– Я только что был в застенке, где меня пытали два палача.
Но что значат для чиновника гнев и угрозы работника искусств перед гипотетическим недовольством и неодобрением начальника. Творец, создатель произведения не может, к примеру, снять чинов­ника с должности, а от Большого начальника могут последовать Большие неприятности. Могут, правда, и не последовать, но тут лучше перебдеть, чем недобдеть.
Понимая это, мы следили за тем, как передача будет идти в эфир. А надо сказать, что своим ослиным упрямством я кое-что отбил, а эпизод – главный предмет конфликта – находился в начале четвер­той серии. Уже первые серии передачи пошли в эфир. Каждый вечер я перезванивался с режиссером, и та отвечала: «Пока ничего не вы­резано».
И все же нас всех обвели вокруг пальца. Как же была проведена операция по кастрированию передачи? Из-за боязни, что режиссер или откажется делать вырезку, или поставит в известность меня (а я почему-то пользуюсь репутацией скандалиста), все было проведено в обстановке секретности. Как читатель уже знает, сначала передача дважды идет по «Орбите». Ответственному выпускающему или даже заведующему (им оказался Андрей Иванович Аверьянов) было дано указание вырезать в начале четвертой серии передачи о Высоцком семь с половиной минут полезного времени. Он безропотно выпол­нил распоряжение начальства. Посмел бы он возразить! Там это ни­кому в голову не приходило. Четвертая серия пошла в эфир по пер­вой «Орбите» буквально с полуслова, с придаточного предложения. Для того чтобы сделанная купюра не стала известна съемочной группе и тем самым мне, в часы показа передачи по «Орбите» мони­торы в Останкино были отключены. Обычно передачу, идущую по «Орбите» днем, смотрят многие сотрудники, но в тот день экраны телевизоров ослепли. На вопросы членов съемочной группы: в чем дело? почему не работают мониторы? отвечали: «Профилактика ап­паратуры!»
Нет, полно! Все-таки не может быть, чтобы телевизионная сверх­держава принимала бы такие меры предосторожности! И против кого? У меня, несомненно, мания величия. Это же смешно... Навер­няка было совпадение и действительно в это время делалась профи­лактика. Но последующие исследования тем не менее показали, что так называемая «профилактика» почему-то проходила именно и только в те часы, когда в эфире шла передача о Высоцком. И до, и после мониторы исправно показывали все, что делалось на «Орби­те».
И лишь за два часа до начала московского эфира из случайного разговора с одной и сотрудниц службы программ стало известно, что в начале четвертой серии была-таки сделана вырезка в семь с по­ловиной минут. Мне сообщили об этом немедленно, и я тут же позвонил С.Н.Кононыхину. Ведь еще можно было что-то сделать! Вос­произвожу наш разговор почти дословно.
РЯЗАНОВ: Скажите, кто дал распоряжение о вырезке и кто про­извел эту операцию?
КОНОНЫХИН: Дело не в конкретных исполнителях. Решение мы приняли коллегиально.
РЯЗАНОВ: Почему не поставили меня в известность?
КОНОНЫХИН: Мы не обязаны информировать вас. Это – тех­нологическая функция.
РЯЗАНОВ: Кто непосредственно сделал купюру?
КОНОНЫХИН: У нас есть для этого специальные люди.
РЯЗАНОВ: Почему тогда не поручили режиссеру? Хоть сделано было бы аккуратно.
КОНОНЫХИН: Не бойтесь! Это было сделано квалифицированно.
РЯЗАНОВ: (всплеск эмоций, крики, переходящие в грубые слова!)
КОНОНЫХИН: Я отказываюсь разговаривать с вами в таком тоне. Вы знаете, на каком высоком уровне было сказано, что мы должны выступать с ответственными, взвешенными передачами. И мы поставлены сюда для этого!
Я начал звонить по другим телефонам более высоким начальни­кам, и там буквально под копирку происходило следующее: сначала секретарша говорила: «Сейчас соединю!» Потом наступала длинная пауза. После двух-трех минут ожидания мне сообщалось: «Оказыва­ется, Иван Иванович (или Петр Петрович) вышел. Его сейчас в каби­нете нет. Позвоните, пожалуйста, позже».
Сделать я ничего не смог. Я проиграл битву. Передача пошла без важнейшего эпизода, где рассказывалось о судьбах Гумилева, Блока, Есенина, Маяковского, Мандельштама, Цветаевой, Пастернака, Ах­матовой. Он, как мне казалось, поднимал передачу на более высо­кую ступень, обобщал, эмоционально усиливал, подводил к личнос­ти Высоцкого – был идейным центром программы.
Но этой купюрой дело не кончилось. На следующее утро в 9 часов шел повтор четвертой серии. А в этот день дежурил другой ответст­венный выпускающий – Александр Васильевич Сидорин. Ему было известно, что из четвертой серии от начала нужно вырезать семь с по­ловиной минут. Он не потрудился проверить, взял уже обрезанный рулон и отчекрыжил еще семь с половиной минут. Думаете, за это головотяпство передо мной кто-нибудь извинился? Как бы не так! В этом ведомстве не подозревали об этике, интеллигентности.
Почему у нас на должности назначаются люди без чувства стыда, чести и совести? Кто вручил им мандат, что они большие патриоты, нежели художники?
У них поразительное чутье на нестандартное, неутвержденное, острое, выходящее из рамок. Именно на то, что и делает произведе­ние предметом искусства. Обычно они говорят: «Мы, мол, вырезали совсем немного, произведение ничего от этого не потеряло...» Кста­ти, чтобы из мужчины сделать евнуха, нужно тоже вырезать очень немного. Только почему-то после этого мужик начинает по-бабьи писклявить.
ИЗ ДНЕВНИКА (1988-1989)
1988 год
22–25 ЯНВАРЯ. Четыре вечера подряд – премьера четырехсе­рийной передачи о Высоцком.
КОНЕЦ ЯНВАРЯ. Звонок из издательства «Искусство» с предло­жением – срочно сделать по мотивам только что прошедшей пере­дачи книгу о Владимире Семеновиче. Приятно, что инициатива ис­ходила от издательства. В моей практике такое было впервые. Обыч­но авторы ходят по редакциям, обивают пороги издательств, проби­ваются на прием к главным редакторам и директорам, просят, пред­лагают свои сочинения, пишут на книги заявки. И в случае одобре­ния годами стоят в очереди, как советские граждане за автомашиной или квартирой. Потом, после рецензий и работы с редактором, писа­тели годами ждут, пока пройдет весь издательско-типографский цикл. Каждый раз публикация книги выливается в своеобразное со­ревнование автора с издательством – кто кого? Что произойдет раньше – книга выйдет или же автор помрет? Уверяю вас, в моих словах нет никакого преувеличения. Как сказал мой друг, «страна большая и поэтому будет гнить долго».
Сначала я решил книгу о Высоцком не делать. Ведь в передаче были собранные по всему миру кадры живого Высоцкого, а в книге его яростного, хрипатого голоса не будет. Потом, поразмыслив, вспомнил, что каждое интервью с родными, друзьями, коллегами, режиссерами мы снимали в среднем по полтора часа, а в передачу за неимением места, из-за нехватки времени вошло всего по 5–6 минут. Множество интересных событий, любопытных деталей, неповтори­мых нюансов осталось из-за этого за кадром. Будет жаль, если все, рассказанное и не вошедшее, пропадет. Кроме того, я сообразил, что в книгу можно включить около сотни стихотворений Высоцкого, часть из которых вообще еще не была опубликована. И кроме того, можно поместить все рассказы, все интервью самого Владимира Семеновича. Получится другой вид искусства – книга, а не телепере­дача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173