:
– Мой дорогой и не очень образованный друг Мика. Знай – придумал меня не твой приятель-сценарист, а один первобытный тип несколько тысяч лет тому назад! Пока он мотался за мамонтом, чтобы было чем поужинать, я сидел у него в пещере и подкладывал дровишки в огонь... Отсюда и название: «Домовой – хранитель очага». Ясно? И нарисовал меня первым не ты, а он же – этот первобытный бандит! И не карандашом на бумаге, а обсидианом на скале. После чего меня на столетия... Слышишь, Мика? На столетия объявили почему-то только деревенским жителем, запихнули в туповатые нравоучительные сказки, занудливые предания, нафаршированные тоскливым человеческим враньем, в несмешные похабные анекдоты и матерные частушки. И только ты, Мика...
Тут Альфреда прервал длинный звонок у входной двери.
– Кто бы это? – удивился Мика и встал из-за стола. – Неужели сын осчастливил?
– Нет, – сказал Альфред. – Какой-то поддатый мужик.
– Господи! Ты и это можешь?! – поразился Мика.
Альфред скромно потупил голубые глазки, польщенно усмехнулся:
– Кто из нас «хранитель очага»? Иди открывай, Мика. Ему нужно всего три рубля.
– Спрячься, – посоветовал Мика Альфреду. – А то он увидит тебя и перекинется от страха...
Настойчивый звонок дребезжал в коридоре.
– Иди, Мика, открывай. МЕНЯ НИКТО НИКОГДА, КРОМЕ ТЕБЯ, НЕ УВИДИТ. Даже если я буду торчать у него под носом!
Мика прошел по коридору и открыл дверь. На пороге стоял «сильно взямший» сосед с третьего этажа.
– Выручай, Михал Сергеич! – заорал он на весь дом. – Трехи, случаем, не найдется?.. А то совсем кранты, бля!.. До аванса...
* * *
С тех пор за всю свою последующую долгую и очень разнообразную жизнь Мика Поляков никогда не расставался с Альфредом.
Даже потом, когда они переехали жить в другую страну, а позже вообще стали колесить по всему свету, они были неразлучны.
Расставались совсем не надолго. Лишь в двух случаях: когда Мике нужно было отлучиться из дому всего на несколько часов. Тогда над Альфредом нависал его профессиональный долг «хранителя очага» и он был вынужден оставаться в квартире и раздраженно ждать Микиного возвращения. Микиных отлучек, даже необходимых и деловых, Альфред не переваривал и нервничал, когда Мика не возвращался в назначенное время.
Вторая причина расставания с Альфредом, и тоже максимум на ночь, носила чисто интимный характер. Но тут уже дом покидал не Мика, а Альфред.
Спустя полгода после ухода любимой женщины (а это случилось за год до появления Альфреда) в холостяцкой жизни Мики снова стали появляться приходящие барышни от семнадцати до тридцати пяти лет из так называемого творческого окружения.
Несмотря на свои «за пятьдесят», Мика Поляков был красив, известен, свободен в тратах, да еще к тому же сумел сохранить все стати, повадки и желания молодого, сильного мужика. Плюс – ласковая ироничность и, самое привлекательное, этакое роскошное по тем временам холостячество в большой и красивой квартире, служащей Мике и мастерской, и домом.
Каждая женщина, нырнувшая под Микино одеяло, – глупенькая или умненькая, деловитая или бесшабашная – все равно испытывала «неясные грезы» о возможном продолжении этой ночи на всю оставшуюся жизнь, и, естественно, уже под фамилией Полякова.
Но Мика слишком давно и сильно любил ушедшую от него Женщину, слишком надеялся на ее возвращение и поэтому, даже в шутку, никогда никому из барышень не давал повода даже на секунду поверить в малейшую возможность такого союза. Он был нежен, щедр, внимателен и всегда искренне благодарен. И только.
Уже после возникновения в доме Альфреда Мика дважды попробовал «принять» у себя сначала одну очень известную московскую балерину из Большого театра, а во второй раз – невероятной красоты продавщицу отдела канцелярских товаров из Гостиного Двора.
Оба раза были сплошным мучением! И балерине, и спустя неделю красотке-продавщице всю ночь чудились в квартире какие-то «посторонние», что-то им мешало раскрепоститься, чего-то они пугались. Короче, как сказал потом Мика одному своему приятелю: «Все было не в кайф!..» И это при том, что Альфред был заперт на верхней полке платяного шкафа, встроенного в коридорный ансамбль.
Да, честно говоря, и сам Мика чувствовал себя не в должной форме. Скорее всего Альфред излучал тоже не слабенькое биоэнергетическое поле, которое так или иначе влияло и на Микиных барышень, и на самого Мику.
Поэтому на третий раз, да и на все последующие разы Альфред отправлялся спать в гараж. Гараж находился в полутора километрах от Микиного дома, и такое расстояние, по мысли Мики, должно было оградить очередную гостью от нервных срывов, а Мике вернуть его привычную, совсем слегка ослабленную возрастом, но высокотехничную и квалифицированную сексуально-половую мощь.
Однако первый «гаражный» блин тоже получился комом. Мику посетила одна молоденькая эрмитажная ученая дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107