— У нее были деньги?
— Конечно, и много. Ее зять говорил, три миллиона, значит, считайте, все десять. Черный рынок. Сейчас быстро перешли на счет миллионами. Они торгуют фруктами и ранними овощами, а на самом деле — всем съестным. Деньги, конечно же, хранились в шкафу. Миллионы с черного рынка не знают дороги в банк: налоговая служба быстро бы их там отыскала...
Прокурор и комиссар уже спускались по лестнице вместе с одним полицейским. А мой собеседник, который, наверное, как и я, скромно зарабатывал себе на жизнь, говорил об этих миллионах с черного рынка спокойно, без малейшего возмущения, как о вещи столь же естественной, как сила тяготения. Может он был и прав, этот молодой блондин, худощавый, чисто выбритый, совсем не похожий на тип детектива в гражданском, массивного и усатого. Я еще довольно наивно спросил у него:
— Вы уже напали на какой-нибудь след? Никаких предположений насчет убийцы?
— Еще нет. Мы сделали все необходимое.
Полицейские расспросили родню, соседей, осмотрели замок. Опрашивали постоянных покупателей магазина в Париже, возле Шарантон-ских ворот. Инспекторы установили распорядок дня и тех и других, проверили алиби. Я начинал понимать, что мое первое впечатление было ошибочным и мощная полицейская машина набирала обороты, используя все свои огромные возможности.
Можно ли было найти в этой комнате еще что-нибудь? В прочитанных мной детективных романах следователь будто бы обращался к своей интуиции, пытался «влезть в шкуру» преступника или жертвы, я точно не помнил. Лично для меня жертва была почти такой же неизвестной, как и преступник.
Тело обнаружил зять, в восемь часов утра. Каждый вечер он привозил тещу на своем грузовике и забирал ее каждое утро. Казалось, он вне подозрений. Горе молодых супругов было совершенно искренним. Конечно, и мне не мешало бы побывать в этой семье — первая неприятная обязанность. А пока я рассматривал обои в цветочек, удобную кровать с медными шарами, комод под ампир. На стене висела увеличенная фотография зятя и дочери в свадебном наряде; два голеньких младенца, которые на следующей фотографии становились девочками шести или семи лет,— без сомнения, внучки Жеральдины Летандар. Олеография из «Иллюстрасьон»: Жоффр, Фош и Петэн вместе в маршальских мундирах. Почтовая открытка с изображением генерала де Голля с трехцветной лентой...
С первого этажа кто-то позвал:
— Вы идете, Бушрон? Похоже, нам удастся хлебнуть грогу!
На лестнице Бушрон пропустил меня вперед. Прокурор и комиссар уже были на улице и выходили за ворота.
— Немного погреемся в «Пти-Лидо»,— предложил один из коллег Бушрона.— Если хотите... Постойте-ка, а я вас узнал! Как ваши дела?
Я тоже узнал инспектора, который допрашивал меня сегодня утром.
— Ну что же,— сказал он весело,— вам посчастливилось! Это же просто работа на дому, не так ли?..
— Вот как? Вы тут живете? — спросил меня Бушрон.
— В ста пятидесяти метрах.
— И вы были дома сегодня ночью?
— Конечно.
Бушрон, возможно, спросил не думая, по привычке. Но все же у меня по спине пробежал холодок. Итак, из репортера я могу превратиться в обвиняемого! Ведь было ясно, что его коллега допрашивал меня не очень тщательно (а я то думал, что профессия журналиста ставила меня вне подозрений!). А что, если убийцу не найдут! Каким образом я докажу, что не вставал ночью, чтобы задушить старую Жеральдину?
— Ну, ладно,— вмешался коллега Бушрона,— пойдемте пить грог. Черт знает как сыро в ваших краях...
«В ваших краях...» Он также связывал меня с жителями Тополиного острова, этой странной фауной, за которой я всегда наблюдал со стороны, как случайный прохожий. Я точно влип в дурацкую историю, согласившись на этот репортаж; вдали от глаз полицейских я был бы вне их подозрений. Здесь я поймал себя на мысли, что рассуждаю как человек, боящийся скомпрометировать себя. Однако, кроме неудовольствия, я чувствовал, что меня охватывает и приятное ощущение, настоящее наслаждение от того, что двое полицейских и я направляемся в «Пти-Лидо».
«Пти-Лидо» заслуживает описания, на которое я не способен. Он расположен на берегу рукава Капитула, на стыке одноименного моста и ведущей к нему Дороги Моста. Его расположение соответствует названию * в том смысле, что рядом с ним находится широкая береговая терраса, причал, привязанные к сваям лодки, а в сарае — каноэ, которые можно взять напрокат. С архитектурной точки зрения «Пти-Лидо» представляет собой швейцарский домик — шале. У него два этажа: один — на уровне берега, второй — немного выше, на уровне моста, с деревянным фасадом, который сейчас выглядит довольно запущенным. Когда вы заходите в шале с улицы, вас сразу же веселит благодатное тепло. Во всяком случае, хозяину «Пти-Лидо» удавалось
ции, со своей холостяцкой квартирки я давно съехал, поэтому нужно было подыскивать себе какое-нибудь жилье. Кто не знает, как это трудно! Невозможно было найти даже приличный номер с отоплением в гостинице, разве что за такую цену, которая в мгновенье опустошила бы мой кошелек. Я осматривал неплохие двухкомнатные квартиры, обставленные лишь кухонным шкафом и парой кожаных кресел. За них с меня запрашивали триста тысяч франков. Я поднял на ноги всех друзей, напечатал в своей газете объявления со скидкой. С таким же успехом можно было просто выбросить деньги. Друзья, приютившие меня «до тех пор, пока...», следили за моими отчаянными попытками с возрастающим интересом. Я уже было совсем пал духом, когда где-то в середине октября их молочница сообщила, что одна особа в Кретее хотела бы сдать жилье неженатому мужчине. Таким образом я узнал, что мои хозяева также не сидели сложа руки, и хорошо помнил о проявленной ими заботе в тот день, когда ступил на Тополиный остров в поисках дома вдовы Шарло. Наступила пора хмурых сумерек. Уже по-морозному холодный осенний туман нависал над долиной Марны, а сам Тополиный остров походил на довольно запущенное кладбище. Вдова Шарло оставила приготовление шоколада, чтобы показать мне жилье, которое состояло из довольно большой спальни и маленькой комнатки, которая могла служить кабинетом, и умывальной.
— Тут чудесный вид,— сказала хозяйка, открывая окно. Холодный туман ворвался в комнату, как к себе домой. Был виден другой берег Марны, со стороны Сен-Мора, а немного ближе — залитый цементом буксир, который сел на мель и был переоборудован в жилой дом. Я замечтался, представив себе, что мог бы там поселиться. Вдова Шарло закрыла окно.
— Но... тут не топится,— Заметил я.
— Ничего. Мы все уладим. Если днем вас не будет дома, я буду топить ваш камин утром и вечером. Не сочтите за нескромность, месье, кем вы работаете?
...Журналист — эта профессия не показалась ей постыдной. Конечно, предполагалось, что я не буду приводить женщин, и такая забота о приличиях развеселила меня впервые за весь день. Островитяне, которых мне довелось увидеть,— женщина в американских штанах, два типа в теплых куртках, с топорами, старый хромой чудак в меховой феске, опиравшийся на трость английского адмирала,— казалось, были далеки от светских условностей. А может, я ошибался, и это маленькое общество набожно почитало культ добропорядочности? Почему бы и нет. Я распрощался с мадам Шарло, сказав, что подумаю. А думал я о том, что на Тополином острове меня скорее всего ожидает выбор между воспалением легких и наводнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47