– Они провели ее неплохо, я думал, получится топорнее. Они отдали нам мертвую Винтер и скомпрометированного ими Зотова. Они полагают, что мы теперь пойдем по этому следу. Очень хорошо. Меня это устраивает, ух как устраивает, только меня совершенно не устраивает то, что вы держите под охраной Зотова, несчастного, седого, доброго мужика, вот что меня не устраивает, Глэбб, и ты сделаешь так, что его освободят, клянусь честью, ты сделаешь это».
– Поскольку вы мне назвали имена ваших дру...
– Друзей мистера Лоренса, – перебил его Глэбб. – Я и он – разные вещи, я дерусь за свою любовь и свой бизнес, у него – другие задачи, Вит.
– Хорошо. Я понимаю. Это – позиция... Я просто хотел сказать, что поскольку вы назвали мне имена, то и я не стану писать, а назову известные мне имена, идет?
Джон посмотрел на Пилар; та кивнула.
– Итак, мистер Лао, мистер Лим, мисс Фернандес, герр Шанц, покойный секретарь Лао мистер Жуи, инспектор британской таможни. Видите, я дал вам куда как больше имен, чем вы мне. Я поступил по-джентльменски?
– Да, – сказал Глэбб. – Вполне.
«Зачем ты торопишься? Я ведь не назвал тебе те имена, о которых ты не можешь не догадываться, – неужели у тебя плохая память? – напряженно думал Славин. – Или тебе важнее всего засадить мне свои имена? Давай засаживай, видишь, как я напряженно жду?»
– Нет, – тихо сказала Пилар. – Вы не назвали еще одно имя.
Глэбб снова усмехнулся, сыграл немедленно:
– Ей никто не поверит, она безумна.
– Вы – про Эмму? – спросил Славин. – Нет, Пилар?
– Да.
– Больше я никого не упустил?
– Нет, – сказала Пилар.
Славин допил свой джин, поставил стакан на мрамор камина и улыбнулся:
– А вы?
«Центр.
Не выходил на связь, поскольку проводил беседу с Глэббом. «Компаньоном», именуемым «П», по-моему, является Пилар Суарес, она же Фернандес. Глэббом и Пилар названы имена Винтер и Зотова как «друзей» Лоренса в обмен на мою информацию о Гонконге. Я, как мне кажется, убедил его в том, что поверил измене Зотова. Глэбб убежден, что, «отдав» нам Винтер и Зотова, комбинацию прикрытия закончил успешно. Он рассчитывает на сдержанную реакцию Лэнгли в случае появления разоблачительного материала о нем и Пилар. Ему, однако, неизвестно, что фотография Пилар и Зотова на балконе накануне нападения на него находится в моем распоряжении.
Славин».
ПОИСК-IX
(ТРУХИН, ПРОСКУРИН)
Дубов зашел в кабинет начальника отдела в двенадцать.
– Здравствуйте, Федор Андреевич, я к вам с просьбой.
– Пожалуйста.
– Вы меня сегодня с двух до трех не отпустите?
– Вы уже закончили обработку материалов по Нагонии?
– К часу закончу. Посижу без обеда, но закончу. Хочу съездить в загс...
– Ах вот так, да?! Поздравляю, от всей души поздравляю. Кто пассия?
– Милый, славный человечек из рабочей семьи, так что с оформлением, думаю, никаких сложностей не будет. Визу на меня уже запросили?
– Ждем.
– Время есть, конечно. Так, значит, вы позволите, да?
– Конечно, конечно, Сергей Дмитриевич.
Дубов вернулся на свое место, заглянув предварительно в секретный отдел, разложил на столе папки с материалами по Нагонии и, достав ручку, начал вчитываться в строки; ручку теперь он держал строго вертикально, замечание ЦРУ учел; кадры получались со срезанным верхом и низом, а в Лэнгли ценили не то что строку – запятую.
В два часа он спустился на стоянку, сел в «Волгу» и поехал к Ольге.
– Здравствуй, лапа, – сказал он. – Паспорт с собою?
– Да. А что?
– Ничего. Я хочу сделать тебе сюрприз.
Около загса он остановил машину, поднялся с девушкой на второй этаж; Ольга повисла у него на руке, прижалась, поцеловала в ухо.
– Не надо привлекать внимание, – шепнул Дубов. – Сдерживай эмоции, пожалуйста.
– А если они не сдерживаются?
– Так не бывает. Выдержка – прежде всего. Очень хочешь быть женой?
– Очень.
– Почему вы все так замуж стремитесь, а?
– Потому что любим, наверное.
Дубов усмехнулся:
– А что такое любовь? Можешь определить? Ладно, это философия, заполняй бланк, лапа. Через пару месяцев поедешь со мною на запад, там мы с тобою выясним эту философскую проблему. Хочешь со мною уехать, а? На работу, на работу, бить буржуев в их берлоге, хочешь?
– Какой же ты сильный и умный, Сережа! Как мне радостно быть с тобой!
Дубов заполнил бланк быстро, помог Ольге, выслушал рассеянно слова загсовского работника:
– От всего сердца поздравляем с вашим решением. Ждем вас через три месяца, машину можно заказать на первом этаже, по поводу обручальных колец обратитесь в комнату номер восемь, там все объяснят.
– Про кольца и машину – спасибо, – сказал Дубов, – а вот три месяца нас никак не устроят. Мы вот-вот уезжаем за границу, по делам, может, посодействуете ускорить оформление брака? Необходимые ходатайства я подготовлю, ладно?
...Потом Дубов отвез Ольгу на работу, дал поцеловать себя:
– Только в ухо не надо, мне щекотно.
В пять часов он сдал все папки в отдел, проверил, как точно секретчица отметила время, и пошел на профсоюзное собрание.
Дубов, в отличие от других, был подчеркнуто внимателен; когда кто-то из выступавших поднимал острый вопрос, он переглядывался с теми, кто сидел в президиуме, в зависимости от реакции там, соответствующим образом вел себя: лицо его менялось, словно человек примерял маски античных актеров – недоумение, радость, возмущение, снисходительность, интерес...
После собрания Дубов поехал домой. Он поднялся в лифте на четвертый этаж, открыл дверь и почувствовал на плечах руки: рядом с ним стояли Проскурин и Гмыря; около двери – три чекиста; понятые – две женщины и мужчина со странной бородой; она показалась Дубову отчетливо клетчатой; седина – внизу, потом клочья черных волос и рыжий отлив возле ушей.
– В чем дело, товарищи? – спросил Дубов, чувствуя, как лицо его сделалось багровым; горло перехватило; тяжелый комок мешал дыханию.
– Мы войдем к вам и там все объясним, – сказал Гмыря. – Открывайте дверь своим ключом.
Дубов не мог сдержать дрожь в руке, ключ никак не попадал в скважину.
– У меня кто-то уже был-ыл, – скачал он себе самому, – я чувствую, тут уже был кто-то...
В комнате ему предложили сесть, обыскав предварительно: лицо его сделалось бледным, сразу же обозначились синяки под глазами.
– Ознакомьтесь с постановлением на обыск, – сказал Гмыря.
Дубов никак не мог прочитать, строчки двоились.
– Вы можете искать, но что только? – сказал он. – Мне сдается, что случилась-ась какая-то ошибка. Или нарушаются нормы социалистической законности-ти.
Следователь, капитан Анибеков, подвинул себе стул, сел напротив Дубова:
– Вы не хотите признаться во всем чистосердечно?
– В чем?
– Подумайте. Чистосердечное признание всегда учитывается.
– В чем-ем я должен признаться-аться? – тяжело заикаясь, спросил Дубов.
– Умели напачкать, сумейте и отвечать, Дубов, – сказал Гмыря.
– Мне признаваться-аться не в чем. И напрасно ваши люди угоняют мою машину.
Проскурин глянул на Гмырю – машину действительно отгоняли; надо было срочно проверить, нет ли в ней тайника.
– Что ж, приступайте к обыску, – сказал следователь Анибеков, – а мы пока посидим...
Наблюдая за тем, как чекисты приступили к обыску, Анибеков рассеянно взял фонарь, стоявший на столе, вытащил батарейки, две отодвинул, а третью начал сосредоточенно вертеть в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Поскольку вы мне назвали имена ваших дру...
– Друзей мистера Лоренса, – перебил его Глэбб. – Я и он – разные вещи, я дерусь за свою любовь и свой бизнес, у него – другие задачи, Вит.
– Хорошо. Я понимаю. Это – позиция... Я просто хотел сказать, что поскольку вы назвали мне имена, то и я не стану писать, а назову известные мне имена, идет?
Джон посмотрел на Пилар; та кивнула.
– Итак, мистер Лао, мистер Лим, мисс Фернандес, герр Шанц, покойный секретарь Лао мистер Жуи, инспектор британской таможни. Видите, я дал вам куда как больше имен, чем вы мне. Я поступил по-джентльменски?
– Да, – сказал Глэбб. – Вполне.
«Зачем ты торопишься? Я ведь не назвал тебе те имена, о которых ты не можешь не догадываться, – неужели у тебя плохая память? – напряженно думал Славин. – Или тебе важнее всего засадить мне свои имена? Давай засаживай, видишь, как я напряженно жду?»
– Нет, – тихо сказала Пилар. – Вы не назвали еще одно имя.
Глэбб снова усмехнулся, сыграл немедленно:
– Ей никто не поверит, она безумна.
– Вы – про Эмму? – спросил Славин. – Нет, Пилар?
– Да.
– Больше я никого не упустил?
– Нет, – сказала Пилар.
Славин допил свой джин, поставил стакан на мрамор камина и улыбнулся:
– А вы?
«Центр.
Не выходил на связь, поскольку проводил беседу с Глэббом. «Компаньоном», именуемым «П», по-моему, является Пилар Суарес, она же Фернандес. Глэббом и Пилар названы имена Винтер и Зотова как «друзей» Лоренса в обмен на мою информацию о Гонконге. Я, как мне кажется, убедил его в том, что поверил измене Зотова. Глэбб убежден, что, «отдав» нам Винтер и Зотова, комбинацию прикрытия закончил успешно. Он рассчитывает на сдержанную реакцию Лэнгли в случае появления разоблачительного материала о нем и Пилар. Ему, однако, неизвестно, что фотография Пилар и Зотова на балконе накануне нападения на него находится в моем распоряжении.
Славин».
ПОИСК-IX
(ТРУХИН, ПРОСКУРИН)
Дубов зашел в кабинет начальника отдела в двенадцать.
– Здравствуйте, Федор Андреевич, я к вам с просьбой.
– Пожалуйста.
– Вы меня сегодня с двух до трех не отпустите?
– Вы уже закончили обработку материалов по Нагонии?
– К часу закончу. Посижу без обеда, но закончу. Хочу съездить в загс...
– Ах вот так, да?! Поздравляю, от всей души поздравляю. Кто пассия?
– Милый, славный человечек из рабочей семьи, так что с оформлением, думаю, никаких сложностей не будет. Визу на меня уже запросили?
– Ждем.
– Время есть, конечно. Так, значит, вы позволите, да?
– Конечно, конечно, Сергей Дмитриевич.
Дубов вернулся на свое место, заглянув предварительно в секретный отдел, разложил на столе папки с материалами по Нагонии и, достав ручку, начал вчитываться в строки; ручку теперь он держал строго вертикально, замечание ЦРУ учел; кадры получались со срезанным верхом и низом, а в Лэнгли ценили не то что строку – запятую.
В два часа он спустился на стоянку, сел в «Волгу» и поехал к Ольге.
– Здравствуй, лапа, – сказал он. – Паспорт с собою?
– Да. А что?
– Ничего. Я хочу сделать тебе сюрприз.
Около загса он остановил машину, поднялся с девушкой на второй этаж; Ольга повисла у него на руке, прижалась, поцеловала в ухо.
– Не надо привлекать внимание, – шепнул Дубов. – Сдерживай эмоции, пожалуйста.
– А если они не сдерживаются?
– Так не бывает. Выдержка – прежде всего. Очень хочешь быть женой?
– Очень.
– Почему вы все так замуж стремитесь, а?
– Потому что любим, наверное.
Дубов усмехнулся:
– А что такое любовь? Можешь определить? Ладно, это философия, заполняй бланк, лапа. Через пару месяцев поедешь со мною на запад, там мы с тобою выясним эту философскую проблему. Хочешь со мною уехать, а? На работу, на работу, бить буржуев в их берлоге, хочешь?
– Какой же ты сильный и умный, Сережа! Как мне радостно быть с тобой!
Дубов заполнил бланк быстро, помог Ольге, выслушал рассеянно слова загсовского работника:
– От всего сердца поздравляем с вашим решением. Ждем вас через три месяца, машину можно заказать на первом этаже, по поводу обручальных колец обратитесь в комнату номер восемь, там все объяснят.
– Про кольца и машину – спасибо, – сказал Дубов, – а вот три месяца нас никак не устроят. Мы вот-вот уезжаем за границу, по делам, может, посодействуете ускорить оформление брака? Необходимые ходатайства я подготовлю, ладно?
...Потом Дубов отвез Ольгу на работу, дал поцеловать себя:
– Только в ухо не надо, мне щекотно.
В пять часов он сдал все папки в отдел, проверил, как точно секретчица отметила время, и пошел на профсоюзное собрание.
Дубов, в отличие от других, был подчеркнуто внимателен; когда кто-то из выступавших поднимал острый вопрос, он переглядывался с теми, кто сидел в президиуме, в зависимости от реакции там, соответствующим образом вел себя: лицо его менялось, словно человек примерял маски античных актеров – недоумение, радость, возмущение, снисходительность, интерес...
После собрания Дубов поехал домой. Он поднялся в лифте на четвертый этаж, открыл дверь и почувствовал на плечах руки: рядом с ним стояли Проскурин и Гмыря; около двери – три чекиста; понятые – две женщины и мужчина со странной бородой; она показалась Дубову отчетливо клетчатой; седина – внизу, потом клочья черных волос и рыжий отлив возле ушей.
– В чем дело, товарищи? – спросил Дубов, чувствуя, как лицо его сделалось багровым; горло перехватило; тяжелый комок мешал дыханию.
– Мы войдем к вам и там все объясним, – сказал Гмыря. – Открывайте дверь своим ключом.
Дубов не мог сдержать дрожь в руке, ключ никак не попадал в скважину.
– У меня кто-то уже был-ыл, – скачал он себе самому, – я чувствую, тут уже был кто-то...
В комнате ему предложили сесть, обыскав предварительно: лицо его сделалось бледным, сразу же обозначились синяки под глазами.
– Ознакомьтесь с постановлением на обыск, – сказал Гмыря.
Дубов никак не мог прочитать, строчки двоились.
– Вы можете искать, но что только? – сказал он. – Мне сдается, что случилась-ась какая-то ошибка. Или нарушаются нормы социалистической законности-ти.
Следователь, капитан Анибеков, подвинул себе стул, сел напротив Дубова:
– Вы не хотите признаться во всем чистосердечно?
– В чем?
– Подумайте. Чистосердечное признание всегда учитывается.
– В чем-ем я должен признаться-аться? – тяжело заикаясь, спросил Дубов.
– Умели напачкать, сумейте и отвечать, Дубов, – сказал Гмыря.
– Мне признаваться-аться не в чем. И напрасно ваши люди угоняют мою машину.
Проскурин глянул на Гмырю – машину действительно отгоняли; надо было срочно проверить, нет ли в ней тайника.
– Что ж, приступайте к обыску, – сказал следователь Анибеков, – а мы пока посидим...
Наблюдая за тем, как чекисты приступили к обыску, Анибеков рассеянно взял фонарь, стоявший на столе, вытащил батарейки, две отодвинул, а третью начал сосредоточенно вертеть в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77