И умереть.
А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно поглядывая на нас
(мы же ведь почти подружились), спросил:
- Кто тут из вас младший?
- Ну я, - сел Стас.
- Велено тебя в храм отвести.
- Зачем это?
- Подготовиться тебе надо.
- Как это, - подготовиться?
- А я откуда знаю?! - разозлился Ергей, видно, решив грубостью
заглушить проблески совести. - Мое дело маленькое: велено привести, я и
приведу. Вставай, давай!
Стас покорно поднялся.
- Стас, - позвал я.
Он обернулся.
- Чего тебе?
Я стянул с руки свой браслет и подал ему.
- Одень этот тоже, а пульт мне отдай. Так надежнее будет.
Он не стал спорить, натянул браслет на свободную руку и протянул мне
дистанционный блок.
- Ладно, Костя, - сказал он. - Ты себя не вини. Ты тут ни при чем. Не
поминай лихом. Если оживители не сработают, передай Лине, что я... - Тут
он не выдержал и всхлипнул.
- Дурак ты, - обнял я его порывисто, - если не сработают, меня сразу
за тобой сварят. А если сработают, тогда ты сам все скажешь.
Мы еще постояли так, обнявшись, несколько секунд, а потом он сам
обернулся к Ергею и сказал:
- Пошли.
...Поглазеть на фараонову свадьбу народу сбежалось много. Люди стояли
по обочинам дороги и кидали в процессию цветы и фрукты. Почему-то не
совсем свежие. Наверное, свежих было жалко. А сама процессия выглядела
довольно убого.
Впереди двое широконосых нубийцев катили на четырехколесной повозке
транспарант с надписями: "Да здравствует Ра!", "Слава Осирису!" и "Жрецы и
фараон - едины!" За транспарантом еще четверо рабов тащили паланкин с
Неменхотепом и Линой. В разноцветной праздничной одежде она была особенно
красивой, но казалась еще младше, чем когда приходила к нам в темницу. С
фараоном она гляделась как внучка со сварливым дедушкой.
Потом шли музыканты с барабанами и флейтами. Но консерваторий они
явно не кончали. Их стук и завывания сливался со скрипом следующих за ними
колесниц вельмож. Их было десятка два, причем по количеству разноцветных
ленточек и страусиных перьев в гривах лошадей легко было определить, кто
побогаче, а кто - победнее.
Последним под конвоем Улика плелся я.
Когда процессия достигла берега Нила, на высокий деревянный помост
забрался жрец Гопа и, приставив к губам бронзовый раструб, прокричал:
- Да здравствует фараон Неменхотеп IV, самый солнцеликий из всех
фараонов! Ура.
- Ура, - откликнулась толпа без особого энтузиазма.
- Да здравствует невеста фараона, самая прекрасная девушка долины
Нила! Ура.
- Ура! - отозвались зеваки немного повеселее.
Что-то мне все это напоминало, но я не успел как следует подумать,
потому что народ вдруг оживился и, пихая друг друга локтями, стал
указывать на что-то за моей спиной.
Я обернулся и увидел Стаса. Его везли на такой же четырехколесной
тележке, что и транспарант. Он сидел на маленькой табуреточке и с головы
до ног, как новогодняя елка игрушками, был увешан овощами. В руках он
держал по сладкому перчику, а из-за ушей у него торчали веточки укропа.
- Вы что, его есть собираетесь?! - испуганно спросил я Улика.
- Не, не мы, - словно оправдываясь, пояснил тот, - боги будут. Им
ведь жертва.
- И меня тоже так?..
- Не, с тобой проще, ты ведь в том же бульоне вариться будешь.
Совсем некстати я вспомнил рыбацкий термин "двойная уха".
Повозка со Стасом, обогнав процессию, приблизилась к помосту. Двое
нубийцев помогли ему спуститься на землю, а затем, под барабанную дробь,
взойти по ступеням. Жрец уже соскочил вниз и запалил костер, над которым
был подвешен огромный котел. Мгновенно занявшись, пламя принялось жадно
лизать его днище.
- Братья египтяне, - пискнул Стас сверху. Потом набрал в легкие
побольше воздуха и начал снова, но регистром ниже, а потому весомее:
- Братья египтяне! Настанет день, и вы сбросите со своих натруженных
плеч ненавистное иго фараонов! Победоносная рука истории беспощадно сотрет
их гнусные имена со страниц... - он замялся, вино забыв, с каких страниц.
Братья-египтяне, открыв рты, тупо смотрели на него в ожидании. - Со
страниц... - повторил он, а потом решительно тряхнул головой и закончил: -
Вообще сотрет! - Стебелек укропа вылетел у него из-за левого уха, и Гопа,
который, сменив нубийцев, уже снова забрался наверх, аккуратно приспособил
стебелек на прежнее место. Не обращая на это внимание, Стас возобновил
речь:
- Время все расставит по своим местам, и пирамиды, которые вы строили
своими мозолистыми руками, станут национальными музеями. И ваши внуки,
внуки простых крестьян и ремесленников...
- Кончай пропаганду, - перебил его жрец, - кипит уже. Пора. - С этими
словами он высыпал на Стаса горсть соли и, пихнув в спину, столкнул его в
котел.
Толпа ахнула, а я зажмурился от страха и жалости.
- Слава тебе, Ра, высокий могуществом, ставший сам, не имевший
матери, - нараспев затянул Гопа. - Растут деревья по воле твоей, и родит
пищу поле. Покорны тебе небо и звезды. Корона крепка на челе твоем,
подчинены тебе смертные, подвластны и боги. Вкуси же даров наших и будь
милостив к нам отныне. Ладно?
Из паланкина высунулся Неменхотеп:
- Достаточно, - крикнул он. - Вытаскивайте. А этого, - кивнул он в
мою сторону, - сюда, поближе.
Меня подвели вплотную к подмосткам. Тело братишки уже достали и
положили на землю, но я не мог заставить себя взглянуть на него. За спиной
раздался горький девчоночий плач, и я узнал голос Хайлине. Сунув руки в
карманы, я щелкнул переключателями обоих дистанционных блоков. С полминуты
стоял, не открывая глаз, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Но
вдруг со всех сторон перепуганно заахали. И тогда я, наконец, на Стаса
посмотрел.
А выглядел он не так уж и страшно. Уже не страшно. Ожоги на его руках
и ногах затягивались так стремительно, что уже секунд через двадцать
трудно было поверить, что он только что варился в кипятке. Лицо его быстро
приобретало нормальный цвет, и он еле заметно вздохнул. От радости я хотел
кинуться к нему и расцеловать, но вовремя спохватился, театрально взмахнул
руками и прокричал:
- Эники, беники ели вареники! Эники, беники, клос, вышел пузатый
матрос!
Стас передернул плечами и сел.
Люди вокруг истошно заголосили и рухнули на колени.
Стас оглядывался вокруг так, словно очнулся от глубокого сна и не
помнит, где находится.
- О, Осирис, ты - бог могучий, - заорал Гопа, возбужденно прыгая
вокруг нас. - Нет бога, подобного тебе! Как сам ты воскрес после битвы с
Сетом, так и слуги твои легко возвращаются к жизни! - Он явно решил
использовать сотворенное нами чудо в целях укрепления своей религиозной
власти.
Кто-то схватил меня за руку. Я обернулся. Нетерпеливо переминаясь с
ноги на ногу, передо мной стоял Неменхотеп.
- Прости мне мое неверие, верный слуга Осириса, - забормотал он
заискивающе, - я был не прав. Осознал. Раскаиваюсь. Забудем прошлое и
станем друзьями. Давай, лечи меня.
И тут меня просто затрясло от ярости. Слишком много я пережил.
- Э нет, фашист! - закричал я. - Все не так просто! Ты оскорбил
верного слугу Осириса, и теперь мое заклинание не подействует, пока ты сам
не искупаешься в кипящем масле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно поглядывая на нас
(мы же ведь почти подружились), спросил:
- Кто тут из вас младший?
- Ну я, - сел Стас.
- Велено тебя в храм отвести.
- Зачем это?
- Подготовиться тебе надо.
- Как это, - подготовиться?
- А я откуда знаю?! - разозлился Ергей, видно, решив грубостью
заглушить проблески совести. - Мое дело маленькое: велено привести, я и
приведу. Вставай, давай!
Стас покорно поднялся.
- Стас, - позвал я.
Он обернулся.
- Чего тебе?
Я стянул с руки свой браслет и подал ему.
- Одень этот тоже, а пульт мне отдай. Так надежнее будет.
Он не стал спорить, натянул браслет на свободную руку и протянул мне
дистанционный блок.
- Ладно, Костя, - сказал он. - Ты себя не вини. Ты тут ни при чем. Не
поминай лихом. Если оживители не сработают, передай Лине, что я... - Тут
он не выдержал и всхлипнул.
- Дурак ты, - обнял я его порывисто, - если не сработают, меня сразу
за тобой сварят. А если сработают, тогда ты сам все скажешь.
Мы еще постояли так, обнявшись, несколько секунд, а потом он сам
обернулся к Ергею и сказал:
- Пошли.
...Поглазеть на фараонову свадьбу народу сбежалось много. Люди стояли
по обочинам дороги и кидали в процессию цветы и фрукты. Почему-то не
совсем свежие. Наверное, свежих было жалко. А сама процессия выглядела
довольно убого.
Впереди двое широконосых нубийцев катили на четырехколесной повозке
транспарант с надписями: "Да здравствует Ра!", "Слава Осирису!" и "Жрецы и
фараон - едины!" За транспарантом еще четверо рабов тащили паланкин с
Неменхотепом и Линой. В разноцветной праздничной одежде она была особенно
красивой, но казалась еще младше, чем когда приходила к нам в темницу. С
фараоном она гляделась как внучка со сварливым дедушкой.
Потом шли музыканты с барабанами и флейтами. Но консерваторий они
явно не кончали. Их стук и завывания сливался со скрипом следующих за ними
колесниц вельмож. Их было десятка два, причем по количеству разноцветных
ленточек и страусиных перьев в гривах лошадей легко было определить, кто
побогаче, а кто - победнее.
Последним под конвоем Улика плелся я.
Когда процессия достигла берега Нила, на высокий деревянный помост
забрался жрец Гопа и, приставив к губам бронзовый раструб, прокричал:
- Да здравствует фараон Неменхотеп IV, самый солнцеликий из всех
фараонов! Ура.
- Ура, - откликнулась толпа без особого энтузиазма.
- Да здравствует невеста фараона, самая прекрасная девушка долины
Нила! Ура.
- Ура! - отозвались зеваки немного повеселее.
Что-то мне все это напоминало, но я не успел как следует подумать,
потому что народ вдруг оживился и, пихая друг друга локтями, стал
указывать на что-то за моей спиной.
Я обернулся и увидел Стаса. Его везли на такой же четырехколесной
тележке, что и транспарант. Он сидел на маленькой табуреточке и с головы
до ног, как новогодняя елка игрушками, был увешан овощами. В руках он
держал по сладкому перчику, а из-за ушей у него торчали веточки укропа.
- Вы что, его есть собираетесь?! - испуганно спросил я Улика.
- Не, не мы, - словно оправдываясь, пояснил тот, - боги будут. Им
ведь жертва.
- И меня тоже так?..
- Не, с тобой проще, ты ведь в том же бульоне вариться будешь.
Совсем некстати я вспомнил рыбацкий термин "двойная уха".
Повозка со Стасом, обогнав процессию, приблизилась к помосту. Двое
нубийцев помогли ему спуститься на землю, а затем, под барабанную дробь,
взойти по ступеням. Жрец уже соскочил вниз и запалил костер, над которым
был подвешен огромный котел. Мгновенно занявшись, пламя принялось жадно
лизать его днище.
- Братья египтяне, - пискнул Стас сверху. Потом набрал в легкие
побольше воздуха и начал снова, но регистром ниже, а потому весомее:
- Братья египтяне! Настанет день, и вы сбросите со своих натруженных
плеч ненавистное иго фараонов! Победоносная рука истории беспощадно сотрет
их гнусные имена со страниц... - он замялся, вино забыв, с каких страниц.
Братья-египтяне, открыв рты, тупо смотрели на него в ожидании. - Со
страниц... - повторил он, а потом решительно тряхнул головой и закончил: -
Вообще сотрет! - Стебелек укропа вылетел у него из-за левого уха, и Гопа,
который, сменив нубийцев, уже снова забрался наверх, аккуратно приспособил
стебелек на прежнее место. Не обращая на это внимание, Стас возобновил
речь:
- Время все расставит по своим местам, и пирамиды, которые вы строили
своими мозолистыми руками, станут национальными музеями. И ваши внуки,
внуки простых крестьян и ремесленников...
- Кончай пропаганду, - перебил его жрец, - кипит уже. Пора. - С этими
словами он высыпал на Стаса горсть соли и, пихнув в спину, столкнул его в
котел.
Толпа ахнула, а я зажмурился от страха и жалости.
- Слава тебе, Ра, высокий могуществом, ставший сам, не имевший
матери, - нараспев затянул Гопа. - Растут деревья по воле твоей, и родит
пищу поле. Покорны тебе небо и звезды. Корона крепка на челе твоем,
подчинены тебе смертные, подвластны и боги. Вкуси же даров наших и будь
милостив к нам отныне. Ладно?
Из паланкина высунулся Неменхотеп:
- Достаточно, - крикнул он. - Вытаскивайте. А этого, - кивнул он в
мою сторону, - сюда, поближе.
Меня подвели вплотную к подмосткам. Тело братишки уже достали и
положили на землю, но я не мог заставить себя взглянуть на него. За спиной
раздался горький девчоночий плач, и я узнал голос Хайлине. Сунув руки в
карманы, я щелкнул переключателями обоих дистанционных блоков. С полминуты
стоял, не открывая глаз, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Но
вдруг со всех сторон перепуганно заахали. И тогда я, наконец, на Стаса
посмотрел.
А выглядел он не так уж и страшно. Уже не страшно. Ожоги на его руках
и ногах затягивались так стремительно, что уже секунд через двадцать
трудно было поверить, что он только что варился в кипятке. Лицо его быстро
приобретало нормальный цвет, и он еле заметно вздохнул. От радости я хотел
кинуться к нему и расцеловать, но вовремя спохватился, театрально взмахнул
руками и прокричал:
- Эники, беники ели вареники! Эники, беники, клос, вышел пузатый
матрос!
Стас передернул плечами и сел.
Люди вокруг истошно заголосили и рухнули на колени.
Стас оглядывался вокруг так, словно очнулся от глубокого сна и не
помнит, где находится.
- О, Осирис, ты - бог могучий, - заорал Гопа, возбужденно прыгая
вокруг нас. - Нет бога, подобного тебе! Как сам ты воскрес после битвы с
Сетом, так и слуги твои легко возвращаются к жизни! - Он явно решил
использовать сотворенное нами чудо в целях укрепления своей религиозной
власти.
Кто-то схватил меня за руку. Я обернулся. Нетерпеливо переминаясь с
ноги на ногу, передо мной стоял Неменхотеп.
- Прости мне мое неверие, верный слуга Осириса, - забормотал он
заискивающе, - я был не прав. Осознал. Раскаиваюсь. Забудем прошлое и
станем друзьями. Давай, лечи меня.
И тут меня просто затрясло от ярости. Слишком много я пережил.
- Э нет, фашист! - закричал я. - Все не так просто! Ты оскорбил
верного слугу Осириса, и теперь мое заклинание не подействует, пока ты сам
не искупаешься в кипящем масле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43