Нужно, слышите — нужно, чтобы вы сохранили для нас исключительное право на это дело. Сейчас вы главный персонаж, звезда... Кстати, а ваш портрет есть в фотобюро? Хорошо. Расследование вот-вот начнется, вы будете за ним следить и устроите все таким образом, чтобы никакая информация не просочилась к нашим коллегам вплоть до неожиданной развязки — ибо я уверен, мой дорогой Норрей, что мы приближаемся к неожиданной развязке. В частности, вы откажетесь от любых заявлений, так как, в конце концов, речь идет о вас! Я сам прослежу, чтобы ваше имя не упоминалось до того дня... До того дня, мой дорогой, когда выйдет главная газета вашей жизни!
— Или моей смерти,— не удержался я.
Комб обеими руками оперся о свой огромный стол:
— Знаете, о чем я вас попрошу? Написать сейчас что-нибудь об анонимном письме, о вашем визите к комиссару, а также о вашей жизни в тех краях. Что-то вроде воспоминаний... и немножко чувств. Оставите это тут у меня...
— Записки из могилы.. Понятно.
Месяцем раньше я бы поднялся и вышел, бросив Комбу в лицо, что он самое отвратительное существо, какое я когда-либо встречал. Но его естественность меня обезоруживала. Разве можно обвинять крокодила в том, что он ведет себя как крокодил, а навозного жука в том, что он скатывает из навоза шарики? Честное слово, Комб даже привлекал меня некоторой живописностью. Я был согласен написать свою посмертную статью, если он предоставит мне свободу действий.
— В вашем распоряжении столько времени, сколько потребуется.
Считайте себя в отпуске. Я никогда не простил бы себе, мой дорогой Норрей, если бы помешал вам использовать подобный шанс.
Когда я выходил, он смотрел на меня как на солдата, возвращающегося после отпуска на фронт.
Пьера Бертрикса я встретил в три часа в кабинете комиссара Кретея.
— С чего мы начнем? — спросил я у него.
— С начала. Мы посетим семью первой жертвы.
— Торгашей? Но они, должно быть, в своем магазине.
— Вы забываете, что сегодня понедельник.
Действительно, Пьер Бертрикс помнил обо всем. Он был на машине. Мы остановились перед виллой, заработанной на черном рынке. Нам открыла маленькая девочка.
— Мам, тут комиссар с господами!..
Вышла дочь Жеральдины Летандар, красивая брюнетка. Увидев нас, она нахмурилась.
— Извините нас, мадам,— обратился к ней комиссар,— мы побеспокоим вас всего на несколько минут. Новый факт заставляет нас провести небольшое дополнительное расследование.
— Новый факт?
— Да. Месье, который тут находится, получил письмо с угрозами, и есть основания опасаться, что убийца вашей матушки на этом не остановится.
— Боже мой! А я держу вас здесь! Проходите же, господа, садитесь. Я сейчас позову мужа, он внизу, в гараже, как всегда возится с грузовиком...
Столовая из ореха была современной, дорогой, безобразной. Низкий, изогнутый зеркальный буфет, восьмиугольный стол, огромный радиоприемник. Из коридора на нас с любопытством поглядьшала девчурка.
— А моя старшая сестра в школе,— сообщила она.
Дочка Жеральдины Летандар вернулась вместе с мужем. Он извинился за свои грязные руки и протянул нам мизинец. Жена ввела его в курс дела.
— Я буду страшно рад, если на этот раз вы его поймаете,— сказал он комиссару.— Потому что, знаете ли, это совсем не весело...
Все и без него понимали, что это не весело. Для соседей, пока убийцу не задержат, подозрение будет лежать на зяте. Парень, ясное дело, хороший, хотя и немного вспыльчивый, ничего плохого о нем не скажешь, но знаете ли, сегодня и не такое увидишь...
— Сначала я и сам было подумал, что это черные. Теща их страх как боялась. Но когда у того типа из Боннея нашли серную кислоту... А теперь еще и письмо... Значит, вам нужен ключ от маленького домика?
«Маленький домик». О, если бы это слышала Жеральдина!
— Ты угостишь нас, Люсьена? Ну же, господа, вы меня обидите... Люсьена принесла зеркальный поднос с маленькими рюмками.
— Этот коньяк у нас уже давно. Наверное, последняя бутылка... Ваше здоровье!..
Зять был краснощекий, Люсьена — полнотелая, да и девочка, похоже, не голодала. Денег у торговцев, слава Богу, хватало. Пьер хорошо держался в роли простого полицейского, однако мне что-то не верилось, чтобы после этого визита в нашем деле все мгновенно прояснилось. Зять отдал ключ комиссару.
— Вас проводить?
— Нет смысла беспокоиться, месье. Еще раз благодарю. Думаю, я верну вам ключ сегодня же вечером..
— Пусть остается у вас сколько нужно.
Зайдя в дом Жеральдины Летандар, мы сразу же ощутили разницу в температуре. Тут больше не топили. На кровати уже не было ни одеял, ни простыней, а матрас был застелен обычной оберточной бумагой. Пол был в пятнах серной кислоты. Светлые прямоугольники на обоях обозначали места снятых фотографий. Снимок маршалов остался на стене, так же как и фото генерала де Голля. Казалось, что Пьер Бертрикс ничем особенно не интересовался и довольно невнимательно осматривал помещение, переходя из одной комнаты в другую и с грохотом открывая ставни. Комиссар молчал. Меня бы немного утешило, если бы кто-то из них хотя бы намекнул на фиктивный характер нашего расследования. Но нет. Мы действовали так, как будто все было по-настоящему. Из-за этого я чувствовал себя несколько неловко, терзаясь догадками: «А не было ли у Бертрикса еще какого-то намерения, кроме той цели, которую он мне изложил? Или может он разыгрывал весь этот спектакль, чтобы вызвать меня на откровенный разговор? Но о чем? Правду говорят: нечистая совесть — не мягкая подушка!»
— Хватит, тут больше не на что смотреть,— сказал детектив.— Пойдем.
Втроем мы принялись закрывать ставни.
— А сейчас в роли проводника выступите вы сами. Мы идем к вам. Было ли это самовнушением, или Бертрикс и вправду сделал ударение на «вы сами»? Вдруг меня пронзила догадка о том, что убийцей он считает меня: почему я пришел к нему, почему продолжал интересоваться делом? Но нет, все это не лезло ни в какие ворота. У меня было мое редакционное алиби для второго преступления, а в тот момент, когда было совершено третье убийство, я сидел вместе с полицией в «Пти-Лидо». Да, но первое преступление? А, что, если в представлении Бертрикса сообщником Маргла был я? «Мы разыгрываем не невинную салонную комедию...» Я так разозлился на самого
себя, что пожал плечами, забыв, что я не один. Куда делась моя спокойная и такая безмятежная жизнь? До какой черты дотащит меня этот роковой клубок обстоятельств, которому я так неосторожно дал себя увлечь?
Я пропускаю посещение моего дома, сведенное почти к нулю, так как Пьер Бертрикс едва согласился войти. Зато он устроил так, что разговор комиссара с племянницами вдовы Шарло, самыми пустыми созданиями, каких мне довелось узнать, длился по меньшей мере десять минут. Кроме поглощения теткиных запасов — американского шоколада, у них, похоже, не было в жизни других интересов и занятий. Хотя нет — в установленное время они еще топили мой камин. Вряд ли нужно упоминать, что их ужасно напугала история с анонимным письмом и они сразу же твердо решили как можно скорее отсюда выбраться. Их отъезд, конечно, не улучшит мои бытовые условия, и тем не менее в целом все складывалось для меня как нельзя лучше.
Дом третьей жертвы, Стефана Бореля, дяди капитана авиации, напоминал одноэтажное деревянное бунгало на цементном фундаменте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Или моей смерти,— не удержался я.
Комб обеими руками оперся о свой огромный стол:
— Знаете, о чем я вас попрошу? Написать сейчас что-нибудь об анонимном письме, о вашем визите к комиссару, а также о вашей жизни в тех краях. Что-то вроде воспоминаний... и немножко чувств. Оставите это тут у меня...
— Записки из могилы.. Понятно.
Месяцем раньше я бы поднялся и вышел, бросив Комбу в лицо, что он самое отвратительное существо, какое я когда-либо встречал. Но его естественность меня обезоруживала. Разве можно обвинять крокодила в том, что он ведет себя как крокодил, а навозного жука в том, что он скатывает из навоза шарики? Честное слово, Комб даже привлекал меня некоторой живописностью. Я был согласен написать свою посмертную статью, если он предоставит мне свободу действий.
— В вашем распоряжении столько времени, сколько потребуется.
Считайте себя в отпуске. Я никогда не простил бы себе, мой дорогой Норрей, если бы помешал вам использовать подобный шанс.
Когда я выходил, он смотрел на меня как на солдата, возвращающегося после отпуска на фронт.
Пьера Бертрикса я встретил в три часа в кабинете комиссара Кретея.
— С чего мы начнем? — спросил я у него.
— С начала. Мы посетим семью первой жертвы.
— Торгашей? Но они, должно быть, в своем магазине.
— Вы забываете, что сегодня понедельник.
Действительно, Пьер Бертрикс помнил обо всем. Он был на машине. Мы остановились перед виллой, заработанной на черном рынке. Нам открыла маленькая девочка.
— Мам, тут комиссар с господами!..
Вышла дочь Жеральдины Летандар, красивая брюнетка. Увидев нас, она нахмурилась.
— Извините нас, мадам,— обратился к ней комиссар,— мы побеспокоим вас всего на несколько минут. Новый факт заставляет нас провести небольшое дополнительное расследование.
— Новый факт?
— Да. Месье, который тут находится, получил письмо с угрозами, и есть основания опасаться, что убийца вашей матушки на этом не остановится.
— Боже мой! А я держу вас здесь! Проходите же, господа, садитесь. Я сейчас позову мужа, он внизу, в гараже, как всегда возится с грузовиком...
Столовая из ореха была современной, дорогой, безобразной. Низкий, изогнутый зеркальный буфет, восьмиугольный стол, огромный радиоприемник. Из коридора на нас с любопытством поглядьшала девчурка.
— А моя старшая сестра в школе,— сообщила она.
Дочка Жеральдины Летандар вернулась вместе с мужем. Он извинился за свои грязные руки и протянул нам мизинец. Жена ввела его в курс дела.
— Я буду страшно рад, если на этот раз вы его поймаете,— сказал он комиссару.— Потому что, знаете ли, это совсем не весело...
Все и без него понимали, что это не весело. Для соседей, пока убийцу не задержат, подозрение будет лежать на зяте. Парень, ясное дело, хороший, хотя и немного вспыльчивый, ничего плохого о нем не скажешь, но знаете ли, сегодня и не такое увидишь...
— Сначала я и сам было подумал, что это черные. Теща их страх как боялась. Но когда у того типа из Боннея нашли серную кислоту... А теперь еще и письмо... Значит, вам нужен ключ от маленького домика?
«Маленький домик». О, если бы это слышала Жеральдина!
— Ты угостишь нас, Люсьена? Ну же, господа, вы меня обидите... Люсьена принесла зеркальный поднос с маленькими рюмками.
— Этот коньяк у нас уже давно. Наверное, последняя бутылка... Ваше здоровье!..
Зять был краснощекий, Люсьена — полнотелая, да и девочка, похоже, не голодала. Денег у торговцев, слава Богу, хватало. Пьер хорошо держался в роли простого полицейского, однако мне что-то не верилось, чтобы после этого визита в нашем деле все мгновенно прояснилось. Зять отдал ключ комиссару.
— Вас проводить?
— Нет смысла беспокоиться, месье. Еще раз благодарю. Думаю, я верну вам ключ сегодня же вечером..
— Пусть остается у вас сколько нужно.
Зайдя в дом Жеральдины Летандар, мы сразу же ощутили разницу в температуре. Тут больше не топили. На кровати уже не было ни одеял, ни простыней, а матрас был застелен обычной оберточной бумагой. Пол был в пятнах серной кислоты. Светлые прямоугольники на обоях обозначали места снятых фотографий. Снимок маршалов остался на стене, так же как и фото генерала де Голля. Казалось, что Пьер Бертрикс ничем особенно не интересовался и довольно невнимательно осматривал помещение, переходя из одной комнаты в другую и с грохотом открывая ставни. Комиссар молчал. Меня бы немного утешило, если бы кто-то из них хотя бы намекнул на фиктивный характер нашего расследования. Но нет. Мы действовали так, как будто все было по-настоящему. Из-за этого я чувствовал себя несколько неловко, терзаясь догадками: «А не было ли у Бертрикса еще какого-то намерения, кроме той цели, которую он мне изложил? Или может он разыгрывал весь этот спектакль, чтобы вызвать меня на откровенный разговор? Но о чем? Правду говорят: нечистая совесть — не мягкая подушка!»
— Хватит, тут больше не на что смотреть,— сказал детектив.— Пойдем.
Втроем мы принялись закрывать ставни.
— А сейчас в роли проводника выступите вы сами. Мы идем к вам. Было ли это самовнушением, или Бертрикс и вправду сделал ударение на «вы сами»? Вдруг меня пронзила догадка о том, что убийцей он считает меня: почему я пришел к нему, почему продолжал интересоваться делом? Но нет, все это не лезло ни в какие ворота. У меня было мое редакционное алиби для второго преступления, а в тот момент, когда было совершено третье убийство, я сидел вместе с полицией в «Пти-Лидо». Да, но первое преступление? А, что, если в представлении Бертрикса сообщником Маргла был я? «Мы разыгрываем не невинную салонную комедию...» Я так разозлился на самого
себя, что пожал плечами, забыв, что я не один. Куда делась моя спокойная и такая безмятежная жизнь? До какой черты дотащит меня этот роковой клубок обстоятельств, которому я так неосторожно дал себя увлечь?
Я пропускаю посещение моего дома, сведенное почти к нулю, так как Пьер Бертрикс едва согласился войти. Зато он устроил так, что разговор комиссара с племянницами вдовы Шарло, самыми пустыми созданиями, каких мне довелось узнать, длился по меньшей мере десять минут. Кроме поглощения теткиных запасов — американского шоколада, у них, похоже, не было в жизни других интересов и занятий. Хотя нет — в установленное время они еще топили мой камин. Вряд ли нужно упоминать, что их ужасно напугала история с анонимным письмом и они сразу же твердо решили как можно скорее отсюда выбраться. Их отъезд, конечно, не улучшит мои бытовые условия, и тем не менее в целом все складывалось для меня как нельзя лучше.
Дом третьей жертвы, Стефана Бореля, дяди капитана авиации, напоминал одноэтажное деревянное бунгало на цементном фундаменте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47