Редки люди иного склада: умение делает их особо открытыми, идущими навстречу; свое знание они легко отдают людям, испытывая при этом видимую радость, особенно когда заметны результаты такого рода отдавания . С такими людьми общение приятно, оно – обогащающе; воистину, всякого рода отдача неминуемо оборачивается бумерангом: разбудив в другом талант, ты получишь во сто крат больше, иными гранями, а от них, от разности граней, и твой талант становится богаче, высверкивает всеми оттенками – талантливость, если она истинна, всегда оттеночна , только посредственность однозначна.
Ольга Винтер давала Константинову шанс, играла аккуратно, без той, подчас смешной на любительском корте агрессивности, которая (так отчего-то считается) необходима и неизбежна даже.
– Я вас не загоняла? – спросила она после первой игры. – Вы меня одергивайте.
– Нет, вы, по-моему, даже слишком снисходительны.
– Я не умею быть снисходительной, – ответила женщина, – это очень обидно – снисходительность: в любви, спорте, в науке.
– Я обратил внимание на эту мысль в вашей диссертации...
– Диссертация – это вчерашний день, – сказала Ольга, и снова лицо ее стало совсем юным. – Нет, правда, я не хвастаюсь, просто когда дело сделано, отчетливо видишь дыры и пустоты.
– Я пустот не заметил, вы очень густо все написали...
– Знаете, густо замешать не трудно, когда два года прожил в стране. Обидно, что наши институты не дают возможность молодым ученым не просто съездить в двухнедельную командировку, это ерунда, а пожить, повкалывать там в поте лица – тогда только будут результаты...
– Накладно, видимо, для государства – я имею в виду валюту.
– Ерунда. Можно работать в библиотеках уборщицами; машину, конечно, не купишь, магнитофон – тоже, но на койку хватит и на кофе с сыром. И прелести западного мира тогда поймешь не со стороны, а изнутри. «Голоса» работают лихо, раньше хвастались, а сейчас поумнели, самокритикой занимаются, себя бранят. Ладно, а то разозлюсь и стану вас гонять – к сетке!
Константинов был хорошим партнером в разговоре потому еще, что умел слушать. Причем он не просто слушал, он жил мыслью собеседника, и в глазах у него был постоянный, умный интерес – такого рода интерес куда как более действенный стимул к беседе, чем словесная пикировка.
– А почему вы остановились на многонациональных компаниях в Луисбурге? – спросил Константинов, когда они садились в его «жигуленок». – Там же, по-моему, американцы лезут сольно ?
– Это в первых строках моего письма, – ответила Ольга. – Они берут плацдарм, оседают, работают вглубь. Мы-то – вширь, мы – щедрые, обидеть боимся, не требуем гарантий, верим, а дядя Сэм аккуратист, он без бумажки и векселя ни цента не даст, умеет считать деньги. Сначала оседает он, а за ним уже идут многонациональные гангстеры.
...Советуя Константинову лично присмотреться к Винтер – дело-то вырисовывалось необычайной важности, – Федоров преследовал еще одну цель, понятную лишь тем, кто ответственно думал о преемственности поколений.
Федоров конечно же прекрасно знал, что в аппарате бытовали разные точки зрения на роль руководителя высокого уровня в той или иной операции. Одни считали, что генералу незачем заниматься деталями , есть высококвалифицированные сотрудники, растущие молодые чекисты – они бы, видимо, и сами смогли сделать то, чем сейчас занимался на корте Константинов.
Но, полагал Федоров, в каждом конкретном случае следует точно выверять рубеж между понятиями: руководство и непосредственное участие в деле. Точное осознание такого рода рубежа и есть стратегия отношений с коллективом.
«Петр рубил корабли, – говаривал Федоров, – так отчего бы генералам не участвовать в оперативных мероприятиях, которые бог знает по какому чиновному табелю о рангах оказались исключенными из сферы их деятельности. И молодежь на них в деле посмотрит: натаска – хорошее слово, тургеневское, стоит ли от него отказываться?»
– Я, быть может, поеду в Луисбург... Согласитесь порассказать – что посмотреть, с кем повидаться?
– Конечно. Вы по какой линии?
– Мы в их портах разгружаем часть товаров для Нагонии, они здорово нарушают срок, а это – подсудное дело.
– Ничего у вас не выйдет. Порты куплены американцами. – Ольга снова оживилась. – Мне кажется, они работают там через мафию. Очень уж похоже. Бары, «макдоналдсы» например, служат американцам впрямую, а их натыкано вокруг порта, вокзала, аэродрома немыслимое количество. Зотов рассказывал, что мафия в Сицилии царствует потому, что держит порты и аэродромы...
– Зотов – это кто?
– Это человек, которого я любила... Он был... Он мой... Словом, это очень умный и хороший человек. Вам стоит с ним поговорить, он – светлая голова, щедрейший, добрейший Зотов...
– Вы были в Луисбурге в научной командировке?
– Нет, с мужем... С Зотовым. Подбросьте, если располагаете временем, до центра, а?
– С удовольствием. Вы будете самым молодым доктором?
– Ну и что? Не хлебом единым сыт человек.
– Зачем бога гневите?
– Вообще-то верно, не следует.
– А с кем – кроме вас, понятно, – стоит повстречаться перед отъездом? – спросил Константинов. – Кто в Москве подобен Зотову?
– Таких, как Зотов, больше нет, – ответила Ольга. – Нет и не будет.
– Зотов защитился?
– Нет. Практик. Работал всю жизнь. Да он любому доктору наук сто очков вперед даст, – так он чувствует и знает Африку. Но он рубит сплеча, а это не всем нравится.
– Смотря что рубить сплеча...
– Идеи, – усмехнулась Ольга.
– Опять-таки, смотря какие идеи.
– Долго объяснять, вы ж не были в Луисбурге...
– А с кем из иностранцев стоит побеседовать там?
– В МИДе у них неинтересные люди... Разве что министерство образования... Много молодых, они широко думают.
– А из коммерсантов? Там ведь есть немецкие и американские коммерсанты, которые давно работают и много знают. Я имею в виду крупных бизнесменов, тех, кто заключают серьезные сделки и связаны – поэтому – с серьезными юристами.
– Немцы? – переспросила Винтер. – Я ж не знаю немецкого.
– Там есть Кирхгоф, Больц, Ханзен...
– Верно, я слыхала, но меня они как-то не интересовали.
– А кто из американцев? Саусер, Лоренс, Чиккерс, Глэбб, Лэнсдом?
Винтер посмотрела на Константинова с озадаченным интересом:
– И вы еще просите у меня помощи?! Да вы ж прекрасно подготовились к поездке! Вы назвали имена серьезных американцев, я их знаю... Чиккерс и Глэбб занятные люди, только наши считают их црушниками, но я отношу это за счет атавизма шпиономании.
– Почему?
– Да ну... Шпион, по-моему, должен быть очень умным человеком. А Глэбб льстит, ахает: «О, Советский Союз, какая прекрасная страна, вы нас ошеломляете». Ля-ля это... Не верю людям, которые хвалят в глаза.
– Хуже, когда ругают за глаза.
– Лучше. Если льстят в глаза, чувствуешь себя полнейшей дурой, не знаешь, как вести.
– А вы говорите, что он – глупый человек. Вы же испытываете замешательство, следовательно, ведете себя неестественно, а когда человек вынужден вести себя неестественно, он и говорит не то и поступает не так.
– Ладно, бог с ним, с этим Глэббом... Запишите телефон... Я поговорю с моим другом, быть может, он согласится порассказать вам кое-что.
Вернувшись к себе, Константинов сразу же взял папку с корреспонденцией. Особо срочной была помечена телеграмма от Славина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Ольга Винтер давала Константинову шанс, играла аккуратно, без той, подчас смешной на любительском корте агрессивности, которая (так отчего-то считается) необходима и неизбежна даже.
– Я вас не загоняла? – спросила она после первой игры. – Вы меня одергивайте.
– Нет, вы, по-моему, даже слишком снисходительны.
– Я не умею быть снисходительной, – ответила женщина, – это очень обидно – снисходительность: в любви, спорте, в науке.
– Я обратил внимание на эту мысль в вашей диссертации...
– Диссертация – это вчерашний день, – сказала Ольга, и снова лицо ее стало совсем юным. – Нет, правда, я не хвастаюсь, просто когда дело сделано, отчетливо видишь дыры и пустоты.
– Я пустот не заметил, вы очень густо все написали...
– Знаете, густо замешать не трудно, когда два года прожил в стране. Обидно, что наши институты не дают возможность молодым ученым не просто съездить в двухнедельную командировку, это ерунда, а пожить, повкалывать там в поте лица – тогда только будут результаты...
– Накладно, видимо, для государства – я имею в виду валюту.
– Ерунда. Можно работать в библиотеках уборщицами; машину, конечно, не купишь, магнитофон – тоже, но на койку хватит и на кофе с сыром. И прелести западного мира тогда поймешь не со стороны, а изнутри. «Голоса» работают лихо, раньше хвастались, а сейчас поумнели, самокритикой занимаются, себя бранят. Ладно, а то разозлюсь и стану вас гонять – к сетке!
Константинов был хорошим партнером в разговоре потому еще, что умел слушать. Причем он не просто слушал, он жил мыслью собеседника, и в глазах у него был постоянный, умный интерес – такого рода интерес куда как более действенный стимул к беседе, чем словесная пикировка.
– А почему вы остановились на многонациональных компаниях в Луисбурге? – спросил Константинов, когда они садились в его «жигуленок». – Там же, по-моему, американцы лезут сольно ?
– Это в первых строках моего письма, – ответила Ольга. – Они берут плацдарм, оседают, работают вглубь. Мы-то – вширь, мы – щедрые, обидеть боимся, не требуем гарантий, верим, а дядя Сэм аккуратист, он без бумажки и векселя ни цента не даст, умеет считать деньги. Сначала оседает он, а за ним уже идут многонациональные гангстеры.
...Советуя Константинову лично присмотреться к Винтер – дело-то вырисовывалось необычайной важности, – Федоров преследовал еще одну цель, понятную лишь тем, кто ответственно думал о преемственности поколений.
Федоров конечно же прекрасно знал, что в аппарате бытовали разные точки зрения на роль руководителя высокого уровня в той или иной операции. Одни считали, что генералу незачем заниматься деталями , есть высококвалифицированные сотрудники, растущие молодые чекисты – они бы, видимо, и сами смогли сделать то, чем сейчас занимался на корте Константинов.
Но, полагал Федоров, в каждом конкретном случае следует точно выверять рубеж между понятиями: руководство и непосредственное участие в деле. Точное осознание такого рода рубежа и есть стратегия отношений с коллективом.
«Петр рубил корабли, – говаривал Федоров, – так отчего бы генералам не участвовать в оперативных мероприятиях, которые бог знает по какому чиновному табелю о рангах оказались исключенными из сферы их деятельности. И молодежь на них в деле посмотрит: натаска – хорошее слово, тургеневское, стоит ли от него отказываться?»
– Я, быть может, поеду в Луисбург... Согласитесь порассказать – что посмотреть, с кем повидаться?
– Конечно. Вы по какой линии?
– Мы в их портах разгружаем часть товаров для Нагонии, они здорово нарушают срок, а это – подсудное дело.
– Ничего у вас не выйдет. Порты куплены американцами. – Ольга снова оживилась. – Мне кажется, они работают там через мафию. Очень уж похоже. Бары, «макдоналдсы» например, служат американцам впрямую, а их натыкано вокруг порта, вокзала, аэродрома немыслимое количество. Зотов рассказывал, что мафия в Сицилии царствует потому, что держит порты и аэродромы...
– Зотов – это кто?
– Это человек, которого я любила... Он был... Он мой... Словом, это очень умный и хороший человек. Вам стоит с ним поговорить, он – светлая голова, щедрейший, добрейший Зотов...
– Вы были в Луисбурге в научной командировке?
– Нет, с мужем... С Зотовым. Подбросьте, если располагаете временем, до центра, а?
– С удовольствием. Вы будете самым молодым доктором?
– Ну и что? Не хлебом единым сыт человек.
– Зачем бога гневите?
– Вообще-то верно, не следует.
– А с кем – кроме вас, понятно, – стоит повстречаться перед отъездом? – спросил Константинов. – Кто в Москве подобен Зотову?
– Таких, как Зотов, больше нет, – ответила Ольга. – Нет и не будет.
– Зотов защитился?
– Нет. Практик. Работал всю жизнь. Да он любому доктору наук сто очков вперед даст, – так он чувствует и знает Африку. Но он рубит сплеча, а это не всем нравится.
– Смотря что рубить сплеча...
– Идеи, – усмехнулась Ольга.
– Опять-таки, смотря какие идеи.
– Долго объяснять, вы ж не были в Луисбурге...
– А с кем из иностранцев стоит побеседовать там?
– В МИДе у них неинтересные люди... Разве что министерство образования... Много молодых, они широко думают.
– А из коммерсантов? Там ведь есть немецкие и американские коммерсанты, которые давно работают и много знают. Я имею в виду крупных бизнесменов, тех, кто заключают серьезные сделки и связаны – поэтому – с серьезными юристами.
– Немцы? – переспросила Винтер. – Я ж не знаю немецкого.
– Там есть Кирхгоф, Больц, Ханзен...
– Верно, я слыхала, но меня они как-то не интересовали.
– А кто из американцев? Саусер, Лоренс, Чиккерс, Глэбб, Лэнсдом?
Винтер посмотрела на Константинова с озадаченным интересом:
– И вы еще просите у меня помощи?! Да вы ж прекрасно подготовились к поездке! Вы назвали имена серьезных американцев, я их знаю... Чиккерс и Глэбб занятные люди, только наши считают их црушниками, но я отношу это за счет атавизма шпиономании.
– Почему?
– Да ну... Шпион, по-моему, должен быть очень умным человеком. А Глэбб льстит, ахает: «О, Советский Союз, какая прекрасная страна, вы нас ошеломляете». Ля-ля это... Не верю людям, которые хвалят в глаза.
– Хуже, когда ругают за глаза.
– Лучше. Если льстят в глаза, чувствуешь себя полнейшей дурой, не знаешь, как вести.
– А вы говорите, что он – глупый человек. Вы же испытываете замешательство, следовательно, ведете себя неестественно, а когда человек вынужден вести себя неестественно, он и говорит не то и поступает не так.
– Ладно, бог с ним, с этим Глэббом... Запишите телефон... Я поговорю с моим другом, быть может, он согласится порассказать вам кое-что.
Вернувшись к себе, Константинов сразу же взял папку с корреспонденцией. Особо срочной была помечена телеграмма от Славина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77