Участвовал я и в теледебатах. Встречи с избирателями – это совсем не то, что встречи со зрителями. На встречах со зрителями присутствуют, как правило, почитатели, люди, интересующиеся кинематографом, в общем, публика весьма интеллигентная. Избиратели – это совсем другое, это – народ во всем его многообразии. Главную активность несут домохозяйки и пенсионеры, ибо работающие в это время на службе. Все встречи с избирателями происходили в утренние часы, так как вечерами залы были заняты платными мероприятиями. Часть избирателей, недовольная жизнью, считает себя твоими судьями, другая часть, тоже недовольная жизнью, болеет за других кандидатов и пришла с намерением загнать тебя в угол. Есть, конечно, и сторонники, впрочем, тоже недовольные жизнью. Есть и такие, которые говорят: «Потеряем хорошего режиссера, приобретем плохого политика». Некоторые, при бурной поддержке остальных, требуют от тебя конкретных действий. Эти некоторые, естественно, тоже недовольны жизнью. Вообще довольных жизнью среди избирателей я не встретил. Может, мне просто не повезло.
От меня, в частности, хотели, чтобы я провел метро в Солнцево (это пригород Москвы). Когда я впервые услышал это требование, у меня потемнело в глазах. Я точно знал, что сделать этого не сумею, мне такое не по плечу. Кроме того, меня обязали закрыть три экологически вредных завода. А я вместо того, чтобы обещать, сказал, что я их к чертовой бабушке взорву. Мое легкомыслие не понравилось избирателям. Они были настроены серьезно. Еще я должен был построить школу, детский сад и провести асфальтовую дорогу, сейчас уже запамятовал куда. Признаюсь, я о себе всегда был недурного мнения, но, честно говоря, не в такой степени. Все эти требования (их еще называют красиво «наказы избирателей») сопровождались угрозами, что иначе меня не изберут, а отдадут голоса за моих конкурентов, которые обещали все это сделать. И тут я дрогнул. Обещать, что я совершу эти поистине геракловы подвиги, я не решился. Больше того, я понял, что сгоряча схватился вовсе не за свое дело. Я вспомнил замечательную фразу из старого протазановского фильма: «Самое главное в профессии вора, а также святого – это вовремя смыться...» И вспомнил ее своевременно. Было еще одно обстоятельство. Пожалуй, главным моим соперником был журналист Юрий Дмитриевич Черниченко. Он страстно желал стать народным депутатом. У нас с ним одна и та же группа идеологической крови. А нигде, ни в одной стране, одна партия не выставляет двух своих членов на выборах на одно место – они могут только помешать друг другу. И я решил тихо сойти с дистанции, ибо самоотвод брать уже было поздно. Я не поехал на радиодебаты кандидатов, а предпочел отправиться в это время в больницу и навестить больного друга. Имея в руках мосфильмовскую типографию, я мог бы заклеить весь избирательный округ своими листовками. А хорошие слова о себе я бы уж постарался сочинить. Все-таки я член Союза писателей. У конкурентов типографская кишка была тонка. Но я не выпустил ни одной листовки. Я хотел занять третье место. Ни в коем случае не второе. При третьем месте я не участвовал бы в переголосовании, которое должно было состояться два месяца спустя после первых выборов. А бронза, при том что я не предпринял никаких усилий к депутатству, меня вполне бы устраивала. Конечно, оказаться где-нибудь на десятом, одиннадцатом месте – это был бы щелчок самолюбию. Так и вышло. По числу голосов я был третьим, что меня полностью удовлетворило. При переголосовании победил Ю.Черниченко, что меня тоже полностью удовлетворило. По моей просьбе к Черниченко перешли голоса тех, которые, хорошо ко мне относясь, считали, что я действительно мог бы быть депутатом. Они ошибались, но огромное им за это спасибо. Так что итогами выборов в нашем округе я очень доволен...
ЯНВАРЬ–ИЮНЬ. Подготовительный период по фильму о Чонкине: поиски исполнителей, выбор натуры, многочисленные кинопробы, работа над эскизами декораций, поиск реквизита, подбор костюмов, поиски самолета ПО-2, посадки ПУКСа в деревне, переговоры с английской фирмой «Портобелло» и т.д.
МАРТ–АПРЕЛЬ. Приезд в СССР В. Войновича. Окончательная доделка сценария...
Тут придется прервать дневник, ибо эпопея с непостановкой фильма о Чонкине требует подробного рассказа.
ПРОЩАЙ, ЧОНКИН
Работы над фильмом о солдате Чонкине по роману В. Войновича остановлены. Съемочная группа распущена. Реквизит конца тридцатых годов, собранный с огромным трудом и любовью, сдан в соответствующий цех «Мосфильма». Костюмы – штатские, крестьянские, военные, – сшитые и приобретенные, отданы в костюмерные студии, и другие съемочные группы растаскивают их для своих кинолент. Актеры – исполнители ролей освобождены от обязательств. Истраченные деньги списали, вернее, распределили и «навесили» на другие фильмы. Я – безработный. Таков итог усилий, забот, труда, нервотрепки, на которые было затрачено более полутора лет жизни.
Почему же это случилось? Что произошло? Для того чтобы читателю стало понятно, как это случилось, придется начинать «от печки».
Я прочитал роман Войновича где-то в конце семидесятых, когда признаться в том, что ты его читал, было опасно. Еще тогда у меня возникло желание сделать по «Чонкину» фильм. Но в те годы даже заикнуться об этом считалось безумием.
В декабре 1987 года я решил, что хотя время осуществить свое давнее желание еще не пришло, но надо опережать эпоху и начинать хлопоты. Тем более что гласность набирала темпы и, следовательно, работала в мою пользу.
Сперва я позвонил Войновичу (с которым был знаком лишь шапочно до его изгнания) в Мюнхен, где живет Владимир Николаевич. Я поинтересовался, как бы он отнесся к экранизации его романа на Родине? Автор принял это восторженно и прислал мне письмо, где, в частности, писал: «Мой роман о солдате Чонкине – книга глубоко русская, и я хочу, чтобы фильм по ней был снят в России, чтобы герои оригинала говорили по-русски...» В этом же послании Войнович сообщил, что права на экранизацию «Чонкина» проданы им английской фирме «Портобелло продакшн», и если на Родине кинокартина не будет снята, то постановка может быть реализована на Западе. «...И тогда Чонкину, – заканчивал письмо Войнович, – придется, возможно, под развесистой западной клюквой изъясняться по-английски или по-немецки...»
Получив благословение автора, я начал пробивать постановку картины. Предстояла тяжелейшая работа – надо было переломить официальное отношение к Войновичу как «диссиденту» и «очернителю», поднять вопрос о необходимости возвращения гражданства инакомыслящим изгнанникам, легализовать роман Войновича, добиться публикации для начала хотя бы фрагментов из книги, публично заявить о своем намерении экранизировать «Чонкина». Прежде чем вступать в переговоры с западной фирмой, у которой права на экранизацию (а я, как частное лицо, не имел на это полномочий), надо получить «добро» на постановку от наших инстанций. И я энергично принялся за эту деятельность: давал интервью разным газетам, писал статьи, добивался публикации фрагментов из «Чонкина», писал к ним предисловия и послесловия, вел переговоры с руководством Госкино и «Мосфильма», по первоначалу, правда, безрезультатные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
От меня, в частности, хотели, чтобы я провел метро в Солнцево (это пригород Москвы). Когда я впервые услышал это требование, у меня потемнело в глазах. Я точно знал, что сделать этого не сумею, мне такое не по плечу. Кроме того, меня обязали закрыть три экологически вредных завода. А я вместо того, чтобы обещать, сказал, что я их к чертовой бабушке взорву. Мое легкомыслие не понравилось избирателям. Они были настроены серьезно. Еще я должен был построить школу, детский сад и провести асфальтовую дорогу, сейчас уже запамятовал куда. Признаюсь, я о себе всегда был недурного мнения, но, честно говоря, не в такой степени. Все эти требования (их еще называют красиво «наказы избирателей») сопровождались угрозами, что иначе меня не изберут, а отдадут голоса за моих конкурентов, которые обещали все это сделать. И тут я дрогнул. Обещать, что я совершу эти поистине геракловы подвиги, я не решился. Больше того, я понял, что сгоряча схватился вовсе не за свое дело. Я вспомнил замечательную фразу из старого протазановского фильма: «Самое главное в профессии вора, а также святого – это вовремя смыться...» И вспомнил ее своевременно. Было еще одно обстоятельство. Пожалуй, главным моим соперником был журналист Юрий Дмитриевич Черниченко. Он страстно желал стать народным депутатом. У нас с ним одна и та же группа идеологической крови. А нигде, ни в одной стране, одна партия не выставляет двух своих членов на выборах на одно место – они могут только помешать друг другу. И я решил тихо сойти с дистанции, ибо самоотвод брать уже было поздно. Я не поехал на радиодебаты кандидатов, а предпочел отправиться в это время в больницу и навестить больного друга. Имея в руках мосфильмовскую типографию, я мог бы заклеить весь избирательный округ своими листовками. А хорошие слова о себе я бы уж постарался сочинить. Все-таки я член Союза писателей. У конкурентов типографская кишка была тонка. Но я не выпустил ни одной листовки. Я хотел занять третье место. Ни в коем случае не второе. При третьем месте я не участвовал бы в переголосовании, которое должно было состояться два месяца спустя после первых выборов. А бронза, при том что я не предпринял никаких усилий к депутатству, меня вполне бы устраивала. Конечно, оказаться где-нибудь на десятом, одиннадцатом месте – это был бы щелчок самолюбию. Так и вышло. По числу голосов я был третьим, что меня полностью удовлетворило. При переголосовании победил Ю.Черниченко, что меня тоже полностью удовлетворило. По моей просьбе к Черниченко перешли голоса тех, которые, хорошо ко мне относясь, считали, что я действительно мог бы быть депутатом. Они ошибались, но огромное им за это спасибо. Так что итогами выборов в нашем округе я очень доволен...
ЯНВАРЬ–ИЮНЬ. Подготовительный период по фильму о Чонкине: поиски исполнителей, выбор натуры, многочисленные кинопробы, работа над эскизами декораций, поиск реквизита, подбор костюмов, поиски самолета ПО-2, посадки ПУКСа в деревне, переговоры с английской фирмой «Портобелло» и т.д.
МАРТ–АПРЕЛЬ. Приезд в СССР В. Войновича. Окончательная доделка сценария...
Тут придется прервать дневник, ибо эпопея с непостановкой фильма о Чонкине требует подробного рассказа.
ПРОЩАЙ, ЧОНКИН
Работы над фильмом о солдате Чонкине по роману В. Войновича остановлены. Съемочная группа распущена. Реквизит конца тридцатых годов, собранный с огромным трудом и любовью, сдан в соответствующий цех «Мосфильма». Костюмы – штатские, крестьянские, военные, – сшитые и приобретенные, отданы в костюмерные студии, и другие съемочные группы растаскивают их для своих кинолент. Актеры – исполнители ролей освобождены от обязательств. Истраченные деньги списали, вернее, распределили и «навесили» на другие фильмы. Я – безработный. Таков итог усилий, забот, труда, нервотрепки, на которые было затрачено более полутора лет жизни.
Почему же это случилось? Что произошло? Для того чтобы читателю стало понятно, как это случилось, придется начинать «от печки».
Я прочитал роман Войновича где-то в конце семидесятых, когда признаться в том, что ты его читал, было опасно. Еще тогда у меня возникло желание сделать по «Чонкину» фильм. Но в те годы даже заикнуться об этом считалось безумием.
В декабре 1987 года я решил, что хотя время осуществить свое давнее желание еще не пришло, но надо опережать эпоху и начинать хлопоты. Тем более что гласность набирала темпы и, следовательно, работала в мою пользу.
Сперва я позвонил Войновичу (с которым был знаком лишь шапочно до его изгнания) в Мюнхен, где живет Владимир Николаевич. Я поинтересовался, как бы он отнесся к экранизации его романа на Родине? Автор принял это восторженно и прислал мне письмо, где, в частности, писал: «Мой роман о солдате Чонкине – книга глубоко русская, и я хочу, чтобы фильм по ней был снят в России, чтобы герои оригинала говорили по-русски...» В этом же послании Войнович сообщил, что права на экранизацию «Чонкина» проданы им английской фирме «Портобелло продакшн», и если на Родине кинокартина не будет снята, то постановка может быть реализована на Западе. «...И тогда Чонкину, – заканчивал письмо Войнович, – придется, возможно, под развесистой западной клюквой изъясняться по-английски или по-немецки...»
Получив благословение автора, я начал пробивать постановку картины. Предстояла тяжелейшая работа – надо было переломить официальное отношение к Войновичу как «диссиденту» и «очернителю», поднять вопрос о необходимости возвращения гражданства инакомыслящим изгнанникам, легализовать роман Войновича, добиться публикации для начала хотя бы фрагментов из книги, публично заявить о своем намерении экранизировать «Чонкина». Прежде чем вступать в переговоры с западной фирмой, у которой права на экранизацию (а я, как частное лицо, не имел на это полномочий), надо получить «добро» на постановку от наших инстанций. И я энергично принялся за эту деятельность: давал интервью разным газетам, писал статьи, добивался публикации фрагментов из «Чонкина», писал к ним предисловия и послесловия, вел переговоры с руководством Госкино и «Мосфильма», по первоначалу, правда, безрезультатные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173