Девок вольнонаемных было – пруд пруди! Выпивки – хоть залейся!
«Изделие», как по причине секретности называлась ракета А-4, имело двигатели, работающие на соединительной реакции чистейшего девяностоградусного спирта с жидким кислородом, который, как известно из учебника химии для средней школы, тоже – не хвост собачий: минус двести семьдесят шесть градусов ниже нуля. Штука весьма опасная...
Так вот, когда на стенде нужно было только проверить работу двигателей «изделия», на носовую или даже, вернее, на «шейную» часть ракеты надевался гигантский стальной ошейник, от которого шли толстенные металлические растяжки, приваренные и забетонированные в стартовой площадке стенда. Двигатели могли реветь сколько угодно, но оторвать прикованную к бетону ракету они были не в состоянии.
В случае таких испытаний на стенде сжигалось всего около половины топлива. Остальные тонны три-четыре спирта и полторы-две тонны жидкого кислорода со всеми предосторожностями сливались на землю...
Считалось, что уже одно пребывание спирта и жидкого кислорода в топливно-двигательной системе ракеты при вторичном использовании может дать нежелательную реакцию. Или не дать желаемую. В очередные испытания заправлялся уже другой спирт и другой кислород.
Жидкий кислород не мог привлечь даже самых безмозглых. Достаточно было сунуть в его сливающуюся струю деревянную оглоблю, как та в одно мгновение рассыпалась кристаллической серебристо-снежной пылью!..
Но слив на землю нескольких тонн чистейшего спирта не мог оставить никого равнодушным. Повальное, халявное пьянство моровой язвой стало разъедать наисекретнейший, известный всему свету Государственный центральный полигон Советского Союза!..
В алкогольном угаре солдатики, сержанты, да и, чего греха таить, даже старшие офицеры стрелялись, вешались, палили друг в друга, очертя голову бросались в невероятные преступные авантюры...
Спирт стал валютой, меновой и покупательной единицей, намного превышающей возможности обычных денежных знаков.
Ученое начальство ломало голову: чем можно заменить спирт?! И в один нерадостный день по всем частям и соединениям всех родов войск ГЦП прокатилась трагическая информация, что, слава Богу, наконец-то найден заменитель спирта для ракетного топлива! К нему нельзя даже приближаться! Он невероятно токсичен... Одного взгляда на него достаточно, чтобы любопытный откинул копыта!
И действительно, уже следующие стендовые испытания предъявили всему недоверчивому, алчущему и похмельному воинскому братству вместо слива чистого ректификата струю, толщиной в телеграфный столб, жидкости с такой пугающей красно-сине-голубовато-лиловой цветовой гаммой, что все просто от ужаса шарахнулись в стороны!
Пахла же эта омерзительная струя, этот антинародный плод ученых вывертов – чистярой!!! Запах был ну просто идеальный для поддачи...
Целый месяц Государственный центральный полигон пребывал в перепуганно-трезвом состоянии. Все просто отучились покупать водку в военторговских магазинах.
Но однажды пронесся слух, будто один старшина, командир хозяйственного взвода по обслуге стендовой группы испытаний и запусков, получил письмецо из родного Торжка, что его любимая девица загуляла во все завертки. И старшина решил свести счеты с жизнью. Из-за большого расстояния между Торжком и Кап-Яром он решил покончить не с ней, неверной, а с самим собой.
Набрал полный котелок этой жуткой красно-сине-лиловой штуки, пахнущей спиртом, прилюдно объяснил причину своего ухода из жизни поразительно живописным матом, попрощался со всеми и выпил полкотелка одним духом. Ну и конечно, тут же упал замертво...
Когда же труп старшины скорбно понесли готовить к официальным похоронам, старшина по дороге приоткрыл один мутный глаз и попытался даже что-то спеть из классического алкогольного репертуара. Не то «Шумел камыш...», не то «На палубу вышел, а палубы нет...».
Похороны старшины временно отложили. Ординарцы большого начальства под страшными клятвами и уверениями в сохранении абсолютной тайны сообщили некую научно-пикантную подробность. Оказывается, единственное, что не мешает необходимой топливной реакции при соединении чистого спирта с жидким кислородом, это небольшое окрашивание спирта марганцевым калием, при употреблении которого человек рискует получить только запор. А нормальная похмелюга будет такой же, как и после неокрашенной спиртяги!
А ученые, которых собрали сюда со всего света, – вся эта жидовня и немчура под командованием наших больших начальников, которым коньяк из Москвы транспортными самолетами возят, – этих ученых хлебом не корми, а дай простому русскому военному народу лапшу на уши навешать, чтобы он, видишь ли, не выпивал... дурят нашего брата почем зря! Вот и придумали, дескать, это яд... А вот хер им в грызло: на нас где сядешь – там и слезешь!
Да, товарищ старший лейтенант?..
Примерно так, простодушно и очень доверительно, объяснил Мике Полякову его же собственный моторист, когда приволок своему любимому командиру две двадцатилитровые канистры с этой уже неоднократно проверенной лиловой жидкостью, которая даже и название успела получить – «Голубой Дунай».
Мика поблагодарил, но канистры не принял. Сорок литров спирта, подкрашенного марганцовкой, были отправлены обратно. Что не снизило желания Микиного окружения сделать ему подарок.
Где, как и при каких обстоятельствах эти две канистры были обменены на прекрасный, почти новый трофейный американский «виллис» – так Мика никогда и не узнал.
Мало того, на двигателе и кузове «виллиса» родными авиаумельцами были перебиты номера, еще за полканистры в военно-автомобильной инспекции комендатуры Кап-Яра были оформлены все документы на имя старшего лейтенанта Полякова Михаила Сергеевича. И вот в таком «узаконенном» виде Мика получил этот «виллис» в подарок от всей своей эскадрильи именно в тот день, когда ему исполнилось двадцать четыре года и он приказом командования был назначен заместителем командира эскадрильи по летной работе.
* * *
С легкой руки майора Борщевского – начальника гарнизонного Дома офицеров – для Мики Полякова в Кап-Яре неожиданно открылась и бурная «светская жизнь».
– Мне сказали, что в прошлом вы – художник? – спросил как-то майор, отловив Мику в Доме офицеров на танцах под радиолу.
– Тут две неточности, товарищ майор, – сказал ему Мика. – Во-первых, у меня практически никогда не было «прошлого», а во-вторых, до войны я всего лишь учился в средней художественной школе.
– А вы, оказывается, еще и кокетун, старший лейтенант? – едко и насмешливо удивился майор Борщевский. – Мне показывали несколько ваших шаржей – у вас весьма зрелая и уверенная рука... Как мне кажется.
– Спасибо, товарищ майор.
– Просто Юрий Леопольдович.
– Спасибо, Юрий Леопольдович. В таком случае просто Михаил Сергеевич.
Майор внимательно оглядел Мику и очень вежливо произнес:
– Не ошибусь, Михал Сергеич, если скажу, что навскидку я примерно вдвое старше вас. И в моем возрасте уже нужно начинать беречь время, отпущенное судьбой. Ничего, если я сокращу ваше отчество и буду называть вас Мишей?
Борщевский понравился Мике своей скрытой иронией и явной интеллигентностью. Чем-то – построением фраз, негромкостью, манерой смотреть на собеседника – Борщевский напоминал Мике отца – покойного Сергея Аркадьевича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107