Когда Мика утром вернулся домой, ноги его не держали. Альфред, остававшийся на Хессштрассе, был дико взволнован. Обнюхивал Мику, заглядывал ему снизу в глаза и все допытывался, что он видел в квартире этой Хайди... Не показалось ли ему там кое-что странным?
– Отвяжись, Адьфредик, – умолял его Мика. – Я спать хочу!.. Она совершенно игнорировала мой возраст... Потом расскажу.
Но Альфред был неумолим!
– О Господи... – простонал Мика, уютно укрываясь пледом. – Ну, обычная богатая квартира в Богенхаузене... Район говорит сам за себя. Муж был состоятельным адвокатом... Вышивочки, рюшечки, пошловатенький, но дорогой «бидер-майер», полное бескнижье... Живой фикус, искусственные цветочки... Разноцветные свечечки... Нормальный мещанский кич со сладенькими выпендрежными картинками па стенах. Какие-то баварские куколки и уйма подушечек на угловом диване...
– Стоп! – закричал Альфред. – Хотел бы уточнить – с «куколКАМИ» или с «куколКОЙ»?!
– Кажется, с одной куколкой в национальном баварском костюме. Зато – с тебя ростом...
– Я так и знал!!! – воскликнул Альфред, и глаза его зажглись бесовским пламенем. – Я это почувствовал сразу же, как только ты вернулся домой!.. Как она выглядела?
– Кто?.. – уже засыпая, пробормотал Мика.
– Эта баварская Кукла...
– Ну откуда я помню?.. Альфредик, солнце мое, иди ты в жопу со своими расспросами! Дай поспать пару часиков... Я – пожилой человек, хоть ты-то пойми это!.. В конце концов, я даже по Советской Конституции имею право на отдых... Вали, вали отсюда!..
Отоспавшись, Мика поинтересовался у Альфреда, что его так взволновало.
Альфред долго мялся, бекал, мекал, пытался увильнуть от прямого ответа, но в итоге признался, что он еще «девственник» и что его ни на секунду не покидает испепеляющее ЖЕЛАНИЕ СОИТИЯ!.. С тех пор как в Ленинграде Альфред увидел впервые, как это делает Мика со своими приходящими барышнями.
На настоящую женщину он, конечно, не претендует. Да и вряд ли это могло бы быть ему интересным. Но и дома, в Ленинграде, и здесь он все пытался отыскать подобное себе существо женского пола, не зная точно, существуют ли они вообще.
Однако сегодня, когда опустошенный Мика под утро приплелся от Хайди, Альфред каким-то самому ему неясным образом прочувствовал, что в доме, откуда вернулся Мика, ЕСТЬ ТАКОЕ СУЩЕСТВО! И именно ЖЕНСКОГО ПОЛА!!!
Как он это понял – объяснить сейчас не может. Сообразит как-нибудь потом...
Но пока Мика отсыпался от своих ночных мужчинских упражнений, Альфред попытался логически просчитать, каким образом в ее квартире появилось это Существо.
Очень Альфреду помогла одна подробность в описании Хайдиной квартиры – Кукла в баварском костюме. Да еще ростом с Альфреда!
Итак, скорее всего этой Кукле сейчас немногим меньше, чем самой Хайди, – лет так примерно двадцать восемь – тридцать. Не больше. Следовательно, Кукла была подарена Хайди еще в ее детстве.
ОДУШЕВИТЬ же, создать своим воображением Живое Существо из тряпочной имитации или воспроизвести Его на чистом листе бумаги способны только или очень талантливые люди с безграничной фантазией, не скованной рамками бытового реализма, или...
...или ДЕТИ!
Так, наверное, произошло и с маленькой девочкой Хайди около тридцати лет тому назад.
Кто подарил ей эту Куклу – не важно. Важно то, что маленькая Хайди так ПОВЕРИЛА в эту Куклу, так полюбила Ее, что своим необузданным детским воображением, не замутненным банковскими счетами, экономией, туповатой рассудочностью с гипертрофированным ощущением собственной значимости и слегка смещенными понятиями о правилах приличия, СУМЕЛА ВДОХНУТЬ ЖИЗНЬ в это миленькое тряпочное Существо с напряженной фарфоровой рожицей.
Оно и зажило. Оно явилось в человеческий мир так же, как появился у Мики и сам Альфред!..
Альфреду еще предстоит выяснить – с теми ли задачами хранительницы очага эта Кукла явилась в свет, но он свято убежден, что она менялась точно в унисон изменений и взросления самой Хайди.
Он даже в словарь заглянул, пока Мика отсыпался. «Домовой» по-немецки называется «хаусгайстер». Поэтому женский род будет звучать «хаусгайстерин»...
– Я умоляю тебя, Мика, в следующий раз, пожалуйста, возьми меня с собой к этой Хайди! Это я про шу тебя, как мужчина мужчину.
– Нет проблем, Альфред. Буду рад, если тебе удастся захороводить эту баварочку. В ближайшие же дни созвонимся и... Вперед, На штурм Хаусгайстерин!
* * *
Так был восполнен еще один пробел в богатой событиями жизни Мики и Альфреда в Мюнхене...
За эти девять месяцев Мика и Альфред пару раз слетали в Ленинград. И если в свой первый приезд они пробыли дома целых две недели, то уже во второй раз еле выдержали пять дней.
Общаться было практически не с кем.
Как ни странно, почти все, с кем Мика приятельствовал в прошлые времена, не сумели вписаться в новую жизнь и влачили довольно жалкое существование.
Друг-киносценарист на своем «жигуленке» возил продукты для ресторана трех узбекских жуликов... Масса знакомых умерли... Столько же уехали из страны, не дожидаясь полного и беспросветного обнищания; работы не было ни у кого... Союз художников, по существу, прекратил свое трепыхание и почти «скончался»; чуть ли не все помещения Дома кино, где Мика раньше частенько играл на бильярде, были распроданы лихим фирмочкам и конторкам...
Дом творчества Союза кинематографистов в Репине, куда много лет тому назад Мика привез из онкологического института свою любимую Женщину после тяжелой операции, теперь был заполнен прекрасно одетыми и грубо раскрашенными потаскухами, а их кавалеры расплачивались в баре, вытаскивая из карманов пачки долларов толщиною в роман Алексея Толстого «Хождение по мукам».
Яша Бавли собирался в Израиль и продавал квартиру каким-то китайцам...
Сын Серега женился вторично. Сдавал свою однокомнатную квартиру за полтораста долларов в месяц, жил у новой жены – симпатичной, крепкой девушки Тани. Серега работал на рынке шофером, Таня там же торговала колготками.
Мика подарил Сереге свою старую «Волгу» с гаражом и созвонился с бывшим генералом Степой.
Степан приехал, распухший от возлияний, с красными пятнами на шее и висках от нейродермита, с мокрыми от умиления глазами – наконец-то встретились!
Выпили бутылку под традиционную яичницу с колбасой, а на следующий день Степан прислал Мике четырех крепеньких пареньков при оружии. Пареньки привезли с собой фанерные ящики, окантованные металлическими полосками, и помогли Мике упаковать шестьсот килограммов книжек, справочников, словарей, альбомов, кистей, красок, любимых картинок, подаренных Мике разными художниками в разные годы, и еще какую-то родную мелочевку – старые армейские фотографии, отцовские документы...
Эти же пареньки по своим каналам провели все шесть ящиков по сто килограммов через Пулковскую таможню, а Мика заплатил по одному доллару и тридцать семь центов за каждый килограмм своего багажа. Накупил в «валютке» еще долларов на двести разных ярких заграничных бутылок, раздарил их кому надо и не надо и снова улетел вместе с Альфредом в Мюнхен.
Зато когда они сели в Мюнхене и пассажиров попросили не вставать из кресел, так как трап еще не подан, Мика и Альфред через иллюминатор увидели, как их ящики уже выползают из самолетного чрева по транспортеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107