Я прекрасно сознавал, что Лидии не нужно было прикладывать больших усилий для того, чтобы начать меня компрометировать.
— Тело жертвы еще там,— продолжал я.
— Да, похороны состоятся только послезавтра; я слышала, как комиссар звонил племянницам вдовы Шарло, живущим в провинции. Но ведь тело не в вашей комнате.
— А когда человек, о котором вы говорите, переберется ко мне?
— Этой ночью. Перед рассветом.
— Дом закрывается на ключ. Один из них у комиссара.
— У вас есть второй. Дайте его мне. Но продолжайте же играть. Прошу вас!
Я мысленно спрашивал себя, не сошел ли я с ума. Разве не было моим долгом встать, подойти к столу, где два инспектора преспокойно играли в белот, и заявить: «Послушайте, вот что сказала мне эта девушка...» Но нет, это было невозможно. Для меня это больше не было возможно. Я даже не спросил у Лидии, почему нуждался в убежище этот человек. Хотя нет, я все же спросил об этом.
— Я не могу вам сейчас всего сказать,— ответила она,— но я клянусь перед Богом, что этот человек не виновен. Это никак не связано с совершенными сегодня преступлениями.
Как это было похоже на правду! И какая странная все же машина — человеческое сердце! Преобладавшим в моей душе чувством было не столько недоверие, сколько — я едва осмеливаюсь писать об этом — ревность. Я по-настоящему страдал, наблюдая, как Лидия заботится о другом.
— Вы хорошо осознаете, о чем просите меня? — сказал я ей.
— Да,— ответила она.— Я полагала, что именно к вам могу обратиться с этой просьбой.
Я уже не думал вставать, чтобы рассказать обо всем полицейским. Как бы я хотел приблизить свое лицо к лицу Лидии, крепко сжать ее в объятиях. Насколько раньше меня познала она свою силу и мою слабость! Меня хватило еще только на то, чтобы спросить:
— Если я дам вам свой ключ, как же я сам попаду домой завтра утром?
— Дверь будет открыта.
— И я застану этого человека у себя?
— Возможно.
— Сколько времени он будет оставаться у меня?
— Он воспользуется первой же удобной возможностью, чтобы уехать. Не всегда же будет Тополиный остров в положении осады.
— Все это кажется мне лишенным смысла! Бред какой-то!
Мы возобновили игру в полной тишине. Лицо Лидии замкнулось. Дядюшка Сонье поднялся, чтобы подбросить в камин немного угля, и я заметил, что Морелли с завистью поглядывает на меня. Несчастный, если бы он только знал! Соседи тоже начали новую партию.
— Вы можете отказать мне,— сказала Лидия, не глядя на меня.— В этом случае вы, конечно, забудете все, что я вам говорила.
— А если я дам вам ключ?
Ее голос сладостным кинжалом пронзил мою грудь:
— Тогда этого никогда не забуду я.
Даже сегодня, когда я вспоминаю эти минуты и спрашиваю себя «Верил ли я словам Лидии?», я отвечаю: «Да, верил». Я и на секунду не заподозрил, что Лидия хотела насильно втянуть меня в преступный сговор. И здесь была не только слабость перед Лидией, но и уверенность в том, что она не будет требовать от меня ничего бесчестного. Невозможно, чтобы эти глаза, эти желанные уста были орудием лжи. В этом я нисколько не сомневался.
Грохот отодвигаемых стульев заставил меня посмотреть на соседний стол. Квартет уже закончил свою игру.
— Ну, голуби,— сказал инспектор Бушрон, зевая,— время не показалось вам слишком долгим?
Будильник показывал ровно полночь. Дядюшка Сонье заявил, что идет спать. Последним угощал вином он.
— Лидия, я думаю, завтра придется рано вставать. Приготовь завтрак господам. А если вернутся остальные...
— Да, я знаю,— ответила Лидия.
Она посмотрела на меня. Отдавая ей сложенную колоду карт, я одновременно передал и оба мои ключа: от ворот сада и от дома. Несмотря на то, что мой рассказ может в дальнейшем стать несколько суховатым, я все же намереваюсь изложить последующие события в четкой хронологической последовательности и как можно точнее.
Я посмотрел на свои часы, когда Лидия с отцом пошли отдыхать, причем Сонье прихватил с собой будильник. Было десять минут первого. Нас осталось четверо: оба инспектора, Морелли и я. Морелли и инспектор Багар немного пошутили надо мной за мой «ухажерский белот» с Лидией, потом разговор стих. Всех страшно клонило ко сну, Морелли весьма кстати заметил, что единственный способ не уснуть без излишних усилий — это снова взяться за карты. Я согласился при условии, что мы будем играть в бридж.
Сев за стол, мы заметили, что у нас всего две колоды по тридцать две карты.
— Я знаю, что тут есть колода из пятидесяти двух карт,— сказал я.—Пойду попрошу ее у дядюшки Сонье. Ему не повезло, если он уже лег!
Никогда раньше я не спускался на нижний этаж. В конце очень темного коридора было видно несколько дверей. Я уже собирался позвать хозяев, когда заметил под одной дверью полоску света. Я постучал. Мне открыла Лидия. Она была еще в свитере и держала в руках книгу. Я объяснил, зачем пришел.
— Да, у меня есть колода,— сказала она.
Лидия неподвижно стояла передо мной, и мне показалось, что она улыбается. Я поцеловал ее, она не сопротивлялась. Потом легонько оттолкнула меня; улыбка исчезла.
— Подождите тут.
Через приоткрытую дверь я увидел спинку дивана, освещенного ночником. Лидия положила на диван свою книгу, и я смог прочитать название — «Опасные связи». В соседней комнате, с другой стороны
коридора, послышалось покашливание дядюшки Сонье. Лидия вновь появилась передо мной с колодой карт в руке.
— Вот, возьмите. И быстренько поднимайтесь наверх.
Я хотел поцеловать ее еще раз. Но она серьезно посмотрела на меня. Я вспомнил о ключах, которые только что отдал, и поцеловал ей только руку. Лидия стояла у дверей, пока я не скрылся на лестнице.
— Так он еще не спал? — спросил Бушрон.
— Нет, вот колода.
— Какое счастье, что вы не нашли комнату его дочери,— не удержался Морелли.— Тогда бы вы уже точно сюда не вернулись!
Было двадцать пять минут первого. Мы начали игру. Перед уходом Сонье напомнил нам: «Часа в два нужно будет подбросить угля в камин. Смотрите, чтобы он не погас». Впервые я посмотрел на свои часы в двенадцать пятьдесят. Камин грел очень жарко, как будто извне его подзадоривал ночной холод. Никакой звук не доносился до нас ни с улицы, ни из дома...
Я подпрыгнул на стуле, мы вскочили на ноги все вместе. На улице раздался выстрел. Я посмотрел на часы: двенадцать пятьдесят четыре. Еще один выстрел.
— Стреляют из револьвера? — спросил Морелли.
— Вне всякого сомнения,— отозвался инспектор Багар. По дороге перед входной дверью кто-то пробежал.
— Жандармы,— пояснил Бушрон.— Это, конечно, стрелял кто-то из них.
Морелли со своим аппаратом уже поворачивал ключ в замке.
— А ваше пальто? — напомнил ему инспектор Багар, который как раз надевал свое.— На улице мороз. Все равно мы первыми не придем...
Кто-то бегом поднимался по лестнице, внутренняя дверь открылась. Появилась Лидия, немного растрепанная и довольно бледная. Она все еще была в свитере, но казалась меньше ростом: я заметил у нее на ногах сандалии.
— Что это? — спросила она.
— Скоро узнаем,— ответил Бушрон.
С улицы проникал холодный воздух, мы вышли, я был последним...
— Разбудите отца,— сказал я Лидии,— так будет безопаснее. Не оставайтесь тут одна!
— Заприте за нами дверь,— крикнул Бушрон.
— Хорошо.
Мы услышали, как в замке повернулся ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Тело жертвы еще там,— продолжал я.
— Да, похороны состоятся только послезавтра; я слышала, как комиссар звонил племянницам вдовы Шарло, живущим в провинции. Но ведь тело не в вашей комнате.
— А когда человек, о котором вы говорите, переберется ко мне?
— Этой ночью. Перед рассветом.
— Дом закрывается на ключ. Один из них у комиссара.
— У вас есть второй. Дайте его мне. Но продолжайте же играть. Прошу вас!
Я мысленно спрашивал себя, не сошел ли я с ума. Разве не было моим долгом встать, подойти к столу, где два инспектора преспокойно играли в белот, и заявить: «Послушайте, вот что сказала мне эта девушка...» Но нет, это было невозможно. Для меня это больше не было возможно. Я даже не спросил у Лидии, почему нуждался в убежище этот человек. Хотя нет, я все же спросил об этом.
— Я не могу вам сейчас всего сказать,— ответила она,— но я клянусь перед Богом, что этот человек не виновен. Это никак не связано с совершенными сегодня преступлениями.
Как это было похоже на правду! И какая странная все же машина — человеческое сердце! Преобладавшим в моей душе чувством было не столько недоверие, сколько — я едва осмеливаюсь писать об этом — ревность. Я по-настоящему страдал, наблюдая, как Лидия заботится о другом.
— Вы хорошо осознаете, о чем просите меня? — сказал я ей.
— Да,— ответила она.— Я полагала, что именно к вам могу обратиться с этой просьбой.
Я уже не думал вставать, чтобы рассказать обо всем полицейским. Как бы я хотел приблизить свое лицо к лицу Лидии, крепко сжать ее в объятиях. Насколько раньше меня познала она свою силу и мою слабость! Меня хватило еще только на то, чтобы спросить:
— Если я дам вам свой ключ, как же я сам попаду домой завтра утром?
— Дверь будет открыта.
— И я застану этого человека у себя?
— Возможно.
— Сколько времени он будет оставаться у меня?
— Он воспользуется первой же удобной возможностью, чтобы уехать. Не всегда же будет Тополиный остров в положении осады.
— Все это кажется мне лишенным смысла! Бред какой-то!
Мы возобновили игру в полной тишине. Лицо Лидии замкнулось. Дядюшка Сонье поднялся, чтобы подбросить в камин немного угля, и я заметил, что Морелли с завистью поглядывает на меня. Несчастный, если бы он только знал! Соседи тоже начали новую партию.
— Вы можете отказать мне,— сказала Лидия, не глядя на меня.— В этом случае вы, конечно, забудете все, что я вам говорила.
— А если я дам вам ключ?
Ее голос сладостным кинжалом пронзил мою грудь:
— Тогда этого никогда не забуду я.
Даже сегодня, когда я вспоминаю эти минуты и спрашиваю себя «Верил ли я словам Лидии?», я отвечаю: «Да, верил». Я и на секунду не заподозрил, что Лидия хотела насильно втянуть меня в преступный сговор. И здесь была не только слабость перед Лидией, но и уверенность в том, что она не будет требовать от меня ничего бесчестного. Невозможно, чтобы эти глаза, эти желанные уста были орудием лжи. В этом я нисколько не сомневался.
Грохот отодвигаемых стульев заставил меня посмотреть на соседний стол. Квартет уже закончил свою игру.
— Ну, голуби,— сказал инспектор Бушрон, зевая,— время не показалось вам слишком долгим?
Будильник показывал ровно полночь. Дядюшка Сонье заявил, что идет спать. Последним угощал вином он.
— Лидия, я думаю, завтра придется рано вставать. Приготовь завтрак господам. А если вернутся остальные...
— Да, я знаю,— ответила Лидия.
Она посмотрела на меня. Отдавая ей сложенную колоду карт, я одновременно передал и оба мои ключа: от ворот сада и от дома. Несмотря на то, что мой рассказ может в дальнейшем стать несколько суховатым, я все же намереваюсь изложить последующие события в четкой хронологической последовательности и как можно точнее.
Я посмотрел на свои часы, когда Лидия с отцом пошли отдыхать, причем Сонье прихватил с собой будильник. Было десять минут первого. Нас осталось четверо: оба инспектора, Морелли и я. Морелли и инспектор Багар немного пошутили надо мной за мой «ухажерский белот» с Лидией, потом разговор стих. Всех страшно клонило ко сну, Морелли весьма кстати заметил, что единственный способ не уснуть без излишних усилий — это снова взяться за карты. Я согласился при условии, что мы будем играть в бридж.
Сев за стол, мы заметили, что у нас всего две колоды по тридцать две карты.
— Я знаю, что тут есть колода из пятидесяти двух карт,— сказал я.—Пойду попрошу ее у дядюшки Сонье. Ему не повезло, если он уже лег!
Никогда раньше я не спускался на нижний этаж. В конце очень темного коридора было видно несколько дверей. Я уже собирался позвать хозяев, когда заметил под одной дверью полоску света. Я постучал. Мне открыла Лидия. Она была еще в свитере и держала в руках книгу. Я объяснил, зачем пришел.
— Да, у меня есть колода,— сказала она.
Лидия неподвижно стояла передо мной, и мне показалось, что она улыбается. Я поцеловал ее, она не сопротивлялась. Потом легонько оттолкнула меня; улыбка исчезла.
— Подождите тут.
Через приоткрытую дверь я увидел спинку дивана, освещенного ночником. Лидия положила на диван свою книгу, и я смог прочитать название — «Опасные связи». В соседней комнате, с другой стороны
коридора, послышалось покашливание дядюшки Сонье. Лидия вновь появилась передо мной с колодой карт в руке.
— Вот, возьмите. И быстренько поднимайтесь наверх.
Я хотел поцеловать ее еще раз. Но она серьезно посмотрела на меня. Я вспомнил о ключах, которые только что отдал, и поцеловал ей только руку. Лидия стояла у дверей, пока я не скрылся на лестнице.
— Так он еще не спал? — спросил Бушрон.
— Нет, вот колода.
— Какое счастье, что вы не нашли комнату его дочери,— не удержался Морелли.— Тогда бы вы уже точно сюда не вернулись!
Было двадцать пять минут первого. Мы начали игру. Перед уходом Сонье напомнил нам: «Часа в два нужно будет подбросить угля в камин. Смотрите, чтобы он не погас». Впервые я посмотрел на свои часы в двенадцать пятьдесят. Камин грел очень жарко, как будто извне его подзадоривал ночной холод. Никакой звук не доносился до нас ни с улицы, ни из дома...
Я подпрыгнул на стуле, мы вскочили на ноги все вместе. На улице раздался выстрел. Я посмотрел на часы: двенадцать пятьдесят четыре. Еще один выстрел.
— Стреляют из револьвера? — спросил Морелли.
— Вне всякого сомнения,— отозвался инспектор Багар. По дороге перед входной дверью кто-то пробежал.
— Жандармы,— пояснил Бушрон.— Это, конечно, стрелял кто-то из них.
Морелли со своим аппаратом уже поворачивал ключ в замке.
— А ваше пальто? — напомнил ему инспектор Багар, который как раз надевал свое.— На улице мороз. Все равно мы первыми не придем...
Кто-то бегом поднимался по лестнице, внутренняя дверь открылась. Появилась Лидия, немного растрепанная и довольно бледная. Она все еще была в свитере, но казалась меньше ростом: я заметил у нее на ногах сандалии.
— Что это? — спросила она.
— Скоро узнаем,— ответил Бушрон.
С улицы проникал холодный воздух, мы вышли, я был последним...
— Разбудите отца,— сказал я Лидии,— так будет безопаснее. Не оставайтесь тут одна!
— Заприте за нами дверь,— крикнул Бушрон.
— Хорошо.
Мы услышали, как в замке повернулся ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47