Тут было что-то средневековое, что-то
проклятое. Он вспомнил сцену картины Бергмана "Седьмая печать", где толпа
кающихся в рубищах проходит через город, пораженный чумой. Кающиеся секли
себя березовыми ветками до крови. Отвращение к тому, что он должен был
делать (а он упрямо не позволял себе врать, хотя обычно не находил в этом
никакого затруднения), заставило его окончательно и полностью осознать их
сегодняшнюю цель, и он почти видел слово "вампиры" перед собой
отпечатанным - не пугающими готическими буквами из кинофильма, а самыми
обычными. Он чувствовал себя беспомощным в когтях чуждого ему устаревшего
ритуала. Эта исповедальня могла, должно быть, служить прямым проводом в те
дни, когда оборотни, инкубы и ведьмы оставались общепризнанной частью
окружающей тьмы, а церковь служила единственным источником света. Впервые
он ощутил медленное ужасающее биение столетий и увидел свою жизнь всего
лишь слабой мгновенной искрой такого огня, который свел бы людей с ума,
если бы показался им целиком. Мэтт не передал ему слов отца Кэллахена о
церкви как о силе, но Бен сейчас мог бы их понять. Он чувствовал, как эта
сила устремилась на него, делая его обнаженным и презираемым. Он
чувствовал это так, как ни один католик, воспитанный на исповедях с
раннего детства, почувствовать бы не смог.
Когда он шагнул наружу, свежий воздух из открытых дверей показался
благословением. Он вытер обеими ладонями шею, покрывшуюся потом.
Кэллахен вышел к нему:
- Мы еще не закончили.
Без единого слова Бен вернулся, но на колени не встал. Кэллахен
назначил ему епитимью: десять "Отче наш" и десять "Богородице".
- Я ее не знаю, - сказал Бен.
- Я дам вам карточку с текстом, - пообещал голос из-за полога. - Вы
можете прочитать ее про себя по дороге в Кэмберленд.
Немного поколебавшись, Бен все-таки сказал:
- Знаете Мэтт был прав, когда говорил, что дело может оказаться
труднее, чем мы думаем. Пока все кончится, мы потом изойдем.
Он опустил глаза - и обнаружил, что все еще сжимает в руке коробочку
из-под леденцов.
Только в час дня они в большом "бьюике" Джимми Коди отправились в
путь. Никто из них не говорил ни слова. Отец Дональд Кэллахен был в полном
облачении: стихарь и белая епитрахиль, окаймленная пурпуром. Он каждому
дал небольшой пузырек святой воды и осенил знаком креста.
У дома Джимми в Кэмберленде они остановились, и Джимми вышел, не
выключая мотора. Вернулся он в свободной спортивной куртке, прячущей
револьвер Маккэслина, а в руке нес обыкновенный плотницкий молоток.
Бен смотрел на молоток как зачарованный и краем глаза видел, что Марк
и Кэллахен смотрят туда же. Сталь молотка отливала голубым, на ручку была
наклеена рубчатая резина.
- Отвратительно, правда? - произнес Джимми.
Бен представил этот молоток - и Сьюзен, - представил, как забивает
кол ей в грудь...
- Да, - выговорил он и облизнул губы, - отвратительно.
Оставались еще дела. Бен и Джимми зашли в супермаркет и купили весь
выставленный там чеснок - двадцать коробок серовато-белых луковиц. Девушка
на контроле подняла брови и заметила:
- Я рада, что не еду кататься с вами сегодня вечером, мальчики.
Выходя, Бен поинтересовался:
- Хотел бы я знать, как чеснок работает? Что-нибудь из Библии,
какое-то древнее проклятие или...
- Подозреваю, что аллергия, - отозвался Джимми.
- Аллергия?
Кэллахен расслышал это слово, когда они садились в машину, и по
дороге к цветочному магазину попросил объяснить.
- Да, я согласен с доктором Коди, - объявил он, выслушав. - Может
быть, аллергия... если, конечно, он вообще действует. Помните, что это еще
не доказано.
- Странная мысль для священника, - сказал Мэтт.
- Почему? Если мне приходится признать существование вампиров - а,
кажется, приходится - разве я должен признать их свободными от всех
законов природы? От некоторых - очевидно. Фольклор утверждает, что их
нельзя видеть в зеркале, что они могут превращаться в летучих мышей,
волков или птиц, что они умеют просачиваться в тончайшие щели. Но мы
знаем, что у них есть зрение, слух, речь... и совершенно очевидно - вкус.
Возможно, им знакомы также и неудобства, боль...
- И любовь? - спросил Бен, глядя прямо перед собой.
- Нет, - ответил Джимми, - подозреваю, что любовь им недоступна.
Наконец Коди вырулил на маленькую стоянку возле цветочного магазина с
оранжереей.
Когда они вошли, в дверях зазвонил маленький колокольчик. Навстречу
хлынул густой цветочный аромат, напомнивший Бену похороны.
- Привет, - высокий мужчина в полотняном фартуке вышел к ним с
букетами в обеих руках.
Бен только начал объяснять, что им нужно, как хозяин магазина покачал
головой и перебил его:
- Боюсь, вы опоздали. В пятницу приехал один человек и купил все мои
розы - и красные, и белые, и желтые. Ни одной больше не будет по крайней
мере до среды. Если хотите заказать...
- Как выглядел этот человек?
- Очень странно. Высокий, совершенно лысый. Пронзительные глаза.
Иностранные сигареты, судя по запаху. Ему пришлось выносить цветы тремя
охапками. Он еще погрузил их в какую-то древнюю машину - "додж", что ли...
- "Паккард", - поправил Бен. - Черный "паккард".
- Так вы его знаете?
- В некотором роде.
- Он заплатил наличными. Очень странно для такой крупной покупки. Но,
может быть, если вы с ним свяжетесь, он вам продаст?..
- Возможно, - сказал Бен.
В машине они обсудили положение.
- Есть еще магазин в Фолмауте, - начал с некоторым сомнением отец
Кэллахен.
- Нет! - воскликнул Бен. - Нет! - нотка истерики в его голосе
заставила всех оглянуться. - А попадем в Фолмаут, узнаем, что Стрэйкер
побывал и там, - что тогда? Портленд? Киттери? Бостон? Разве вы не
понимаете, что происходит? Он предвидел наши шаги! Он обводит нас вокруг
пальца!
- Бен, будь рассудительным, - начал Джимми. - Разве мы не должны хотя
бы...
- Помнишь, что сказал Мэтт? "Не позволяйте себе думать, что раз он не
может встать днем, он вам не опасен". Взгляни на часы, Джимми!
- Четверть третьего, - медленно проговорил Джимми и посмотрел на
небо, словно не доверяя циферблату. Но часы не ошибались.
- Он нас ждет, - настаивал Бен. - Он все время видел на четыре хода
вперед. Разве можно было надеяться, что он так и останется в
благословенном неведении на наш счет? Что он никогда не учитывал
возможности сопротивления? Надо ехать немедленно, иначе остаток дня мы
можем потратить на спор, сколько ангелов уместится на острие иголки.
- Он прав, - спокойно сказал Кэллахен. - Пожалуй, лучше нам перестать
говорить и начать двигаться.
- Тогда едем, - потребовал Марк.
Джимми быстро выехал со стоянки, чиркнув шинами по тротуару. Хозяин
цветочного магазина ошарашенно смотрел им вслед: трое взрослых мужчин,
один из которых священник, и мальчик сидят в машине с медицинской эмблемой
и орут друг другу что-то совершенно безумное.
Коди подъезжал к Марстен Хаузу со стороны Брукс-роуд, и Дональд
Кэллахен, глядя на дом с непривычной стороны, подумал: "Да, он
действительно нависает над городом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
проклятое. Он вспомнил сцену картины Бергмана "Седьмая печать", где толпа
кающихся в рубищах проходит через город, пораженный чумой. Кающиеся секли
себя березовыми ветками до крови. Отвращение к тому, что он должен был
делать (а он упрямо не позволял себе врать, хотя обычно не находил в этом
никакого затруднения), заставило его окончательно и полностью осознать их
сегодняшнюю цель, и он почти видел слово "вампиры" перед собой
отпечатанным - не пугающими готическими буквами из кинофильма, а самыми
обычными. Он чувствовал себя беспомощным в когтях чуждого ему устаревшего
ритуала. Эта исповедальня могла, должно быть, служить прямым проводом в те
дни, когда оборотни, инкубы и ведьмы оставались общепризнанной частью
окружающей тьмы, а церковь служила единственным источником света. Впервые
он ощутил медленное ужасающее биение столетий и увидел свою жизнь всего
лишь слабой мгновенной искрой такого огня, который свел бы людей с ума,
если бы показался им целиком. Мэтт не передал ему слов отца Кэллахена о
церкви как о силе, но Бен сейчас мог бы их понять. Он чувствовал, как эта
сила устремилась на него, делая его обнаженным и презираемым. Он
чувствовал это так, как ни один католик, воспитанный на исповедях с
раннего детства, почувствовать бы не смог.
Когда он шагнул наружу, свежий воздух из открытых дверей показался
благословением. Он вытер обеими ладонями шею, покрывшуюся потом.
Кэллахен вышел к нему:
- Мы еще не закончили.
Без единого слова Бен вернулся, но на колени не встал. Кэллахен
назначил ему епитимью: десять "Отче наш" и десять "Богородице".
- Я ее не знаю, - сказал Бен.
- Я дам вам карточку с текстом, - пообещал голос из-за полога. - Вы
можете прочитать ее про себя по дороге в Кэмберленд.
Немного поколебавшись, Бен все-таки сказал:
- Знаете Мэтт был прав, когда говорил, что дело может оказаться
труднее, чем мы думаем. Пока все кончится, мы потом изойдем.
Он опустил глаза - и обнаружил, что все еще сжимает в руке коробочку
из-под леденцов.
Только в час дня они в большом "бьюике" Джимми Коди отправились в
путь. Никто из них не говорил ни слова. Отец Дональд Кэллахен был в полном
облачении: стихарь и белая епитрахиль, окаймленная пурпуром. Он каждому
дал небольшой пузырек святой воды и осенил знаком креста.
У дома Джимми в Кэмберленде они остановились, и Джимми вышел, не
выключая мотора. Вернулся он в свободной спортивной куртке, прячущей
револьвер Маккэслина, а в руке нес обыкновенный плотницкий молоток.
Бен смотрел на молоток как зачарованный и краем глаза видел, что Марк
и Кэллахен смотрят туда же. Сталь молотка отливала голубым, на ручку была
наклеена рубчатая резина.
- Отвратительно, правда? - произнес Джимми.
Бен представил этот молоток - и Сьюзен, - представил, как забивает
кол ей в грудь...
- Да, - выговорил он и облизнул губы, - отвратительно.
Оставались еще дела. Бен и Джимми зашли в супермаркет и купили весь
выставленный там чеснок - двадцать коробок серовато-белых луковиц. Девушка
на контроле подняла брови и заметила:
- Я рада, что не еду кататься с вами сегодня вечером, мальчики.
Выходя, Бен поинтересовался:
- Хотел бы я знать, как чеснок работает? Что-нибудь из Библии,
какое-то древнее проклятие или...
- Подозреваю, что аллергия, - отозвался Джимми.
- Аллергия?
Кэллахен расслышал это слово, когда они садились в машину, и по
дороге к цветочному магазину попросил объяснить.
- Да, я согласен с доктором Коди, - объявил он, выслушав. - Может
быть, аллергия... если, конечно, он вообще действует. Помните, что это еще
не доказано.
- Странная мысль для священника, - сказал Мэтт.
- Почему? Если мне приходится признать существование вампиров - а,
кажется, приходится - разве я должен признать их свободными от всех
законов природы? От некоторых - очевидно. Фольклор утверждает, что их
нельзя видеть в зеркале, что они могут превращаться в летучих мышей,
волков или птиц, что они умеют просачиваться в тончайшие щели. Но мы
знаем, что у них есть зрение, слух, речь... и совершенно очевидно - вкус.
Возможно, им знакомы также и неудобства, боль...
- И любовь? - спросил Бен, глядя прямо перед собой.
- Нет, - ответил Джимми, - подозреваю, что любовь им недоступна.
Наконец Коди вырулил на маленькую стоянку возле цветочного магазина с
оранжереей.
Когда они вошли, в дверях зазвонил маленький колокольчик. Навстречу
хлынул густой цветочный аромат, напомнивший Бену похороны.
- Привет, - высокий мужчина в полотняном фартуке вышел к ним с
букетами в обеих руках.
Бен только начал объяснять, что им нужно, как хозяин магазина покачал
головой и перебил его:
- Боюсь, вы опоздали. В пятницу приехал один человек и купил все мои
розы - и красные, и белые, и желтые. Ни одной больше не будет по крайней
мере до среды. Если хотите заказать...
- Как выглядел этот человек?
- Очень странно. Высокий, совершенно лысый. Пронзительные глаза.
Иностранные сигареты, судя по запаху. Ему пришлось выносить цветы тремя
охапками. Он еще погрузил их в какую-то древнюю машину - "додж", что ли...
- "Паккард", - поправил Бен. - Черный "паккард".
- Так вы его знаете?
- В некотором роде.
- Он заплатил наличными. Очень странно для такой крупной покупки. Но,
может быть, если вы с ним свяжетесь, он вам продаст?..
- Возможно, - сказал Бен.
В машине они обсудили положение.
- Есть еще магазин в Фолмауте, - начал с некоторым сомнением отец
Кэллахен.
- Нет! - воскликнул Бен. - Нет! - нотка истерики в его голосе
заставила всех оглянуться. - А попадем в Фолмаут, узнаем, что Стрэйкер
побывал и там, - что тогда? Портленд? Киттери? Бостон? Разве вы не
понимаете, что происходит? Он предвидел наши шаги! Он обводит нас вокруг
пальца!
- Бен, будь рассудительным, - начал Джимми. - Разве мы не должны хотя
бы...
- Помнишь, что сказал Мэтт? "Не позволяйте себе думать, что раз он не
может встать днем, он вам не опасен". Взгляни на часы, Джимми!
- Четверть третьего, - медленно проговорил Джимми и посмотрел на
небо, словно не доверяя циферблату. Но часы не ошибались.
- Он нас ждет, - настаивал Бен. - Он все время видел на четыре хода
вперед. Разве можно было надеяться, что он так и останется в
благословенном неведении на наш счет? Что он никогда не учитывал
возможности сопротивления? Надо ехать немедленно, иначе остаток дня мы
можем потратить на спор, сколько ангелов уместится на острие иголки.
- Он прав, - спокойно сказал Кэллахен. - Пожалуй, лучше нам перестать
говорить и начать двигаться.
- Тогда едем, - потребовал Марк.
Джимми быстро выехал со стоянки, чиркнув шинами по тротуару. Хозяин
цветочного магазина ошарашенно смотрел им вслед: трое взрослых мужчин,
один из которых священник, и мальчик сидят в машине с медицинской эмблемой
и орут друг другу что-то совершенно безумное.
Коди подъезжал к Марстен Хаузу со стороны Брукс-роуд, и Дональд
Кэллахен, глядя на дом с непривычной стороны, подумал: "Да, он
действительно нависает над городом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82