Ночь была темой, хоть глаз выколи. Два огонька пересекли Дорогу Моста в пятидесяти метрах впереди нас. Мы побежали. На углу дороги и Дубовой Аллеи мы встретили двух жандармов, бежавших справа.
— Туда!
Мы повернули влево, и скоро к нам присоединились еще три жандарма. Вероятно, остров был ими в прямом смысле нашпигован. Светящиеся точки электрических фонариков покачивались в темноте, догоняли друг друга. За ставнями домов зажигался свет.
— Это там!
На Платановой Аллее над входом в один из домов ярко горела лампа. Наша группа преодолела ограду, пересекла сад. На пороге, в окружении жандармов, стоял какой-то мужчина в плаще, накинутом прямо на пижаму, и объяснял:
— В саду. Я услышал шаги на аллее... Я выстрелил...
Инспекторы решительно проложили себе дорогу через толпу жандармов, я проскользнул вслед за ними. Мужчина все еще держал в руке револьвер. За ним, в коридоре, стучала зубами старуха в наброшенном на плечи пальто.
— Ложитесь спать, мадам, вы можете простудиться,— обратился к ней Багар.— Опасность вам больше не угрожает.
Человек с револьвером показывал Бушрону направление, в котором он стрелял:
— Мне показалось, что там, немного левее от двери, кто-то крадется к черному ходу...
— Вы ничего не видели?
— Я вроде видел кого-то, какую-то тень, но вы же понимаете, в такой темноте... Я выстрелил еще раз...
— Вы не спали, когда услышали шаги?
— Я лег, но не спал. Наверное, никто не спал на нашем конце... Жандармы разбежались по саду, рассматривая следы в свете электрических фонариков.
— А вы заперли ворота перед тем, как идти спать? — спросил Бушрон у обитателей дома.
— Конечно.
Инспекторы еще раз спустились к садовым воротам, один из жандармов осветил замок. Он был грубо взломан, скорее всего, с помощью крепкого лома. Хозяину не померещилось.
— Лейтенант не с вами? — спросил инспектор у жандармов.
— Он только что был здесь и приказал обыскать сад. Но ничего не видно, даже с фонарями...
— Выезды с острова все еще блокированы?
— Да, часовые на выездах получили приказ оставаться на местах.
— Пошли,— позвал я Морелли,— мы должны принять участие в этой охоте!
— Возьмите мой фонарь,— сказал инспектор Багар,— иначе по вас могут выстрелить. Держите.
Три жандарма направились по узкой тропинке поперек Платановой Аллеи, мы пошли вслед за ними. Перепрыгнули через невысокую ограду...
Приключения индейцев происходили в полной темноте и абсолютной тишине. То, что переживали мы, напоминало скорее некоторые эпизоды из истории маки, когда враги с хриплыми голосами преследовали партизан. Меня охватило странное ощущение, ощущение первобытной, жестокой охоты: убийца был тут, на этом клочке острова, может затаился за деревом или дощатым забором, и лучик электрического фонаря внезапно выхватит его в каком-то уголке, прямо перед нами. Он, без сомнения, вооружен, возможно только своими страшными руками — и ужасной кислотой... Другие группы обыскивали соседние сады, дороги. Я совсем утратил чувство времени и даже ощущение холода. Нас позвали жандармы из соседней группы:
— С вами нет следователей?
— Нет, а зачем?
— В одном доме что-то нашли. Покойника. Я сжал руку Морелли.
— Где это? — спросил я.
— Там, со стороны Маленького рукава. Почти напротив «Сержанта Бобийо».
Мы снова побежали, покинув жандармов. Несмотря на темноту, я уже прекрасно ориентировался в этих местах. Добравшись до Дубовой Аллеи, мы нашли дорогу, спускающуюся к воде почти в нужном нам направлении. Мы пошли на голоса и увидели освещенный прямоугольник открытой двери...
Жертва — на этот раз мужчина — лежала в коридоре с ножом мясника в груди. Но, как и у остальных, его лица, съеденного кислотой, больше не существовало...
Инспектор Бушрон отстранил меня, чтобы пройти вперед; я заметил, что он сильно осунулся.
— Где лейтенант жандармерии?
Лейтенант был в доме. Это он обнаружил труп, тело некоего Мореля или Бореля, как сказал один жандарм. Морелли потянул меня за рукав.
— Сейчас двадцать пять минут второго. У вас еще есть время позвонить в редакцию дать информацию в номер...
Признаюсь, я совсем забыл о газете. Морелли уже устанавливал свой аппарат, магниевые лампы.
— Вы правы,— сказал я ему,— я побежал. Вы подойдете позже. Дверь «Пти-Лидо» была еще закрыта на ключ. Дядюшка Сонье впустил меня лишь после того, как я назвал себя. Вид у него был подавленный.
— Ну что? — спросил он.
— Все то же,— сказал я,— чудовище продолжает свое дело. На этот раз мужчина.
— Кто же теперь?
— Морель или Борель, я плохо разобрал.
Мы услышали, что Лидия поднимается по лестнице.
— Бореля убили,— сказал ей отец, как только она открыла дверь.
— Ах!
Я бросился, чтобы поддержать Лидию, которая едва не упала с лестницы. Невероятно, но она потеряла сознание.
— Вот так дела!..— приговаривал дядюшка Сонье, пока я поддерживал Лидию на стуле.— Вот так дела...
Он никак не мог найти бутылку с коньяком. Я запахнул расстегнутое пальто Лидии у нее на ногах. В кармане пальто я нащупал ключи. Я взял их. Это были мои ключи.
Лидия пришла в себя еще до того, как бокал с коньяком коснулся ее губ. В ее глазах не было ничего, кроме отчаяния, она дрожала, не произнося ни слова. Отец заставил ее выпить.
— Займитесь ею,— сказал я Сонье,— а мне нужно забежать домой. Если придет мой товарищ, скажите, что я сразу же вернусь, пусть позвонит в редакцию...
Через две минуты я уже был возле ограды моего сада. Ворота были заперты на ключ, входная дверь также. Я вошел, включил свет. Дом был ледяным. Только бедная вдова Шарло, накрытая простыней, лежала на своей кровати. Очевидно, никто не приходил.
— Это уже слишком, как говорит мой секретарь. Вот, месье, почитайте.
Комиссар Кретея протянул мне письмо.
«Господин Комиссар,
Я только что узнал из газет об убийстве моего дяди Стефана Бореля, у которого я остался единственным родственником. Я ошеломлен этим известием, но, к сожалению, не имею возможности приехать, чтобы отдать последний долг покойному дядюшке. Пребывая в настоящее время в распоряжении центра «Ридинг», я должен через час вылететь в Англию после краткосрочного отпуска. Я позволю себе побеспокоить вас во время моего следующего приезда в Париж с целью уладить все дела покойного. А пока что прошу вас принять прилагав-
мый к этому денежный перевод на двадцать тысяч франков, чтобы обеспечить моему дяде приличные похороны и временное место погребения. Примите, господин Комиссар, искренние изъявления моего глубочайшего почтения. Луи Борель, капитан авиации».
— Полюбуйтесь восхитительной непринужденностью молодого поколения,— обратился ко мне комиссар, забирая письмо.— Вы действительно думаете, что этот молодой человек... Простите, вы, наверное, одного с ним возраста, и я, конечно, не прав, осуждая все поколение.
В кабинете комиссара висели старинные гравюры, на камине стояли красивые часы. Этот чиновник, наверное, читал стихи, если не писал их сам.
— Ничего, господин комиссар, я чувствую себя ответственным лишь за себя самого.
Комиссар сокрушенно покачал головой:
— Вы действительно думаете, что этот молодой человек не мог продлить свой отпуск? На мой взгляд, причина для такой отсрочки более чем уважительная и, что касается меня, я снабдил бы его всеми необходимыми документами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Туда!
Мы повернули влево, и скоро к нам присоединились еще три жандарма. Вероятно, остров был ими в прямом смысле нашпигован. Светящиеся точки электрических фонариков покачивались в темноте, догоняли друг друга. За ставнями домов зажигался свет.
— Это там!
На Платановой Аллее над входом в один из домов ярко горела лампа. Наша группа преодолела ограду, пересекла сад. На пороге, в окружении жандармов, стоял какой-то мужчина в плаще, накинутом прямо на пижаму, и объяснял:
— В саду. Я услышал шаги на аллее... Я выстрелил...
Инспекторы решительно проложили себе дорогу через толпу жандармов, я проскользнул вслед за ними. Мужчина все еще держал в руке револьвер. За ним, в коридоре, стучала зубами старуха в наброшенном на плечи пальто.
— Ложитесь спать, мадам, вы можете простудиться,— обратился к ней Багар.— Опасность вам больше не угрожает.
Человек с револьвером показывал Бушрону направление, в котором он стрелял:
— Мне показалось, что там, немного левее от двери, кто-то крадется к черному ходу...
— Вы ничего не видели?
— Я вроде видел кого-то, какую-то тень, но вы же понимаете, в такой темноте... Я выстрелил еще раз...
— Вы не спали, когда услышали шаги?
— Я лег, но не спал. Наверное, никто не спал на нашем конце... Жандармы разбежались по саду, рассматривая следы в свете электрических фонариков.
— А вы заперли ворота перед тем, как идти спать? — спросил Бушрон у обитателей дома.
— Конечно.
Инспекторы еще раз спустились к садовым воротам, один из жандармов осветил замок. Он был грубо взломан, скорее всего, с помощью крепкого лома. Хозяину не померещилось.
— Лейтенант не с вами? — спросил инспектор у жандармов.
— Он только что был здесь и приказал обыскать сад. Но ничего не видно, даже с фонарями...
— Выезды с острова все еще блокированы?
— Да, часовые на выездах получили приказ оставаться на местах.
— Пошли,— позвал я Морелли,— мы должны принять участие в этой охоте!
— Возьмите мой фонарь,— сказал инспектор Багар,— иначе по вас могут выстрелить. Держите.
Три жандарма направились по узкой тропинке поперек Платановой Аллеи, мы пошли вслед за ними. Перепрыгнули через невысокую ограду...
Приключения индейцев происходили в полной темноте и абсолютной тишине. То, что переживали мы, напоминало скорее некоторые эпизоды из истории маки, когда враги с хриплыми голосами преследовали партизан. Меня охватило странное ощущение, ощущение первобытной, жестокой охоты: убийца был тут, на этом клочке острова, может затаился за деревом или дощатым забором, и лучик электрического фонаря внезапно выхватит его в каком-то уголке, прямо перед нами. Он, без сомнения, вооружен, возможно только своими страшными руками — и ужасной кислотой... Другие группы обыскивали соседние сады, дороги. Я совсем утратил чувство времени и даже ощущение холода. Нас позвали жандармы из соседней группы:
— С вами нет следователей?
— Нет, а зачем?
— В одном доме что-то нашли. Покойника. Я сжал руку Морелли.
— Где это? — спросил я.
— Там, со стороны Маленького рукава. Почти напротив «Сержанта Бобийо».
Мы снова побежали, покинув жандармов. Несмотря на темноту, я уже прекрасно ориентировался в этих местах. Добравшись до Дубовой Аллеи, мы нашли дорогу, спускающуюся к воде почти в нужном нам направлении. Мы пошли на голоса и увидели освещенный прямоугольник открытой двери...
Жертва — на этот раз мужчина — лежала в коридоре с ножом мясника в груди. Но, как и у остальных, его лица, съеденного кислотой, больше не существовало...
Инспектор Бушрон отстранил меня, чтобы пройти вперед; я заметил, что он сильно осунулся.
— Где лейтенант жандармерии?
Лейтенант был в доме. Это он обнаружил труп, тело некоего Мореля или Бореля, как сказал один жандарм. Морелли потянул меня за рукав.
— Сейчас двадцать пять минут второго. У вас еще есть время позвонить в редакцию дать информацию в номер...
Признаюсь, я совсем забыл о газете. Морелли уже устанавливал свой аппарат, магниевые лампы.
— Вы правы,— сказал я ему,— я побежал. Вы подойдете позже. Дверь «Пти-Лидо» была еще закрыта на ключ. Дядюшка Сонье впустил меня лишь после того, как я назвал себя. Вид у него был подавленный.
— Ну что? — спросил он.
— Все то же,— сказал я,— чудовище продолжает свое дело. На этот раз мужчина.
— Кто же теперь?
— Морель или Борель, я плохо разобрал.
Мы услышали, что Лидия поднимается по лестнице.
— Бореля убили,— сказал ей отец, как только она открыла дверь.
— Ах!
Я бросился, чтобы поддержать Лидию, которая едва не упала с лестницы. Невероятно, но она потеряла сознание.
— Вот так дела!..— приговаривал дядюшка Сонье, пока я поддерживал Лидию на стуле.— Вот так дела...
Он никак не мог найти бутылку с коньяком. Я запахнул расстегнутое пальто Лидии у нее на ногах. В кармане пальто я нащупал ключи. Я взял их. Это были мои ключи.
Лидия пришла в себя еще до того, как бокал с коньяком коснулся ее губ. В ее глазах не было ничего, кроме отчаяния, она дрожала, не произнося ни слова. Отец заставил ее выпить.
— Займитесь ею,— сказал я Сонье,— а мне нужно забежать домой. Если придет мой товарищ, скажите, что я сразу же вернусь, пусть позвонит в редакцию...
Через две минуты я уже был возле ограды моего сада. Ворота были заперты на ключ, входная дверь также. Я вошел, включил свет. Дом был ледяным. Только бедная вдова Шарло, накрытая простыней, лежала на своей кровати. Очевидно, никто не приходил.
— Это уже слишком, как говорит мой секретарь. Вот, месье, почитайте.
Комиссар Кретея протянул мне письмо.
«Господин Комиссар,
Я только что узнал из газет об убийстве моего дяди Стефана Бореля, у которого я остался единственным родственником. Я ошеломлен этим известием, но, к сожалению, не имею возможности приехать, чтобы отдать последний долг покойному дядюшке. Пребывая в настоящее время в распоряжении центра «Ридинг», я должен через час вылететь в Англию после краткосрочного отпуска. Я позволю себе побеспокоить вас во время моего следующего приезда в Париж с целью уладить все дела покойного. А пока что прошу вас принять прилагав-
мый к этому денежный перевод на двадцать тысяч франков, чтобы обеспечить моему дяде приличные похороны и временное место погребения. Примите, господин Комиссар, искренние изъявления моего глубочайшего почтения. Луи Борель, капитан авиации».
— Полюбуйтесь восхитительной непринужденностью молодого поколения,— обратился ко мне комиссар, забирая письмо.— Вы действительно думаете, что этот молодой человек... Простите, вы, наверное, одного с ним возраста, и я, конечно, не прав, осуждая все поколение.
В кабинете комиссара висели старинные гравюры, на камине стояли красивые часы. Этот чиновник, наверное, читал стихи, если не писал их сам.
— Ничего, господин комиссар, я чувствую себя ответственным лишь за себя самого.
Комиссар сокрушенно покачал головой:
— Вы действительно думаете, что этот молодой человек не мог продлить свой отпуск? На мой взгляд, причина для такой отсрочки более чем уважительная и, что касается меня, я снабдил бы его всеми необходимыми документами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47