Поэтому наутакец ограничился тем, что лишь свысока кивнул бактрийцу. При
виде Спантамано его лицо выразило недоумение. Он брезгливо оглядел
потертые шкуры, в которые облачился потомок Сиавахша, и грубо спросил:
- Ты кто т-такой?
Он был заикой. Бесс метнул на Спантамано быстрый косой взгляд. Он и
обрадовался тому, что Ороба унизил его врага, и встревожился: потомок
Сиавахша никому не прощал обид и однажды на пиру запустил кубок в голову
самого Дария. Неожиданная ссора могла внести раскол в среду согдийцев, а
Бесс нуждался в них сейчас. Но Спантамано, к удивлению сатрапа, даже не
поморщился.
- Я бедный человек по имени Спантамано, - ответил он Оробе смиренно.
В глазах его блеснула и погасла искорка. И Бесс вспомнил кота, играющего с
мышью. Ороба, услышав имя потомка Сиавахша, на миг смешался. Но сообразив,
что бояться нечего, он проворчал:
- Так это т-твои люди отбивают с-скот у моих пастухов, С-святой
Смысл?
Пенджикент и Наутака, владения Спантамано и Оробы, находились по
соседству. Их разделяли горы, через которые изголодавшиеся пенджикентцы
нередко ходили в набеги на юг.
- Случается, - ответил Спантамано спокойно.
Ороба не нашелся, что сказать, и отвернулся.
Предводители отрядов, прибывших из Бактры, вместе с телохранителями
расположились в городе. Воинов поселили за стеной у рынка. На этом Ороба
свое гостеприимство исчерпал. Бактрийцам и персам надлежало самим добывать
пропитание. Собственно, на тех пять тысяч человек, которые привели Бесс и
Вахшунварта, не хватило бы хлеба и у самого щедрого богача. Вахшунварта и
другие знатные бактрийцы не испытывали нужду, ибо привезли много зерна и
пригнали много скота. Хуже было положение Спантамано. Ему пришлось
отправить гонца за горы. Через несколько дней из Пенджикента явился отряд
его людей, ведущих огромное стадо быков; Ороба подозрительно на них
косился, - где эти голодранцы раздобыли столько скота, ведомо разве только
одному Анхраману. Две тысячи дахов Спантамано получили еду, зато персы
страдали от недостатка хлеба и мяса. Разъяренный Бесс разослал по городам
Согдианы грозные приказы, подкрепленные мечами его конных воителей. По
горным и степным дорогам потянулись в Наутаку отары овец и караваны с
маслом, зерном, вином и плодами.
Сюда же двигались со всех сторон отряды персов, рассеянных по разным
поселениям Согдианы. Бесс готовился к битве и стягивал силы в одно место.
Скоро в тесном оазисе стало негде повернуться. Это немало огорчало
бережливого Оробу. Он возненавидел Бесса и по ночам молил богов послать на
голову сатрапа тысячу и сто лютых бед.

Пенджикент лежал рядом и призывал Спантамано домой. Гонцы доставляли
невеселые известия: хозяйство округа пришло в упадок, надо, чтобы молодой
правитель приехал, сам во всем разобрался и отдал нужные распоряжения. Но
Спантамано не покидал Наутаку, что многих удивляло.
- Какого дайва я там не видел, в проклятом Пенджикенте? - сказал
Спантамано прибывшим к нему старцам. - Неужели, объездив половину мира, я
должен сидеть в этой голодной и холодной дыре? Без меня не можете? А мозги
у вас есть? Руки отсохли у ваших сыновей, что они не в состоянии добыть
себе кусок хлеба на шашской [шашская дорога - дорога, ведущая в Шаш
(современный Ташкент)] дороге? Несчастный я человек! Почему я должен
возиться с шайкой этих вечно голодных пенджикентцев? Вы, наверное, и дочь
мою уморили.
- Что ты, господин састар, наследница твоя цветет, как роза.
- Как роза! Пожалуй, в рваных тряпках ходит?
- О господин састар! Дочь самого Дариавуша так не одевалась.
- Дочь самого Дариавуша! Разве только в одежде радость? Кормите,
наверно, кониной, испеченной на углях?
- Упаси бог, господин састар! Куропатка, фазан - вот ее еда.
- Еда, еда! Какой прок от еды, если она ни разу ласки не видела?
- Вай, господин састар! На руках носят твою дочь. Кто не любит дитя
Спантамано?
- Ну, посмотрим. Везите ее скорей.
У Спантанамо была дочь от его давно умершей жены, персиянки, сестры
Бесса. Когда Спантамано уехал на войну, девочке только исполнилось три
года. Такой она и запомнилась ему - низенькой, толстенькой, круглолицей и
веселой. Поначалу он все тосковал, потом привык к разлуке - на войне не до
нежных чувств. Но теперь, вблизи от Пенджикента, тоска начала его томить с
новой силой. Какой она стала? Выросла, должно быть. Помнит ли его?
И вот однажды утром его позвали во двор. У повозки, окруженной толпой
бородатых горцев, стояла девочка лет восьми - высокая, тонкая, в блестящем
розовом платье и широких красных шароварах. "Вытянулась", - подумал
Спантамано.
- Отана!
- Дада! - Девочка с криком бросилась к Спантамано. - Отец!
Он опустился на корточки, схватил дочь в охапку, прижался щекой к ее
щеке и окаменел. Долго они сидели так. Слезы отца смешались со слезами
ребенка.
- А ну-ка, Отана, дай я посмотрю на тебя, - хрипло сказал Спантамано
и немного отстранил девочку. Белое, красивое лицо, кое-где тронутое
точками веснушек. Задорный носик. Розовые губы. Кудри не его - черные, не
блестящие, как смола, а мягкие и темные, как ночь; такие волосы были у его
жены. Но вот глаза, - ах, эти глазенки! И какой чурбан сказал, будто синий
цвет - холодный цвет? Сколько тепла сияло в этих лукаво прищуренных,
синих-синих глазах, похожих на яхонты, насквозь просвеченные солнцем! И
так преданно они глядели на Спантамано!..
- Проклятье твоему отцу, - добродушно пробормотал тронутый согдиец. -
Оказывается, совсем не плохо, когда у человека есть дочь.
Он щедро подарил ей всякой всячины: бус, сережек, браслетов, колец,
подвесок и диадем. Не находя себе места от радости, она бегала, прыгала,
пела веселые горские песенки, танцевала, прищелкивая пальцами, корчила
уморительные рожицы и тормошила отца, не переставая звонко смеяться.
Спантамано молча цокал языком от изумления и восхищения. У него такая
дочь! Старцы говорили правду: Отана выглядела здоровой, чистой и свежей;
из чувства благодарности он купил им по новому халату.
Три дня Отана гостила у отца, и это время было самым счастливым в
жизни беспутного потомка Сиавахша. На четвертый день, как ни плакала дочь
и как ни изнывало сердце самого Спантамано, он решил отправить Отану
домой.
- Зачем ты меня прогоняешь? - рыдала она у него на плече.
- Я не прогоняю тебя, доченька, - ответил он глухо. - Я прошу, чтобы
ты скорей уехала. Тебе надо уехать. Тут много плохих людей. Видела, какие
у них злые глаза?.. Съедят тебя, - добавил он, вспомнив слова Датафарна.
- А почему сам остаешься? Поедем со мной.
- Нельзя, доченька. Я буду сторожить дорогу, чтобы плохие люди не
добрались до Пенджикента, где ты будешь думать о своем отце. Ты не
забудешь меня, Отана?
- Никогда.
- Ну, прощай.
Он проводил старых пенджикентцев и Отану далеко за город и
долго-долго стоял на дороге, не в силах вымолвить слово - боялся
заплакать. Его тяжко угнетало предчувствие грядущих бед, хотя он и не знал
еще, что Отану ему больше уже никогда не увидеть. О том же, что его родная
дочь станет через много лет женой македонского царя Селевка, он и
предполагать не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69