..), где, как и в отцовском старинном удостоверении шеф-пилота двора его императорского величества, тоже на пяти языках, кроме русского, было сообщено, кем является владелец этой простоватенькой книжечки...
Тем не менее, несмотря на невзрачность документика, этот Союз художников снял с города Мюнхена все социальные обязательства по отношению к пожилому герру Полякову и все расходы по его содержанию принял на себя, установив Мике ежемесячный грант в восемьсот марок. Что было значительно больше обычной социал-хильфе!
В четырехтомной Европейской энциклопедии современной живописи и графики, изданной в «БКФ» – «Бавария кунстферлаг», что соответствовало нашему издательству «Искусство», русскому художнику Михаэлю Полякову, родившемуся в Ленинграде в 1927 году, было отведено семнадцать почетных страниц превосходно напечатанных его рисунков, акварелей, эскизов обложек, карикатур, а также длинный перечень его выставок во всем мире и очень теплая статья о Мике составителя этой энциклопедии.
На последних страницах тома были факсимильно воспроизведены подписи всех упоминавшихся здесь художников. В том числе и подпись М. Полякова – МИКА.
Все это стало возможным благодаря Леонхарду Таубу, сердце которого с каждым месяцем работало все хуже и хуже...
* * *
А потом случилось вот что.
Русская служба радиостанции «Свобода» брала интервью у известного немецкого литератора еврейско-чешского происхождения, живущего в Германии уже больше двадцати пяти лет, пишущего свои замечательные новеллы только по-немецки и превосходно говорящего по-русски, – Леонхарда Тауба.
Герр Тауб рассказывал про то, как в конце тридцатых – начале сороковых он, маленький еврейский мальчик, был вынужден прятаться от немецких фашистов в пражских подвалах, а в середине пятидесятых, уже молодым человеком, бежал из Праги от русских танков, посланных в Чехословакию коммунистами Советского Союза...
К концу интервью герру Таубу стало плохо, и запись пришлось прекратить. Он проглотил какие-то свои таблетки, без которых уже пару лет не выходил из дома, отсиделся, отдышался и попросил разрешения позвонить своему приятелю.
И позвонил Мике. И попросил Мику приехать за ним.
Мика прыгнул в свою большую спортивную «мазду», которую они с Альфредом купили сразу же после получения постоянной и бессрочной визы, и помчался за Левой. Что-то Мику очень встревожило в нарочито спокойном голосе Тауба...
Тот, в окружении нескольких сотрудников станции, ждал Мику на ступеньках у главного входа. Бледный, с синеватыми губами. Лева смущенно улыбался и говорил по-немецки, по-английски и по-русски. Увидел Мику и стал тяжело вставать со ступенек:
– Ах, Мишенька!.. Как хорошо, что ты приехал за мной...
– Может быть, все-таки вызовем врачей? – спросил кто-то.
– Нет, нет... – быстро возразил Лева. – Теперь я под надежной защитой. Спасибо за все, и будьте здоровы. Чу-у-ус!..
Когда они остались одни, Лева привычно-заботливо спросил Мику:
– Ты хорошо поставил машину? Без возможных штрафных санкций?
– Да вроде как-то толково приткнулся. Только далековато. Ты присядь вот здесь. Подожди меня секунду. Я сейчас подкачу к тебе. Мне не хочется, чтобы ты шел пешком.
– Наоборот, Мишенька!.. Мне сейчас обязательно нужно пройтись, подышать свежим воздухом. А машинка твоя пусть постоит. Пойдем прошвырнемся по Английскому парку. Благо он тут – за забором «Свободы»...
* * *
А может, не нужно было соглашаться с Левой?.. Может быть, следовало настоять на вызове «Нотартца» – «неотложки»? Или сразу же со ступенек радиостанции прямиком отвезти его в какую-нибудь клинику, а не разгуливать по Английскому парку?.. Да что теперь говорить...
* * *
Их было трое.
Всего лет по двадцать каждому. Может, чуть больше...
Они были демонстративно бритоголовы и пьяны.
Они стояли в самом центре Английского парка на невысоком пригорке, словно на трибуне, а внизу, у подножия этого маленького естественного возвышения, толпились десятка полтора пожилых людей с маленькими детьми и большими собаками.
Кто выгуливал своих внуков, кто – песиков...
У одного бритоголового в руках был мегафон, у второго – бутылка с дешевым «Корном», у третьего – флаг со свастикой.
Естественный пригорок давал им упоительное ощущение трибунной приподнятости!
С высоты в полтора метра им казалось, что под ними, замерев от восхищения, стоят толпы их верных сограждан!..
Но Мика и Лева увидели пятнадцать перетрусивших стариков, четверых детей и несколько равнодушных немецких собак неведомых пород...
И увидели трех пьяных мальчишек-неонацистов, один из которых исступленно размахивал красным флагом с черной свастикой в белом круге, второй картинно прихлебывал из бутылки, а третий истерически вопил в мегафон призывы далеко не первой свежести:
– Германия только для немцев!!! Всех чернозадых, евреев и поляков развесить по деревьям Английского парка!.. Турков – сжечь дотла!.. Возродим великую нацию – возродится великая Германия!!!
Поначалу Леве и Мике не захотелось во все это даже поверить. Им показалось, что это «Бавария-фильм» снимает сцену для какой-то современной антифашистской картины...
Но не было прожекторов, не было кинокамер, не суетился вокруг кинематографический люд – не было никакой съемки!
Шел НОРМАЛЬНЫЙ НАЦИСТСКИЙ митинг со своими «героями» и внемлющим им «народом»...
– Боже мой... Какой ужас! Я ведь только что об этом говорил...
Лева схватился за Мику и тоненько прокричал всем стоящим внизу у пригорка старикам, детям и собакам:
– Господа! Господа!.. Что же вы молчите?! Как же можно молчать?! Это же в центре вашего Мюнхена! Ну возразите хоть кто-нибудь!.. Что же вы стоите?!
Но под пригорком уже никто не стоял – все стали поспешно расходиться в разные стороны, растаскивая своих детей и собак... «Добрый» старый немецкий принцип – только бы не ввязаться в какую-нибудь историю... Ни одна собака даже не тявкнула.
Мика вдруг почувствовал, как ослабевает Левина рука, которой он держался за него, и испуганно проговорил ему по-русски:
– Левушка, успокойся... Левушка, родной, возьми себя в руки!.. Не стоят они твоего здоровья, Левушка!..
– Русский! – по-русски же потрясенно закричал бритоголовый с бутылкой «Корна». – Русские жиды!.. Я в Караганде уголек рубал, а вы сюда за колбаской, суки?!
И на корявом немецком языке он стал кричать своим приятелям, что это стоят две русские свиньи, которые ему в Казахстане жить не давали, так еще и сюда приперлись, вонючее племя!..
Вот когда Леонхард Тауб, писатель, которого читала вся цивилизованная Германия, а не очень цивилизованная хохотала над его рассказами – он их сам прекрасно читал каждую субботу по одному телеканалу, – Леонхард Тауб, чьи книги были переведены почти во всем мире на несчетное количество языков, очень пожилой и очень больной человек, на великолепном немецком, настоящем «хохдойч», крикнул этим троим – с бутылкой, нацистским флагом и мегафоном:
– Вы – подонки!!! Что вы знаете о фашизме, дерьмо и ничтожества! Что вы вообще знаете про эту жизнь, мерзавцы?!
У Мики в висках уже гремел колокол и голова раскалывалась от вскипавшей ненависти...
Не было никого вокруг!.. А с пригорка на двух стариков, один из которых уже терял сознание, неслись трое пьяных, разъяренных здоровых парней – с бутылкой, мегафоном и флагом со свастикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Тем не менее, несмотря на невзрачность документика, этот Союз художников снял с города Мюнхена все социальные обязательства по отношению к пожилому герру Полякову и все расходы по его содержанию принял на себя, установив Мике ежемесячный грант в восемьсот марок. Что было значительно больше обычной социал-хильфе!
В четырехтомной Европейской энциклопедии современной живописи и графики, изданной в «БКФ» – «Бавария кунстферлаг», что соответствовало нашему издательству «Искусство», русскому художнику Михаэлю Полякову, родившемуся в Ленинграде в 1927 году, было отведено семнадцать почетных страниц превосходно напечатанных его рисунков, акварелей, эскизов обложек, карикатур, а также длинный перечень его выставок во всем мире и очень теплая статья о Мике составителя этой энциклопедии.
На последних страницах тома были факсимильно воспроизведены подписи всех упоминавшихся здесь художников. В том числе и подпись М. Полякова – МИКА.
Все это стало возможным благодаря Леонхарду Таубу, сердце которого с каждым месяцем работало все хуже и хуже...
* * *
А потом случилось вот что.
Русская служба радиостанции «Свобода» брала интервью у известного немецкого литератора еврейско-чешского происхождения, живущего в Германии уже больше двадцати пяти лет, пишущего свои замечательные новеллы только по-немецки и превосходно говорящего по-русски, – Леонхарда Тауба.
Герр Тауб рассказывал про то, как в конце тридцатых – начале сороковых он, маленький еврейский мальчик, был вынужден прятаться от немецких фашистов в пражских подвалах, а в середине пятидесятых, уже молодым человеком, бежал из Праги от русских танков, посланных в Чехословакию коммунистами Советского Союза...
К концу интервью герру Таубу стало плохо, и запись пришлось прекратить. Он проглотил какие-то свои таблетки, без которых уже пару лет не выходил из дома, отсиделся, отдышался и попросил разрешения позвонить своему приятелю.
И позвонил Мике. И попросил Мику приехать за ним.
Мика прыгнул в свою большую спортивную «мазду», которую они с Альфредом купили сразу же после получения постоянной и бессрочной визы, и помчался за Левой. Что-то Мику очень встревожило в нарочито спокойном голосе Тауба...
Тот, в окружении нескольких сотрудников станции, ждал Мику на ступеньках у главного входа. Бледный, с синеватыми губами. Лева смущенно улыбался и говорил по-немецки, по-английски и по-русски. Увидел Мику и стал тяжело вставать со ступенек:
– Ах, Мишенька!.. Как хорошо, что ты приехал за мной...
– Может быть, все-таки вызовем врачей? – спросил кто-то.
– Нет, нет... – быстро возразил Лева. – Теперь я под надежной защитой. Спасибо за все, и будьте здоровы. Чу-у-ус!..
Когда они остались одни, Лева привычно-заботливо спросил Мику:
– Ты хорошо поставил машину? Без возможных штрафных санкций?
– Да вроде как-то толково приткнулся. Только далековато. Ты присядь вот здесь. Подожди меня секунду. Я сейчас подкачу к тебе. Мне не хочется, чтобы ты шел пешком.
– Наоборот, Мишенька!.. Мне сейчас обязательно нужно пройтись, подышать свежим воздухом. А машинка твоя пусть постоит. Пойдем прошвырнемся по Английскому парку. Благо он тут – за забором «Свободы»...
* * *
А может, не нужно было соглашаться с Левой?.. Может быть, следовало настоять на вызове «Нотартца» – «неотложки»? Или сразу же со ступенек радиостанции прямиком отвезти его в какую-нибудь клинику, а не разгуливать по Английскому парку?.. Да что теперь говорить...
* * *
Их было трое.
Всего лет по двадцать каждому. Может, чуть больше...
Они были демонстративно бритоголовы и пьяны.
Они стояли в самом центре Английского парка на невысоком пригорке, словно на трибуне, а внизу, у подножия этого маленького естественного возвышения, толпились десятка полтора пожилых людей с маленькими детьми и большими собаками.
Кто выгуливал своих внуков, кто – песиков...
У одного бритоголового в руках был мегафон, у второго – бутылка с дешевым «Корном», у третьего – флаг со свастикой.
Естественный пригорок давал им упоительное ощущение трибунной приподнятости!
С высоты в полтора метра им казалось, что под ними, замерев от восхищения, стоят толпы их верных сограждан!..
Но Мика и Лева увидели пятнадцать перетрусивших стариков, четверых детей и несколько равнодушных немецких собак неведомых пород...
И увидели трех пьяных мальчишек-неонацистов, один из которых исступленно размахивал красным флагом с черной свастикой в белом круге, второй картинно прихлебывал из бутылки, а третий истерически вопил в мегафон призывы далеко не первой свежести:
– Германия только для немцев!!! Всех чернозадых, евреев и поляков развесить по деревьям Английского парка!.. Турков – сжечь дотла!.. Возродим великую нацию – возродится великая Германия!!!
Поначалу Леве и Мике не захотелось во все это даже поверить. Им показалось, что это «Бавария-фильм» снимает сцену для какой-то современной антифашистской картины...
Но не было прожекторов, не было кинокамер, не суетился вокруг кинематографический люд – не было никакой съемки!
Шел НОРМАЛЬНЫЙ НАЦИСТСКИЙ митинг со своими «героями» и внемлющим им «народом»...
– Боже мой... Какой ужас! Я ведь только что об этом говорил...
Лева схватился за Мику и тоненько прокричал всем стоящим внизу у пригорка старикам, детям и собакам:
– Господа! Господа!.. Что же вы молчите?! Как же можно молчать?! Это же в центре вашего Мюнхена! Ну возразите хоть кто-нибудь!.. Что же вы стоите?!
Но под пригорком уже никто не стоял – все стали поспешно расходиться в разные стороны, растаскивая своих детей и собак... «Добрый» старый немецкий принцип – только бы не ввязаться в какую-нибудь историю... Ни одна собака даже не тявкнула.
Мика вдруг почувствовал, как ослабевает Левина рука, которой он держался за него, и испуганно проговорил ему по-русски:
– Левушка, успокойся... Левушка, родной, возьми себя в руки!.. Не стоят они твоего здоровья, Левушка!..
– Русский! – по-русски же потрясенно закричал бритоголовый с бутылкой «Корна». – Русские жиды!.. Я в Караганде уголек рубал, а вы сюда за колбаской, суки?!
И на корявом немецком языке он стал кричать своим приятелям, что это стоят две русские свиньи, которые ему в Казахстане жить не давали, так еще и сюда приперлись, вонючее племя!..
Вот когда Леонхард Тауб, писатель, которого читала вся цивилизованная Германия, а не очень цивилизованная хохотала над его рассказами – он их сам прекрасно читал каждую субботу по одному телеканалу, – Леонхард Тауб, чьи книги были переведены почти во всем мире на несчетное количество языков, очень пожилой и очень больной человек, на великолепном немецком, настоящем «хохдойч», крикнул этим троим – с бутылкой, нацистским флагом и мегафоном:
– Вы – подонки!!! Что вы знаете о фашизме, дерьмо и ничтожества! Что вы вообще знаете про эту жизнь, мерзавцы?!
У Мики в висках уже гремел колокол и голова раскалывалась от вскипавшей ненависти...
Не было никого вокруг!.. А с пригорка на двух стариков, один из которых уже терял сознание, неслись трое пьяных, разъяренных здоровых парней – с бутылкой, мегафоном и флагом со свастикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107