Кого только не пришлось мне там слышать! И меньшевиков, и эсеров, и
кадетов. Однажды, выйдя в фойе, я услышал взрыв негодующих возгласов.
Поспешил в ближайшую ложу бенуара, набитую царскими чиновниками. Двое,
помню, были в расшитых мундирах сенаторов. А в зале на созванном
эсерами митинге я увидел немало военных моряков - офицеров и матросов.
Выступал в эти минуты приглашенный устроителями митинга сионист.
Осуждая большевиков, он назвал февральский переворот не революцией, а
трагедией, которую надо, пока не поздно, остановить. Зал ответил
топотом ног. Еще призывал оратор не губить то хорошее, что было
присуще царскому режиму. Тут в зале началось невообразимое, особенно
протестующе загудели моряки. А в ложе один сенатор вразумительно
сказал другому: "Коли русский еврей выступает в роли защитника
государя императора, стало быть, он более верный слуга престола,
нежели мы с вами, ваше превосходительство". Я поинтересовался, кто он
такой, этот сионистский оратор. Мне назвали фамилию адвоката,
юрисконсульта крупного петроградского банка. Из его уст я впервые
услышал имя Жаботинского...
Когда над всей Украиной заалели советские красные флаги,
Жаботинский понял, что нет ему больше места на украинской земле. Но
Советская Украина и ее свободные граждане еврейской национальности не
забыли кровавых плодов иезуитского единения ревностного идеолога
еврейского буржуазного национализма Жаботинского и ставленника
украинского буржуазного национализма Петлюры, вдохновителя жестоких
расправ с евреями. И никого не удивило, что сионистский вожак в 1926
году проливал горючие слезы по поводу смерти своего брата по духу,
убитого в Париже.
"Да будет тебе земля пухом... из еврейских перин!"
Такое последнее напутствие трупу палача Петлюры произносит
рыдающий Жаботинский на карикатуре, помещенной тогда в одной из
одесских газет.
Но, вспомнив восторги дружка Жаботинского - петлюровского
министра Пинхаса Краснера на параде погромщиков в Виннице, я убедился,
что в горькой шутке одесского карикатуриста нет ни крохотной доли
неправды.
Ведь и предательская деятельность Краснера, и все позорные деяния
винницких сионистов были далеко не случайными и не изолированными
эпизодами. Нет, все это в точности совпадало с тем, что по указке
Жаботинского и его сообщника Гессена творили на захваченной Петлюрой
украинской земле сионистские организации, творили повсюду - и в
городах и в местечках.
Вот почему в 1970 году во взволнованном письме большой группы
работников народного хозяйства, культуры и науки Советской Украины -
людей еврейской национальности можно было прочесть:
"Мы хорошо знакомы с тем, какую позорную роль сыграли верховоды
сионистов в годы гражданской войны, идя на сговор с Деникиным и
Петлюрой, с Пилсудским и Врангелем, с организаторами кровавых
еврейских погромов".
А мой друг, известный украинский писатель Натан Рыбак, хорошо
знакомый с историей борьбы за Советскую Украину, пришел к такому
выводу:
"Сионисты сотрудничали с буржуазной Центральной радой и
петлюровской Директорией, в которой имели даже своих министров. И это
было закономерно, ибо интересы буржуазии были им ближе, нежели
интересы трудового народа. Сионист Жаботинский вел даже активную
деятельность по созданию сионистских воинских частей для оказания
помощи петлюровским войскам. И это в то время, когда петлюровцы
устраивали кровавые погромы во многих городах и местечках...
Удивляться нечему. У волков одна повадка и одни аппетиты".
ОСЕНЬЮ 1941-го
Более двух десятилетий не приходили мне на память те нелегкие дни
весны 1919-го, когда впервые увидел я волчью повадку и приметил волчьи
аппетиты сионистов. Не вспоминал их фанатических заклинаний и истошных
выкриков.
Сам себя теперь спрашиваю: отчего же так?
И убежденно отвечаю: жизнь, наша советская жизнь, не давала
повода к таким воспоминаниям.
Пришел, однако, день, когда в памяти с предельной рельефностью
всплыло сборище на винницком бульваре и отчетливо, в колоритных
подробностях, вспомнились оголтелые речи заправил обеих местных
сионистских организаций.
Пусть забылись имена сурово взиравших на насупившихся ребят
ораторов, пусть забылось, чем они внешне отличались друг от друга. Но
вспомнилось главное. Вспомнилось, как и тот и другой, словно
придерживаясь извечного ритуала, произносили слова нараспев,
молитвенно, с мистическим оттенком, явно рассчитывая поразить и
подавить наивно восприимчивую к эффектам полудетскую аудиторию.
И потревоженная острым толчком память безошибочно подсказала
смысл тех истерических фраз, вернее, заклинаний. Она воспроизвела
сгусток, спрессованное содержание того, что десятки подавленных
еврейских ребят услышали тогда близ оркестровой беседки:
"Еврейская нация избрана богом, мы первый народ среди народов. И
каждый, кто принадлежит к рассеянной ныне по всему свету нашей
всемирной нации, должен быть готов к тому, чтобы под бело-голубым
знаменем пойти с мечом на всех недостойных, мешающих евреям
соединиться на священной земле предков. Борьбу эту надо начинать
сегодня - в какой бы стране ни жил еврей, чем бы он ни занимался, ибо
в любой стране вечен и неизбежен антисемитизм".
Вспомнились в тот день и другие, отдававшие расовой идеологией
призывы, услышанные в отроческие годы от сионистов. Надо ли все
приводить здесь? Ведь на разный лад они отражали одну и ту же
националистическую и античеловеческую теорию сионизма.
Почему же махрово шовинистические откровения провинциальных
сионистов столь подробно вспомнились, мне только двадцать два года
спустя? Какой же острый и властный толчок ощутила моя память,
мгновенно воскресившая впечатления давнего отрочества? И почему
произошло это именно в тот сентябрьский день 1941 года под опаленной
военным пожаром Вязьмой, в полуразрушенном школьном здании, где
расположился разведотдел штаба стрелковой дивизии?
Потому что в тот день, присутствуя вместе с другими
писателями-фронтовиками при допросе четырех пленных эсэсовцев, я
своими ушами явственно услышал перепев того, что твердили сионисты
весной 1919-го.
Еще верившие в гитлеровский бред о "блицкриге", в предстоящий "на
днях" по стратегическому плану фюрера захват Москвы, пленные
фашистские выкормыши держали себя на допросе нагло и вызывающе. А
самый молодой из них, гитлерюгендовский активист, пытаясь обосновывать
генеральные задачи развязанной Германией войны, завопил:
- Мы, немцы, избранная нация! Мы призваны уничтожить всех, кто
мешает очищению и расцвету самой исключительной, самой чистой расы -
арийской! А для этого надо уничтожить презренных полулюдей - евреев. И
мы обязаны сделать это во всех странах, куда пришли.
Вариации на знакомые темы! Старые песни на новый лад!
Да, это был перепев того, что когда-то говорили винницкие
сионисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166