Зато лицо Бесса сияло от
удовольствия. В толпе встречающих не было ни одного бактрийца. В городе
скопилось около пяти тысяч персов, бежавших от македонцев на восток. Узнав
от гонца о приезде Бесса, они возликовали и поспешили навстречу. Их дни
проходили в спорах и раздорах, никто не знал, как быть, что делать, ибо им
не хватало предводителя. И вот предводитель явился.
Отряды остановились. Седой перс из встречающих медленно сошел с коня
и затопал к Бессу. Не дойдя до него трех шагов, он упал на дорогу и
приложился губами к земле. Бесс преобразился. Глаза его гордо блеснули. Он
опять стал ахеменидом Бессом, сатрапом Бактры и Согдианы, и теперь никто
не спрашивал, кто он такой.
Старик достал из-за спины мех с вином, до краев наполнил темной
влагой золотую чашу и преподнес ее правой рукой Бессу, приложив при этом
левую руку к сердцу. Бесс раздвинул обветренные губы в суровой улыбке,
принял чашу на обе ладони и поднес ко рту. Он пил жадно, но не торопился,
с достоинством смакуя терпкое вино. Осушив чашу до дна, он намочил в
оставшейся капле указательный палец и провел на своем лбу влажную розовую
полоску. Из грубых глоток персидских воителей грянул боевой клич.
Седой иранец взял Бессова коня под уздцы и повел его за собой. Бесс
Сутулился и выгибал длинную шею, как снежный сип. Персы расступились,
пропустив своего повелителя и его спутников иранцев вперед, затем
сомкнулись позади них тесной толпой, ощетинившейся копьями, и последовали
за сатрапом в город.
Спантамано не трогался с места. Согдийцы и дахи остались возле
потомка Сиавахша. Казалось, Бесс забыл о своем соратнике. Но, как понимал
Спантамано, это только казалось. У Бесса что-то на уме, его надо
опасаться.
- Горшок измучила тоска, разбился он на три куска, - сказал
Спантамано и обернулся к воинам. - Видели? Когда в зарослях случится пожар
и звери спасаются от огня, волк и олень бегут рядом. И никто никого не
трогает. Но пожар кончился, и волк опять точит зубы на оленя. Поняли вы
меня?
- Да.
- Вы, дахи, куда пойдете?
Дахи уже в пути переговорили между собой. Служба у Бесса, которого не
пускали на ночлег даже в собственной вотчине, обещала дахам мало хорошего.
Лучше поступить под начало Спантамано: его, как они убедились, сам Бесс
боится. Поэтому старейшины дахов ответили без колебания:
- Мы с тобой, о Святой Смысл!
Имя Спантамано означало "святой смысл". Потомок Сиавахша
удовлетворенно кивнул головой и покосился на худого, бледного перса,
оставшегося у ворот, - того самого перса, который присутствовал при
убийстве Дария. Опустив голову, он печально глядел куда-то в пустоту.
- Датафарн! - позвал его Спантамано. Тот очнулся. - Ты почему остался
здесь?
- А куда мне? - Датафарн грустно улыбнулся.
- К Бессу.
Датафарн медленно покачал головой:
- Нет, Спантамано. Я хочу к тебе.
Спантамано испытывающее смотрел на перса. Может, его нарочно подослал
Бесс? Да нет, не может быть. Не в первый же раз видит Спантамано этого
беднягу Датафарна. Но он все-таки сказал:
- А если я не пущу?
Датафарн сразу понурился и растерянно пробормотал:
- Тогда... не знаю.
"Дурак! - выругал себя Спантамано. Ему стало жалко Датафарна. - Он и
так болен, а ты его еще терзаешь".
- Ладно, - кивнул Спантамано добродушно. - Ты не обижайся. Я просто
так сказал. Я рад, что ты решил остаться со мной.
Датафарн оживился. Спантамано повернулся к дахам и согдийцам:
- Персы уехали налево, к замку. Мы двинемся направо, к моему другу
Вахшунварте. Все согласны?
- Да!
Усадьба Вахшунварты занимала целый квартал у Южных Ворот. Серые
глинобитные и каркасные жилища соединялись узкими переходами. Между
жилищами кое-где чернели квадраты затененных внутренних двориков, там и
сям поднимались зеленеющие тополя. Дворец Вахшунварты точно холм
возвышался над плоскими крышами окружающих его хижин, где жили сородичи и
рабы верховного жреца Бактрианы. Перед дворцом раскинулась площадка с
бассейном посередине. Вокруг бассейна темнели кроны развесистых чинар.
Весь квартал был огорожен толстой стеной, а по углам дворца зорко глядели
вниз бойницы четырех сырцовых башен.
Вахшунварта - высокий, смуглый человек с умным лбом, строгим
худощавым лицом, темными спокойными глазами, прямым носом и белой длинной
бородой - встретил гостей со сдержанной приветливостью. Спокойными,
плавными движениями, мягкой речью и неторопливой поступью он как бы
подчеркивал свою принадлежность к священной жреческой касте. Он с
достоинством поклонился Спантамано и не спеша повел его во дворец.
В залах дворца было много света и воздуха. Потолки украшала тонкая
резьба по алебастру. По верхнему краю высоких стен тянулись лепные фризы,
изображающие то розетку, то следующих одна за другой куропаток, то оленей,
убегающих от леопарда. Ниже фризов раскинулась по голубому полю вязь
красочных росписей: охотники на тонконогих, быстро скачущих конях пронзали
стрелой нежных серн; юноши в дорогих нарядах поднимали чаши; раскинув
руки, выступали группы обнаженных танцовщиц.
"В храме огня, где Вахшунварта совершает обряд, ни одной завитушки не
увидишь, - подумал Спантамано. - А дома у него вон сколько их наворочено.
Такова твоя святость, хитрец?"
Поручив Спантамано заботам рабов, хозяин удалился. Пока Вахшунварта
размещал согдийцев и дахов по хижинам, а их коней - по конюшням, потомок
Сиавахша обмылся прохладной водой. Он долго плескался в каменном бассейне
внутри дома, и его некрупное, суховатое, но ладно сложенное, как бы
отлитое из бронзы тело отдыхало от дорожных невзгод.
Рабы, цокая языками от восхищения, умастили длинные волосы согдийца
душистым маслом и расчесали серебряным гребнем; густые локоны отливали
золотым блеском и ниспадали на плечи мягкой волной. Каково же было
удивление слуг, когда знатный согдиец отказался от приготовленных для него
ярких бактрийских одежд и опять облачился в пятнистые шкуры леопарда! Он
поглядел в медное зеркало, поправил тонкие усы и весело подмигнул
столпившимся вокруг него рабам. Они завыли от восторга. Так дружески с
ними еще никто не обращался.
Освеженный, ловкий и быстрый, согдиец, проворно ступая по мягким
багровым коврам, проследовал в зал, где за низким столом, уставленным
золотой и серебряной посудой, его ожидал старый Вахшунварта. При виде
сдобного пшеничного хлеба, жирного вареного риса, горой лежащего на
круглом подносе, жареных сазанов, щук и сомов, раскрывших пасти на блюдах,
тонко нарезанного, посыпанного красным перцем и политого уксусом лука и
крупных, на огне каленных орехов ноздри Спантамано дрогнули, как у
голодного барса, уловившего запах пасущейся недалеко антилопы.
Хозяин подошел к бронзовому жертвеннику, установленному на высокой
медной треноге, разрезал плод граната, окропил кровавым соком священное
пламя и едва слышно пробормотал короткое заклинание:
- О Хаом, владыка дома, владыка селения, владыка города, владыка
страны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
удовольствия. В толпе встречающих не было ни одного бактрийца. В городе
скопилось около пяти тысяч персов, бежавших от македонцев на восток. Узнав
от гонца о приезде Бесса, они возликовали и поспешили навстречу. Их дни
проходили в спорах и раздорах, никто не знал, как быть, что делать, ибо им
не хватало предводителя. И вот предводитель явился.
Отряды остановились. Седой перс из встречающих медленно сошел с коня
и затопал к Бессу. Не дойдя до него трех шагов, он упал на дорогу и
приложился губами к земле. Бесс преобразился. Глаза его гордо блеснули. Он
опять стал ахеменидом Бессом, сатрапом Бактры и Согдианы, и теперь никто
не спрашивал, кто он такой.
Старик достал из-за спины мех с вином, до краев наполнил темной
влагой золотую чашу и преподнес ее правой рукой Бессу, приложив при этом
левую руку к сердцу. Бесс раздвинул обветренные губы в суровой улыбке,
принял чашу на обе ладони и поднес ко рту. Он пил жадно, но не торопился,
с достоинством смакуя терпкое вино. Осушив чашу до дна, он намочил в
оставшейся капле указательный палец и провел на своем лбу влажную розовую
полоску. Из грубых глоток персидских воителей грянул боевой клич.
Седой иранец взял Бессова коня под уздцы и повел его за собой. Бесс
Сутулился и выгибал длинную шею, как снежный сип. Персы расступились,
пропустив своего повелителя и его спутников иранцев вперед, затем
сомкнулись позади них тесной толпой, ощетинившейся копьями, и последовали
за сатрапом в город.
Спантамано не трогался с места. Согдийцы и дахи остались возле
потомка Сиавахша. Казалось, Бесс забыл о своем соратнике. Но, как понимал
Спантамано, это только казалось. У Бесса что-то на уме, его надо
опасаться.
- Горшок измучила тоска, разбился он на три куска, - сказал
Спантамано и обернулся к воинам. - Видели? Когда в зарослях случится пожар
и звери спасаются от огня, волк и олень бегут рядом. И никто никого не
трогает. Но пожар кончился, и волк опять точит зубы на оленя. Поняли вы
меня?
- Да.
- Вы, дахи, куда пойдете?
Дахи уже в пути переговорили между собой. Служба у Бесса, которого не
пускали на ночлег даже в собственной вотчине, обещала дахам мало хорошего.
Лучше поступить под начало Спантамано: его, как они убедились, сам Бесс
боится. Поэтому старейшины дахов ответили без колебания:
- Мы с тобой, о Святой Смысл!
Имя Спантамано означало "святой смысл". Потомок Сиавахша
удовлетворенно кивнул головой и покосился на худого, бледного перса,
оставшегося у ворот, - того самого перса, который присутствовал при
убийстве Дария. Опустив голову, он печально глядел куда-то в пустоту.
- Датафарн! - позвал его Спантамано. Тот очнулся. - Ты почему остался
здесь?
- А куда мне? - Датафарн грустно улыбнулся.
- К Бессу.
Датафарн медленно покачал головой:
- Нет, Спантамано. Я хочу к тебе.
Спантамано испытывающее смотрел на перса. Может, его нарочно подослал
Бесс? Да нет, не может быть. Не в первый же раз видит Спантамано этого
беднягу Датафарна. Но он все-таки сказал:
- А если я не пущу?
Датафарн сразу понурился и растерянно пробормотал:
- Тогда... не знаю.
"Дурак! - выругал себя Спантамано. Ему стало жалко Датафарна. - Он и
так болен, а ты его еще терзаешь".
- Ладно, - кивнул Спантамано добродушно. - Ты не обижайся. Я просто
так сказал. Я рад, что ты решил остаться со мной.
Датафарн оживился. Спантамано повернулся к дахам и согдийцам:
- Персы уехали налево, к замку. Мы двинемся направо, к моему другу
Вахшунварте. Все согласны?
- Да!
Усадьба Вахшунварты занимала целый квартал у Южных Ворот. Серые
глинобитные и каркасные жилища соединялись узкими переходами. Между
жилищами кое-где чернели квадраты затененных внутренних двориков, там и
сям поднимались зеленеющие тополя. Дворец Вахшунварты точно холм
возвышался над плоскими крышами окружающих его хижин, где жили сородичи и
рабы верховного жреца Бактрианы. Перед дворцом раскинулась площадка с
бассейном посередине. Вокруг бассейна темнели кроны развесистых чинар.
Весь квартал был огорожен толстой стеной, а по углам дворца зорко глядели
вниз бойницы четырех сырцовых башен.
Вахшунварта - высокий, смуглый человек с умным лбом, строгим
худощавым лицом, темными спокойными глазами, прямым носом и белой длинной
бородой - встретил гостей со сдержанной приветливостью. Спокойными,
плавными движениями, мягкой речью и неторопливой поступью он как бы
подчеркивал свою принадлежность к священной жреческой касте. Он с
достоинством поклонился Спантамано и не спеша повел его во дворец.
В залах дворца было много света и воздуха. Потолки украшала тонкая
резьба по алебастру. По верхнему краю высоких стен тянулись лепные фризы,
изображающие то розетку, то следующих одна за другой куропаток, то оленей,
убегающих от леопарда. Ниже фризов раскинулась по голубому полю вязь
красочных росписей: охотники на тонконогих, быстро скачущих конях пронзали
стрелой нежных серн; юноши в дорогих нарядах поднимали чаши; раскинув
руки, выступали группы обнаженных танцовщиц.
"В храме огня, где Вахшунварта совершает обряд, ни одной завитушки не
увидишь, - подумал Спантамано. - А дома у него вон сколько их наворочено.
Такова твоя святость, хитрец?"
Поручив Спантамано заботам рабов, хозяин удалился. Пока Вахшунварта
размещал согдийцев и дахов по хижинам, а их коней - по конюшням, потомок
Сиавахша обмылся прохладной водой. Он долго плескался в каменном бассейне
внутри дома, и его некрупное, суховатое, но ладно сложенное, как бы
отлитое из бронзы тело отдыхало от дорожных невзгод.
Рабы, цокая языками от восхищения, умастили длинные волосы согдийца
душистым маслом и расчесали серебряным гребнем; густые локоны отливали
золотым блеском и ниспадали на плечи мягкой волной. Каково же было
удивление слуг, когда знатный согдиец отказался от приготовленных для него
ярких бактрийских одежд и опять облачился в пятнистые шкуры леопарда! Он
поглядел в медное зеркало, поправил тонкие усы и весело подмигнул
столпившимся вокруг него рабам. Они завыли от восторга. Так дружески с
ними еще никто не обращался.
Освеженный, ловкий и быстрый, согдиец, проворно ступая по мягким
багровым коврам, проследовал в зал, где за низким столом, уставленным
золотой и серебряной посудой, его ожидал старый Вахшунварта. При виде
сдобного пшеничного хлеба, жирного вареного риса, горой лежащего на
круглом подносе, жареных сазанов, щук и сомов, раскрывших пасти на блюдах,
тонко нарезанного, посыпанного красным перцем и политого уксусом лука и
крупных, на огне каленных орехов ноздри Спантамано дрогнули, как у
голодного барса, уловившего запах пасущейся недалеко антилопы.
Хозяин подошел к бронзовому жертвеннику, установленному на высокой
медной треноге, разрезал плод граната, окропил кровавым соком священное
пламя и едва слышно пробормотал короткое заклинание:
- О Хаом, владыка дома, владыка селения, владыка города, владыка
страны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69