— А чем, кроме бокса, занимаетесь вы?
— Я художник, месье Норрей, художник-оформитель. Это честная профессия, если принять некоторые предосторожности. Я сам себе хозяин. У меня больше заказов, чем я могу выполнить. А еще я имею кое-какие доходы от бокса. Я не жалуюсь.
— Вы женаты?
— Да, у меня есть дочь. Мой дурак-брат ее не видел. Он даже не пришел на мою свадьбу. Я его приглашал, приглашал даже его... ну да, его жену. Они не пришли. В общем, что говорить...
Пришел солидный партнер, и Сюрло со мной попрощался: нужно приниматься за работу.
— Очень приятно было познакомиться, месье Норрей. Очень приятно было с вами побоксировать. Вам нужно серьезно взяться за бокс, Рафа прав...
Ну вот.
Много романтических приключений, сложных интриг завязываются, скрещиваются и развязываются благодаря какому-нибудь совпадению и, обратите внимание, что это случается чаше в жизни, чем в романах; даже намного чаще, ибо романисты редко прибегают к этому приему, подозрительному в глазах читателя. Что касается меня, то вы вскоре сможете убедиться, что моя неожиданная встреча в спортивном зале с братом Жозефа Сюрло не являлась ни завязкой, ни развязкой дела о трех убийствах. Я рассказал о ней, так как она естественно вплелась в ход этого дела, и я не имею права о ней умолчать. Но если бы я даже и не встретил Люсьена Сюрло и не боксировал с ним, я все-равно пошел бы к Бертриксу поговорить о Жозефе Сюрло. У меня возникла одна идея.
К Бертриксу меня проводили сразу же, как только я назвал себя. Детектив был в пальто.
— Я собираюсь уходить,— сказал он мне.
Именно так: не «собирался», а «собираюсь». Довольно жесткий взгляд. Куда только подевались сердечность и простота, согревавшие нашу первую встречу, наше неудобное, но прекрасное путешествие в Манд? И что тому виной? При виде моего разочарования Бертрикс немного подобрел:
— Я еду в Версаль на автомобиле. Каких-то полчаса, но мне необходимо побывать там лично. Сразу же после этого вернусь сюда. Если хотите, поехали вместе. Будет время поговорить. Это вас устраивает?
Я согласился. Пока мы ехали до ворот Сен-Клу, сгущались сумерки. Я рассказал о своей встрече с Люсьеном Сюрло и о том, что он мне сообщил о своем брате. Бертрикс слушал, не перебивая. Беседа продолжалась в машине между Парижем и Версалем. Бертрикс не отрывал взгляд от дороги. Вот этот разговор за исключением пауз и нескольких фраз, которые не имеют отношения к нашему делу.
Бертрикс.— О том, что Сюрло живет со своей старой любовницей я узнал сегодня утром. Большинство людей считают, что это его мать. Сюрло их не разубеждает. Она тоже. Такие жалкие пары встречаются чаще, чем думают. Что же касается его любви к спиртному, мне стало
известно, что Сюрло часто ходит в кафе «Пти-Лидо», где регулярно пьет аперитив и вино до обеда. Никаких уточнений я не получил. Я не знал, что он хронический алкоголик.
Норрей.— Почему вы не арестуете Жозефа Сюрло?
— Арестовать его? За что?
— За лжесвидетельство. Вы поймали его на лжи, когда он рассказывал, будто подвергся нападению. Эта ложь дает повод ко всяческим подозрениям. Что свидетельствует о том, что он не убийца или хотя бы не один из убийц? Убийства вполне могли совершить три разных человека, несмотря на постоянное применение серной кислоты. Представьте теперь, что Сюрло совершает третье убийство недалеко от своего дома. После этого он немедленно возвращается к себе и трижды стреляет из револьвера, чтобы отвернуть от себя подозрение. Я же ведь тоже стрелял по мнимому преступнику...
— Трудно предположить, чтобы Сюрло мог поднять такой шум, специально привлекая к себе внимание сразу после того, как лично совершил убийство. Психологически это мне кажется неправдоподобным. Кроме того, вы забываете, что остров тогда прямо кишел жандармами, и Сюрло не мог выйти из дому и вернуться туда незамеченным.
— Тем не менее убийца Стефана Бореля все же сумел совершить преступление при этих же обстоятельствах. Он проник через полицейское заграждение.
— Нет.
— Как это нет? Стефана Бореля убили за несколько минут до того, как Сюрло стрелял из револьвера.
— За несколько минут до того, или на несколько минут позже. Когда Сюрло выстрелил, цепь заграждения немедленно порвалась, так как все бросились к дому Сюрло. В течение некоторого времени, где-то минут десять, у убийцы была возможность действовать свободно. Все было прекрасно организовано. Как видите, мы имеем дело с человеком неглупым.
(Здесь наступает небольшая пауза, в течение которой Норрею невольно приходит в голову, что ему еще надо поучиться полицейской дедукции. Затем беседа продолжается).
Норрей.— Хорошо. Но раз Сюрло, без сомнения, сообщник преступника, почему же вы не арестуете его и не допросите? Я уверен, что вы быстро заставили бы его разговориться. На собственном опыте я убедился, как тяжело придумать рассказ о случайном нападении. А ведь комиссар задавал мне самые невинные вопросы. На допросе Сюрло непременно расколется...
Бертрикс.— Если только не решит «сыграть в молчанку». Неужели вам не приходит в голову, что соучастники убийцы с Тополиного острова должны его панически бояться? Не нужно забывать, что убийца - человек решительный.
Тут уж моя забота. Но правду сказать, я считаю, что по-человечески просто невозможно, чтобы Сюрло не сделал завтра чего-то такого, что показало бы нам, где прячется преступник. Тогда нам придется действовать так же быстро и решительно, как и преступнику.
Телефон спортивного отдела начал звонить именно в ту минуту, когда я спускался из бара, где только что пообедал. Я узнал голос Пьера Бертрикса.
— Он получил письмо с почтой в половине двенадцатого. Никакой видимой реакции. Ремонтирует бак для дождевой воды возле своего дома. Как всегда, ходил пить аперитив в «Пти-Лидо»; никуда не звонил...
— А откуда вы знаете, что он не звонил?
— На острове всего пять абонентов. Разумеется, с сегодняшнего дня номера прослушиваются. У него сейчас обедает наш человек.
— Ну и что дальше?
— Ничего. Ждем. Не отлучайтесь из редакции. Я буду держать вас в курсе дел.
Бертрикс повесил трубку. «Ходил пить аперитив в «Пти-Лидо»... Не звонил...» А может, ему и не надо было звонить? Я хорошо понимал, что теперь за всеми, с кем разговаривал Сюрло, будут тоже следить. Только бы Лидия... Нет, это невозможно.
Утром, уходя из дому, я ничего не заметил: ни незнакомцев, которые бы лениво разгуливали по острову,— хотя, действительно, они были бы слишком заметны в нашей глуши! — ни рабочих, которые прикидывались бы, что чинят кабель или трубу неподалеку от дома Сюрло. Но факт остается фактом, за домом Сюрло наблюдали. Что ни говори, Пьер Бертрикс — знаток дела. И у меня было впечатление, что бой начался. Его тон, приказание не покидать редакцию, быть готовым приехать, как только меня позовут... Насколько я понимал, сам он тоже не выходил из своего агентства.
Работы у меня хватало. Карточки, каталоги. Товарищи часто по-доброму высмеивали меня за любовь к классификации и архивам: «библиотекарь Норрей». Только после какого-нибудь матча, или когда по какой-либо причине нужно было немедленно дать в газету статью о той или другой команде, или о каком-то чемпионе, «библиотекарь Норрей» становился «парнем что надо» — выражение с двойным содержанием, так как в это время я действительно без лишних усилий давал сведения, о которых меня просили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47