инсталляция унитаз 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вся страна была в трауре по случаю похорон Гамбетты, а Мане похоронили без шума, за гробом шли только друзья.
Огюст не выносил похорон и по возможности старался их избегать, но не отдать последней чести Мане было немыслимо.
На похоронах он увидел много старых друзей – Дега, Фантена, Моне, Писсарро, Малларме, Буше, и знакомых – Антонена Пруста, Сезанна, Золя.
Стоя у могилы, Дега воскликнул:
– И зачем я с ним столько спорил! – Дега выглядел совсем больным. – Сколько замыслов он не успел осуществить!
У Огюста еле нашлось сил кивнуть. Он вспоминал теперь дни в кафе Гербуа и в кафе «Новые Афины» как самую счастливую пору, хотя тогда этого не чувствовал. Никто из них не ходил больше в эти кафе. Он спросил Фантена:
– Как поживаешь, друг мой? – Они давно не виделись. Когда-то такой веселый и общительный, Фантен теперь сильно постарел, стал затворником, потолстел, от былой, бьющей ключом жизнерадостности и изящества не осталось и следа, да и картины его все больше и больше отдавали Лувром, как Дега предвидел еще много лет назад. – Много работаешь, Фантен?
Фантен пожал плечами и печально сказал:
– Нет больше импрессионистов – от нас не осталось и следа.
Неделю спустя умерла Жюльетта. Огюст ждал этого, и все же ее смерть тоже явилась для него ударом. За время работы над бюстом Гюго он проникся к ней самой глубокой нежностью. Он не знал, что делать с незаконченными бюстами писателя, за которые так ничего и не получил. Гюго был занят устройством ее дел, и Огюст не смел к нему обратиться. Он обернул влажными тряпками два бюста, которые ему нравились больше других, чтобы уберечь их от порчи.
3
Прежде чем Огюст решил, за что теперь приниматься, тяжело заболел Папа. Доктор сказал: жить старику осталось всего несколько дней, и единственное, что можно сделать, – это окружить умирающего заботой.
Доктор спросил Огюста:
– Сколько лет Жану Батисту?
Огюст стал вспоминать: Папа родился в 1802 году, как и Лекок с Гюго.
– Восемьдесят один.
– Так я и полагал, – сказал доктор. – Он умирает от старости.
Огюст, который в последние годы уделял Папе совсем мало времени, теперь проводил с ним все дни. Он начал писать маслом портрет Папы, чтобы сохранить о нем память, да, кроме того, это не требовало от старика такого напряжения, как скульптура. Папа почти не приходил в себя, и Огюст рисовал его крупный нос, седую бороду, ясные синие глаза – теперь совсем незрячие, – румяные щеки, таким он помнил Папу с детства, хотя теперь его лицо было восковым. Огюст сосредоточил внимание на выражении, стараясь передать его точно, без налета чувствительности. Он удивился, как хорошо подвигается портрет. Его тянуло погладить холст, как он гладил скульптуры.
Однажды в полдень, как раз в тот момент, когда Огюст думал о том, что Папа отойдет в небытие без звука и без борьбы, тот пришел в сознание и хриплым, властным голосом потребовал всех к себе. Роза привела тетю Терезу и маленького Огюста, который превратился в невысокого, плотного семнадцатилетнего юнца. Они заговорили с Папой, чтобы он знал, что они тут, и, когда Папа услышал голос внука, лицо его прояснилось.
Папа сказал:
– Слушайся маму.
– Хорошо, – ответил маленький Огюст. Голос его слегка дрогнул.
– Не плачь, – сказал Папа. – Ты уже взрослый.
– Я не плачу, – всхлипнул маленький Огюст, – Я рад, что тебе лучше.
– Боже мой! – воскликнул Папа. – А врать ты горазд, не хуже своего отца. Подойди поближе, дай тебя обнять.
Маленький Огюст подошел, и Папа, руками отыскав его лицо, нежно поцеловал внука в обе щеки. Затем потянулся к тете Терезе.
Тетя Тереза сказала, держа его руки в своих:
– Ты выздоровеешь, Жан, вот увидишь. Папа слабо улыбнулся.
– Ну конечно, Тереза.
– Ты еще кричать на всех нас будешь, как в старые времена.
Но Папа вдруг стал мертвенно-бледным, тяжело закашлялся и прошептал:
– Дай мне поговорить с Розой и Огюстом.
Тетя Тереза увела маленького Огюста из комнаты. Папа сказал, чувствуя, как дрожат обнимающие его руки Розы:
– В чем дело? Он опять тебя забыл?
– Нет-нет, Папа, – Роза старалась подавить слезы. – Огюст очень много работает. Он теперь пишет твой портрет.
– Портрет? – проворчал Папа. – Он ведь скульптор.
– Прекрасный портрет, – гордо сказала Роза.
– Он хорошо зарабатывает? – Былая живость прозвучала в голосе старика. – Ему заплатили следующую сумму за тех чудовищ – за «Врата»?
– Нет еще. Но заплатят, дорогой Папа.
– Он больше ничего не получит, – уверенно сказал Папа, – никогда не получит.
– Вам нельзя разговаривать, – сказала Роза, – доктор наверняка запретил бы.
– Доктор? – Папа сделал удивленное лицо. – Поздно звать доктора, Огюст, я же говорил, что ты никогда не заработаешь на жизнь скульптурой.
– Конечно, ты прав, Папа, – ответил Огюст, чтобы не раздражать старика.
– Послушался бы меня и пошел в префектуру, скоро бы уже и на пенсию.
Никто ему не ответил.
– Можешь не отвечать, – сказал Папа. – Дай руку, Огюст.
Огюст положил свою руку на руку Папы, Папа крепко стиснул ему пальцы и не отпускал. Он стал просить:
– Относись хорошо к Розе. Она была мне за родную дочь.
– Я постараюсь, – сказал Огюст.
– Это не обещание. – Папа сжал пальцы Огюста с такой, силой, что хрустнули суставы. Он метнул грозный взгляд в ту сторону, откуда шел голос Огюста, и заявил:– Твое старание не многого стоит.
– Пожалуйста, Папа, – вмешалась Роза. – Не надо…
– Нет, ты меня не остановишь. – Опершись на руку Огюста, Папа приподнялся и сел на кровати. – Огюст, обещай мне, что женишься на Розе.
– Этого я не могу обещать, – медленно, с трудом проговорил Огюст. – Но обещаю заботиться о ней. – Разве может он забыть о том, что Роза сняла для него его первую мастерскую, дала ему возможность работать самостоятельно, стать самим собой? Все другие только брали, но не давали.
– Этого недостаточно, – настаивал Папа. Громадным усилием воли Папа сохранял сидячее положение, грудь его тяжело вздымалась, дыхание было хриплым, словно он боролся с врагом. – Никаких отговорок. Обещай мне, Огюст, что женишься на ней.
– Я позову доктора, – забеспокоилась Роза, встревоженная его тяжелым дыханием.
– Не надо. Обещай мне, Огюст, обещай.
– Ну… – пробормотал Огюст.
– Я не отстану, пока ты не дашь мне слово. Обещай!
– Я сказал, что буду заботиться о ней.
– Ты забудешь об этом, если не дашь слово. – Ты ничего не понимаешь.
– Обещай, Огюст, – настаивал Папа. – Обещай!
– Когда-нибудь, – со вздохом сказал Огюст. – Когда-нибудь…
Слепые глаза Папы подозрительно уставились на Огюста, и тогда Огюст сказал:
– Я обещаю, когда-нибудь. И Папа медленно улыбнулся.
– Господи, ну и упрямец, это у тебя в крови. – Он еще минуту гордо восседал на кровати, а затем повалился на подушки.
Сильные руки Огюста поддержали его, Роза вскрикнула, перекрестилась и побежала за священником, но к приходу священника Папа был уже мертв.
4
Похоронив Папу на семейном кладбище– Огюст приобрел участок земли на кладбище, чтобы хватило места для него, Розы и маленького Огюста, – Огюст повел Розу посмотреть дом на улице Августинцев.
После смерти Папы Огюст ни словом не упоминал о женитьбе, но Роза была благодарна, что он не забыл ее и сына, когда покупал участок на кладбище. Она восприняла это как знак внимания, но, когда стала благодарить и сказала, что теперь она спокойна, он рассердился и переменил тему разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
 сантехника в пушкино московской области 

 плитка напольная 33х33