.. Странная, дурацкая смерть... Ее приятель рассказал, что с вечера Олю знобило, он дал ей аспирин, она уснула, но температура была высокая... Он вспомнил, что она уже неделю покашливала, но, несмотря на это, ездила на корты – глупость, конечно... Утром он вызвал «скорую помощь»... Мы пытались сделать все, что могли, но, видимо, начался отек легких – тут мы бессильны.
– Почему «видимо»?
Доктор не понял, вопросительно посмотрел на Константинова.
– Вскрытие, вероятно, дает не приблизительный ответ, – пояснил тот, – а точный: в чем причина гибели молодой, здоровой женщины?
– Но вскрытия не было... Простите, вас как зовут?
– Константин Иванович.
– Очень приятно. А я – Арчил Михайлович... так вот, Виктор Львович попросил не делать вскрытия, его слово для нас закон, великий хирург, все московские женщины его боготворят и правильно де...
– Арчил Михайлович, расскажите, пожалуйста, подробнее, как все это случилось?
– Ну что ж... Я тогда дежурил. Утром, часов в восемь, позвонил мужчина...
– Ее приятель?
– Нет, Сергей Дмитриевич приехал уж потом со мною, в машине реанимации... Позвонил сосед, я забыл фамилию, старик, военный... Он сказал, что женщина без сознания, просил срочно приехать. Мы поехали. Ольга Викторовна была не просто без сознания, мне показалось, что уже наступал летальный исход, пульс ниточный, веки синюшные, зрачок почти не реагирует. В машине я подключил ее к подпитке, здесь, когда приехали, вызвал профессора Евлампиева, начали давать кровь. Часа четыре мы пытались спасти ее, хотя, говоря честно, мне казалось, что это бесполезно...
– Но отчего же не проведено вскрытие?
– Так я объяснил вам...
– Нет, не объяснили, Арчил Михайлович.
– Виктор Львович попросил об этом...
– Это не объяснение. Вечером женщина была здорова, утром умирает, а вы не делаете вскрытия. А вдруг это какая-то инфекция?
– Нет, это не инфекция. По признакам – внезапный, ураганный отек легких.
– Это часто бывает?
– Я лично такого не встречал... Ну третий день, шестой, запущенный легочный процесс...
– Так ведь ее приятель... Как его?
– Сергей Дмитриевич. Именно он рассказал, что она давно кашляла, была нездорова...
– Значит, не инфекция.
– А ураганные процессы бывают, они отмечены в медицинской практике. Помните, как погиб от ураганного рака легких американский полицейский, который хотел дать новые показания по делу Кеннеди: его положили на обследование, и через два дня он умер.
Константинов резко поднялся; глаза, обычно улыбчивые и голубые, сделались серо-жухлыми маленькими буравчиками.
– Спасибо, Арчил Михайлович. Это случилось...
– Во время моего дежурства, я же говорил.
– То есть четыре дня тому назад?
– Именно.
– Можно попросить, чтобы подготовили копию заключения о смерти? Я отправлю ее мужу, так будет вернее, без эмоций, как полагаете? Тем более сюда ее привез приятель... Очень, верно, переживал?
– Да, пришлось сделать укол... Только когда смог заплакать, стало легче. Но воля есть: приехал Виктор Львович – он был на конференции в Дубне, его вызвали, – ну, конечно, шок, так он увез с собою старика, за один день организовал похороны, держался крепко...
Академик медицины Сергей Сергеевич Вогулев сдружился с Константиновым на охоте. Они вместе летали и в Кабардино-Балкарию к Хажисмелу Саншокову, и в Ахтыри, и в Астрахань.
В отличие от Гмыри, он был охотником-созерцателем, брал с собою фотоаппарат, заразил фотоохотой Константинова, хотя тот белее всего ценил выстрел «по месту», бил навскидку и единственно чему завидовал в жизни, так это хорошему оружию в руках другого охотника.
Вогулев же был равнодушен к трофеям, легко отдавал кабаньи клыки, любил охотничьи застолья, полагая, что в наш век стрессов никакой санаторий не дает отключения – только кабанья или медвежья охота.
– Все эти терапии, – говаривал он, – новые лекарства – иглы, сон, голод – ерунда собачья. Охота. В крайнем случае, нож. Все-таки в мое дело я верю. Но это – крайний случай, когда рак душит. А инфаркты, стенокардии, язвы, атеросклерозы надобно лечить охотой – здесь, в горах, где пахнет каштаном, прелой травой и горными ключами.
Вот к нему-то, после короткого раздумья, и позвонил Константинов. Во время ситуаций такого рода он свой «жигуленок» из гаража не брал, ездил на «Волге» с рацией, чтобы держать постоянную связь со всеми подразделениями: Коновалов, Панов, Проскурин, Гмыря – все были сейчас на казарменном положении; домой, практически, не отлучались, получали информацию, дробили ее на множество мелких вопросов, справедливо полагая, что чем тщательнее исследована каждая мелочь, тем надежнее окажется общий вывод.
– Сергей Сергеевич, я к вам подъеду, если позволите? – сказал Константинов. – Прямо сейчас.
– Или через пятнадцать минут, или вечером, Константин Иванович, – ответил тот.
– Операцию начинаете?
– Значительно хуже. Еду в ВАК.
– Отменить поездку нельзя?
– Что-нибудь случилось?
– Случилось.
Вогулев выслушал Константинова, снял трубку телефона, набрал номер.
– Ирина Фадеевна, – сказал он, – я опоздаю на час. Пожалуйста, сделайте так, чтобы докторские Гаврилина, Дарьяловой и Мартиросяна без меня не рассматривали – завалят ведь доброжелатели. Что? Ну скажите им, задерживаюсь на срочной операции. Спасибо.
Он положил трубку, помял сухой ладонью крепкое, хоть и морщинистое лицо, поднялся:
– Едем. Я звонить к нему не стану. Это как два раза про смерть спрашивать. Будете ждать в машине?
– Да. Только еще раз очень прошу: Виктор Львович никак не должен понять, что вас волнует именно тот вопрос, пожалуйста, помните это постоянно...
– Мы с ним работали в одном госпитале, Константин Иванович. Спали под одной шинелью...
– Вы неверно поняли меня – ни тени сомнения в его честности я не имею, Сергей Сергеевич.
Уже в машине Вогулев, закурив, насупился еще более:
– У меня где-то в бумагах есть фотография его девочки, ей тогда было три месяца... Мы попали в окружение под Ржевом, он дал фото, написал адрес и попросил, если я выйду, найти Оленьку. Я тогда еще на него рассердился, матом обложил. Он сказал, что, мол, его, как еврея, расстреляют наверняка, а я, быть может, спасусь... Ну я и рявкнул, что меня, большевика, и его, еврея, станут расстреливать одновременно, скорее даже – меня первым. Но он уже тогда был здоровьем хлипок, кашлял постоянно, так что я карточку оставил, такие просьбы особого рода, они святы, когда ребеночка тебе отдают трех месяцев от роду...
– А если он спросит, откуда вы узнали про его горе?
– Некролог, скажу, прочитал в газете...
– Не было в газете некролога.
– Господи, ну знакомые рассказали.
– Какие именно?
Вогулев посмотрел на Константинова:
– Вы мне чего-то недоговариваете.
– Верно.
– Почему?
– Потому что рассказывать про подозрение может ваша санитарка – пожалуйста, это не страшно. А я – ЧК, мне подозрениями делиться нельзя, мне можно только фактами оперировать.
Винтер лежал на диване, под головой у него был свернутый халат, плед натянут до подбородка.
– А, Сереженька, – тихо сказал он, и по щекам сразу же потекли быстрые, стариковские слезы. – Хорошо, что пришел... Хочешь выпить?
– Мне в ВАК надо, Витя, там трезвому-то несладко, а уж коли выпивши, да с моим характером...
– А я, знаешь, потягиваю. Иначе не могу – только глаза закрою и сразу же ее вижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Почему «видимо»?
Доктор не понял, вопросительно посмотрел на Константинова.
– Вскрытие, вероятно, дает не приблизительный ответ, – пояснил тот, – а точный: в чем причина гибели молодой, здоровой женщины?
– Но вскрытия не было... Простите, вас как зовут?
– Константин Иванович.
– Очень приятно. А я – Арчил Михайлович... так вот, Виктор Львович попросил не делать вскрытия, его слово для нас закон, великий хирург, все московские женщины его боготворят и правильно де...
– Арчил Михайлович, расскажите, пожалуйста, подробнее, как все это случилось?
– Ну что ж... Я тогда дежурил. Утром, часов в восемь, позвонил мужчина...
– Ее приятель?
– Нет, Сергей Дмитриевич приехал уж потом со мною, в машине реанимации... Позвонил сосед, я забыл фамилию, старик, военный... Он сказал, что женщина без сознания, просил срочно приехать. Мы поехали. Ольга Викторовна была не просто без сознания, мне показалось, что уже наступал летальный исход, пульс ниточный, веки синюшные, зрачок почти не реагирует. В машине я подключил ее к подпитке, здесь, когда приехали, вызвал профессора Евлампиева, начали давать кровь. Часа четыре мы пытались спасти ее, хотя, говоря честно, мне казалось, что это бесполезно...
– Но отчего же не проведено вскрытие?
– Так я объяснил вам...
– Нет, не объяснили, Арчил Михайлович.
– Виктор Львович попросил об этом...
– Это не объяснение. Вечером женщина была здорова, утром умирает, а вы не делаете вскрытия. А вдруг это какая-то инфекция?
– Нет, это не инфекция. По признакам – внезапный, ураганный отек легких.
– Это часто бывает?
– Я лично такого не встречал... Ну третий день, шестой, запущенный легочный процесс...
– Так ведь ее приятель... Как его?
– Сергей Дмитриевич. Именно он рассказал, что она давно кашляла, была нездорова...
– Значит, не инфекция.
– А ураганные процессы бывают, они отмечены в медицинской практике. Помните, как погиб от ураганного рака легких американский полицейский, который хотел дать новые показания по делу Кеннеди: его положили на обследование, и через два дня он умер.
Константинов резко поднялся; глаза, обычно улыбчивые и голубые, сделались серо-жухлыми маленькими буравчиками.
– Спасибо, Арчил Михайлович. Это случилось...
– Во время моего дежурства, я же говорил.
– То есть четыре дня тому назад?
– Именно.
– Можно попросить, чтобы подготовили копию заключения о смерти? Я отправлю ее мужу, так будет вернее, без эмоций, как полагаете? Тем более сюда ее привез приятель... Очень, верно, переживал?
– Да, пришлось сделать укол... Только когда смог заплакать, стало легче. Но воля есть: приехал Виктор Львович – он был на конференции в Дубне, его вызвали, – ну, конечно, шок, так он увез с собою старика, за один день организовал похороны, держался крепко...
Академик медицины Сергей Сергеевич Вогулев сдружился с Константиновым на охоте. Они вместе летали и в Кабардино-Балкарию к Хажисмелу Саншокову, и в Ахтыри, и в Астрахань.
В отличие от Гмыри, он был охотником-созерцателем, брал с собою фотоаппарат, заразил фотоохотой Константинова, хотя тот белее всего ценил выстрел «по месту», бил навскидку и единственно чему завидовал в жизни, так это хорошему оружию в руках другого охотника.
Вогулев же был равнодушен к трофеям, легко отдавал кабаньи клыки, любил охотничьи застолья, полагая, что в наш век стрессов никакой санаторий не дает отключения – только кабанья или медвежья охота.
– Все эти терапии, – говаривал он, – новые лекарства – иглы, сон, голод – ерунда собачья. Охота. В крайнем случае, нож. Все-таки в мое дело я верю. Но это – крайний случай, когда рак душит. А инфаркты, стенокардии, язвы, атеросклерозы надобно лечить охотой – здесь, в горах, где пахнет каштаном, прелой травой и горными ключами.
Вот к нему-то, после короткого раздумья, и позвонил Константинов. Во время ситуаций такого рода он свой «жигуленок» из гаража не брал, ездил на «Волге» с рацией, чтобы держать постоянную связь со всеми подразделениями: Коновалов, Панов, Проскурин, Гмыря – все были сейчас на казарменном положении; домой, практически, не отлучались, получали информацию, дробили ее на множество мелких вопросов, справедливо полагая, что чем тщательнее исследована каждая мелочь, тем надежнее окажется общий вывод.
– Сергей Сергеевич, я к вам подъеду, если позволите? – сказал Константинов. – Прямо сейчас.
– Или через пятнадцать минут, или вечером, Константин Иванович, – ответил тот.
– Операцию начинаете?
– Значительно хуже. Еду в ВАК.
– Отменить поездку нельзя?
– Что-нибудь случилось?
– Случилось.
Вогулев выслушал Константинова, снял трубку телефона, набрал номер.
– Ирина Фадеевна, – сказал он, – я опоздаю на час. Пожалуйста, сделайте так, чтобы докторские Гаврилина, Дарьяловой и Мартиросяна без меня не рассматривали – завалят ведь доброжелатели. Что? Ну скажите им, задерживаюсь на срочной операции. Спасибо.
Он положил трубку, помял сухой ладонью крепкое, хоть и морщинистое лицо, поднялся:
– Едем. Я звонить к нему не стану. Это как два раза про смерть спрашивать. Будете ждать в машине?
– Да. Только еще раз очень прошу: Виктор Львович никак не должен понять, что вас волнует именно тот вопрос, пожалуйста, помните это постоянно...
– Мы с ним работали в одном госпитале, Константин Иванович. Спали под одной шинелью...
– Вы неверно поняли меня – ни тени сомнения в его честности я не имею, Сергей Сергеевич.
Уже в машине Вогулев, закурив, насупился еще более:
– У меня где-то в бумагах есть фотография его девочки, ей тогда было три месяца... Мы попали в окружение под Ржевом, он дал фото, написал адрес и попросил, если я выйду, найти Оленьку. Я тогда еще на него рассердился, матом обложил. Он сказал, что, мол, его, как еврея, расстреляют наверняка, а я, быть может, спасусь... Ну я и рявкнул, что меня, большевика, и его, еврея, станут расстреливать одновременно, скорее даже – меня первым. Но он уже тогда был здоровьем хлипок, кашлял постоянно, так что я карточку оставил, такие просьбы особого рода, они святы, когда ребеночка тебе отдают трех месяцев от роду...
– А если он спросит, откуда вы узнали про его горе?
– Некролог, скажу, прочитал в газете...
– Не было в газете некролога.
– Господи, ну знакомые рассказали.
– Какие именно?
Вогулев посмотрел на Константинова:
– Вы мне чего-то недоговариваете.
– Верно.
– Почему?
– Потому что рассказывать про подозрение может ваша санитарка – пожалуйста, это не страшно. А я – ЧК, мне подозрениями делиться нельзя, мне можно только фактами оперировать.
Винтер лежал на диване, под головой у него был свернутый халат, плед натянут до подбородка.
– А, Сереженька, – тихо сказал он, и по щекам сразу же потекли быстрые, стариковские слезы. – Хорошо, что пришел... Хочешь выпить?
– Мне в ВАК надо, Витя, там трезвому-то несладко, а уж коли выпивши, да с моим характером...
– А я, знаешь, потягиваю. Иначе не могу – только глаза закрою и сразу же ее вижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77