И вновь - песня о
горшке. Проклятый Ороба! Дружина одного из крупнейших владетелей Согдианы
очень пригодилась бы. Вахшунварта и Хориен помогут, конечно, однако войско
без людей Оробы - все равно что неполный колчан. Эх! Пусть только
подоспеют отряды Вахшунварты и Хориена, и он покажет Оробе, кто из них
безумец!
- Гонец от Вахшунварты! - сообщил Варахран. Чеканщик приехал из
Киресхаты вчера и теперь не отходил от Спантамано.
- Зови скорей! - Спантамано просиял. Наконец-то! О друг Вахшунварта!
Разве он оставит Спантамано в беде?
- Вахшунварта не принял дара. - Гонец, хмурый, усталый, как лошадь
после скачек, протянул Спантамано два алмаза. - Он отказался тебе
помогать. "Спантамано безумец, - сказал Вахшунварта. - Кто из смертных
победит Искендера? Передай своему хозяину: пусть укроется, подобно мне,
среди гор и не плюет в пламя, зажженное богом".
- "Так говорил Ороба, - вспомнил Спантамано. Он был потрясен, что не
мог произнести вслух и полслова. - Боже! Еще одна стрела выпала из моего
колчана. Теперь вся надежда на Хориена".
- Гонец от Хориена! - объявил Варахран. Осыпанный дорожным прахом,
точно мельник мукой, гонец достал из-за пазухи два рубина:
- Хориен отказался помогать. Он, прости меня, назвал тебя глупцом и
велел передать, чтоб ты спрятался в горах и не плевал в огонь, зажженный
рукой бога.
"Так говорил и Ороба", - подумал Спантамано и, к изумлению
присутствующих, расхохотался.
- Гонец из Абгара!
- Гонец из Нахшеба!
- Гонец из Ярката!
- Гонец из Маймурга!
- Гонец из Бахара!
Из всех рустаков - крупных округов Согдианы - возвращались измученные
гонцы, и все приносили одинаковое известие - старейшины оседлых общин, эти
благородные састары, ихшиды, пати, афшины, хвабы и бузурганы, как они себя
громко именовали, отказывались выступить против македонцев. Они
отговаривали Спантамано от его "безумной затеи" и не забывали о пламени,
зажженном десницей божества.
Выслушав последнего гонца, он зарычал, будто волк, прижатый собаками
к стене ущелья. Лицо его стало белым, как сосуд из китайской глины. Он
схватил боевой топор и помчался по залам, размахивая им направо и налево.
Он разносил в щепы резные двери и низкие столы из красного дерева. Он
сокрушал бронзовые жертвенники, дробил глиняных идолов и разбивал дорогие
вазы. От пронзительного крика у рабов, затаившихся по углам, вылезли глаза
на лоб. Совершив погром внутри дворца, Спантамано вырвался на террасу и
увидел камни, отвергнутые старейшинами. Потомок Сиавахша пинком сбросил их
в бассейн, зашвырнул туда же топор, упал на кошму и разрыдался, как
женщина.
Он плакал долго, потом заснул. В полночь очнулся от холода, осушил
сосуд вина; по залам испуганно притихшего дворца раскатился тоскливый
голос:
- О-о-ой! Горшок замучила тоска... така-тун, така-там! Разбился он на
три куска... така-тун, така-там!
Так он пел и бродил вокруг бассейна, топча цветы, пока не свалился на
густые заросли базилика и не захрапел. Баро поднял его, как ребенка,
уложил на террасе и укрыл теплым ковром. Варахран отозвал Баро к бассейну,
и они о чем-то шептались до самого рассвета. Утром Варахран разделся,
нырнул в бассейн (благо, вода была прозрачной) и достал со дна рубины.
Спантамано проснулся больной и сразу же потянулся за вазой. Но Баро
мягко отстранил руку от сосуда.
- Чего тебе, дурак? - свирепо заорал на него потомок Сиавахша.
- Не надо пить, господин, - ласково уговаривал его Баро.
- Не надо, - повторил Варахран.
- Вы в своем уме, а? Чего же тогда "надо", дубины вы несчастные? Все
покинули бедного Спантамано. Даже супруга и та убежала. Я остался один во
всей Согдиане! Что мне еще делать, если не пить?
- Надо не пить, а бить, - веско сказал Варахран.
- Кого?
- Искендера.
- О! Какой ты храбрый. Как бить? Бузурганы от меня отвернулись. Нас
вместе с дахами, пенджикентцами и теми бактрийцами, которые в Наутаке
отделились от Вахшунварты, осталась всего тысяча. Другие разъехались. А
юнанов - пятьдесят тысяч. Да еще Ороба к нему переметнется. Они нас
пинками разгонят!
- Не разгонят, - возразил Варахран.
- Почему?
- Потому что нас не так мало, как тебе кажется.
- Значит, я разучился считать, - едко усмехнулся Спантамано. - Скажи,
мудрец, сколько же нас?
- Пятьсот тысяч, - серьезно ответил Варахран.
- Что? Ха-ха-ха! Кого - пятьсот тысяч? Ворон на крышах Мараканды? Или
лягушек в Зарафшане? Или блох в твоей шапке?
- Нет. Пятьсот тысяч ремесленников и пахарей, пятьсот тысяч
согдийцев, живущих в городах и селениях. - Варахран поднялся. - Подожди! Я
сейчас...
Через минуту он вернулся, ведя за собой двух белобородых согдийцев.
Спантамано узнал их: один, сухой, подвижный, - мастер Фрада, отец
Варахрана; другой, рослый и крепкий, - землепашец Ману, родитель Баро, тот
самый Ману, который в Наутаке требовал у Спантамано защиты от людей Бесса.
Старик есть старик, богат он или беден - надо уважать. Спантамано, кряхтя,
привстал и приложил руку к сердцу. Фрада и Ману с достоинством
поклонились, сели на ковер. Варахран кивнул отцу:
- Рассказывай!
- Чего тут долго рассказывать? - воскликнул Фрада сердито. - Какие
они освободители, эти юнаны? А, господин састар? От последнего имущества
нас освобождают...
- Пока ты писал бузурганам письма, Гефестион, глава юнанов,
оставшихся в Мараканде, разослал воинов по округам и стал грабить народ, -
пояснил Варахран потомку Сиавахша.
- Да? - удивленно спросил Спантамано.
- Да! - злобно повторил Фрада. - Открыли на дорогах посты, обирают
проезжих. "Пошлина! - говорят. - Пошлина!" И хохочут, чтоб им пропасть.
Переплывешь через реку - давай лодочный сбор. По мосту проедешь - плати.
Идешь на рынок - давай за вход. Купил вещь - плати рыночный сбор. Продал -
опять раскошеливайся. Переписали дома, добро и доходы - гони десятую
часть. Да еще подушную подать с каждого человека требуют. Я и не думал,
что грабить можно так тонко и хитро.
- Вот. - Ману достал из-за пазухи глиняную пластинку. - Очистили
амбар, зернышка теперь не найдешь, а взамен черепок оставили. Написали на
нем что-то... Я откуда знаю, что? На кой бес мне этот черепок? В пищу не
годится. Думал: монеты у юнанов такие, показал на базаре - никто не берет,
смеются. А, чтоб тебе на зубы духу Айшме попасть!
Он с сердцем кинул черепок в бассейн.
- Народ встревожен, господин састар, - сказал Варахран сурово. - Он
готов постоять за себя. Но ему нужен вождь. Брось клич - и завтра к тебе
явятся тысячи храбрых людей.
- Храбрых людей, вооруженных палками! - передразнил его Спантамано. -
И эти храбрые люди сразу разбегутся, увидев длинную пику юнана.
- Не думай плохо о простом человеке, - угрюмо сказал Баро. - Простой
человек не хуже бузургана. А может, и лучше. Ты не обижайся за эти слова,
но... ты сам видишь - бузурганы продали тебя, а народ не продаст.
- Народ! - воскликнул Спантамано раздраженно. - Так он и послушается
нас. Ремесленники подчиняются старейшинам касты, селяне - родовым
бузурганам, а бузурганы...
- Бузурганы! - рассердился Баро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
горшке. Проклятый Ороба! Дружина одного из крупнейших владетелей Согдианы
очень пригодилась бы. Вахшунварта и Хориен помогут, конечно, однако войско
без людей Оробы - все равно что неполный колчан. Эх! Пусть только
подоспеют отряды Вахшунварты и Хориена, и он покажет Оробе, кто из них
безумец!
- Гонец от Вахшунварты! - сообщил Варахран. Чеканщик приехал из
Киресхаты вчера и теперь не отходил от Спантамано.
- Зови скорей! - Спантамано просиял. Наконец-то! О друг Вахшунварта!
Разве он оставит Спантамано в беде?
- Вахшунварта не принял дара. - Гонец, хмурый, усталый, как лошадь
после скачек, протянул Спантамано два алмаза. - Он отказался тебе
помогать. "Спантамано безумец, - сказал Вахшунварта. - Кто из смертных
победит Искендера? Передай своему хозяину: пусть укроется, подобно мне,
среди гор и не плюет в пламя, зажженное богом".
- "Так говорил Ороба, - вспомнил Спантамано. Он был потрясен, что не
мог произнести вслух и полслова. - Боже! Еще одна стрела выпала из моего
колчана. Теперь вся надежда на Хориена".
- Гонец от Хориена! - объявил Варахран. Осыпанный дорожным прахом,
точно мельник мукой, гонец достал из-за пазухи два рубина:
- Хориен отказался помогать. Он, прости меня, назвал тебя глупцом и
велел передать, чтоб ты спрятался в горах и не плевал в огонь, зажженный
рукой бога.
"Так говорил и Ороба", - подумал Спантамано и, к изумлению
присутствующих, расхохотался.
- Гонец из Абгара!
- Гонец из Нахшеба!
- Гонец из Ярката!
- Гонец из Маймурга!
- Гонец из Бахара!
Из всех рустаков - крупных округов Согдианы - возвращались измученные
гонцы, и все приносили одинаковое известие - старейшины оседлых общин, эти
благородные састары, ихшиды, пати, афшины, хвабы и бузурганы, как они себя
громко именовали, отказывались выступить против македонцев. Они
отговаривали Спантамано от его "безумной затеи" и не забывали о пламени,
зажженном десницей божества.
Выслушав последнего гонца, он зарычал, будто волк, прижатый собаками
к стене ущелья. Лицо его стало белым, как сосуд из китайской глины. Он
схватил боевой топор и помчался по залам, размахивая им направо и налево.
Он разносил в щепы резные двери и низкие столы из красного дерева. Он
сокрушал бронзовые жертвенники, дробил глиняных идолов и разбивал дорогие
вазы. От пронзительного крика у рабов, затаившихся по углам, вылезли глаза
на лоб. Совершив погром внутри дворца, Спантамано вырвался на террасу и
увидел камни, отвергнутые старейшинами. Потомок Сиавахша пинком сбросил их
в бассейн, зашвырнул туда же топор, упал на кошму и разрыдался, как
женщина.
Он плакал долго, потом заснул. В полночь очнулся от холода, осушил
сосуд вина; по залам испуганно притихшего дворца раскатился тоскливый
голос:
- О-о-ой! Горшок замучила тоска... така-тун, така-там! Разбился он на
три куска... така-тун, така-там!
Так он пел и бродил вокруг бассейна, топча цветы, пока не свалился на
густые заросли базилика и не захрапел. Баро поднял его, как ребенка,
уложил на террасе и укрыл теплым ковром. Варахран отозвал Баро к бассейну,
и они о чем-то шептались до самого рассвета. Утром Варахран разделся,
нырнул в бассейн (благо, вода была прозрачной) и достал со дна рубины.
Спантамано проснулся больной и сразу же потянулся за вазой. Но Баро
мягко отстранил руку от сосуда.
- Чего тебе, дурак? - свирепо заорал на него потомок Сиавахша.
- Не надо пить, господин, - ласково уговаривал его Баро.
- Не надо, - повторил Варахран.
- Вы в своем уме, а? Чего же тогда "надо", дубины вы несчастные? Все
покинули бедного Спантамано. Даже супруга и та убежала. Я остался один во
всей Согдиане! Что мне еще делать, если не пить?
- Надо не пить, а бить, - веско сказал Варахран.
- Кого?
- Искендера.
- О! Какой ты храбрый. Как бить? Бузурганы от меня отвернулись. Нас
вместе с дахами, пенджикентцами и теми бактрийцами, которые в Наутаке
отделились от Вахшунварты, осталась всего тысяча. Другие разъехались. А
юнанов - пятьдесят тысяч. Да еще Ороба к нему переметнется. Они нас
пинками разгонят!
- Не разгонят, - возразил Варахран.
- Почему?
- Потому что нас не так мало, как тебе кажется.
- Значит, я разучился считать, - едко усмехнулся Спантамано. - Скажи,
мудрец, сколько же нас?
- Пятьсот тысяч, - серьезно ответил Варахран.
- Что? Ха-ха-ха! Кого - пятьсот тысяч? Ворон на крышах Мараканды? Или
лягушек в Зарафшане? Или блох в твоей шапке?
- Нет. Пятьсот тысяч ремесленников и пахарей, пятьсот тысяч
согдийцев, живущих в городах и селениях. - Варахран поднялся. - Подожди! Я
сейчас...
Через минуту он вернулся, ведя за собой двух белобородых согдийцев.
Спантамано узнал их: один, сухой, подвижный, - мастер Фрада, отец
Варахрана; другой, рослый и крепкий, - землепашец Ману, родитель Баро, тот
самый Ману, который в Наутаке требовал у Спантамано защиты от людей Бесса.
Старик есть старик, богат он или беден - надо уважать. Спантамано, кряхтя,
привстал и приложил руку к сердцу. Фрада и Ману с достоинством
поклонились, сели на ковер. Варахран кивнул отцу:
- Рассказывай!
- Чего тут долго рассказывать? - воскликнул Фрада сердито. - Какие
они освободители, эти юнаны? А, господин састар? От последнего имущества
нас освобождают...
- Пока ты писал бузурганам письма, Гефестион, глава юнанов,
оставшихся в Мараканде, разослал воинов по округам и стал грабить народ, -
пояснил Варахран потомку Сиавахша.
- Да? - удивленно спросил Спантамано.
- Да! - злобно повторил Фрада. - Открыли на дорогах посты, обирают
проезжих. "Пошлина! - говорят. - Пошлина!" И хохочут, чтоб им пропасть.
Переплывешь через реку - давай лодочный сбор. По мосту проедешь - плати.
Идешь на рынок - давай за вход. Купил вещь - плати рыночный сбор. Продал -
опять раскошеливайся. Переписали дома, добро и доходы - гони десятую
часть. Да еще подушную подать с каждого человека требуют. Я и не думал,
что грабить можно так тонко и хитро.
- Вот. - Ману достал из-за пазухи глиняную пластинку. - Очистили
амбар, зернышка теперь не найдешь, а взамен черепок оставили. Написали на
нем что-то... Я откуда знаю, что? На кой бес мне этот черепок? В пищу не
годится. Думал: монеты у юнанов такие, показал на базаре - никто не берет,
смеются. А, чтоб тебе на зубы духу Айшме попасть!
Он с сердцем кинул черепок в бассейн.
- Народ встревожен, господин састар, - сказал Варахран сурово. - Он
готов постоять за себя. Но ему нужен вождь. Брось клич - и завтра к тебе
явятся тысячи храбрых людей.
- Храбрых людей, вооруженных палками! - передразнил его Спантамано. -
И эти храбрые люди сразу разбегутся, увидев длинную пику юнана.
- Не думай плохо о простом человеке, - угрюмо сказал Баро. - Простой
человек не хуже бузургана. А может, и лучше. Ты не обижайся за эти слова,
но... ты сам видишь - бузурганы продали тебя, а народ не продаст.
- Народ! - воскликнул Спантамано раздраженно. - Так он и послушается
нас. Ремесленники подчиняются старейшинам касты, селяне - родовым
бузурганам, а бузурганы...
- Бузурганы! - рассердился Баро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69