Жестокость наказа-
ния приводит к тому, что желание избежать его уси-
ливается в зависимости от того, сколь велико угрожа-
ющее нам страдание. Она чревата также тем, что че-
ловек, стремясь избежать наказания за одно преступ-
ление, совершает целый ряд других. В тех странах и в
те эпохи, где и когда применялись самые жестокие
наказания, были совершены и наиболее кровавые и
бесчеловечные деяния, ибо тот же самый дух изувер-
ства, который водил рукой законодателя, направлял и
руку бандита, и наемного убийцы. С престола этот
дух предписывал железные законы жестоким душам
покорных рабов. А темные души подданных взывали
к уничтожению тиранов, чтобы на их место поста-
вить новых.
По мере ужесточения наказаний еще более черстве-
ли души людей, подобные жидкостям, всегда прини-
мающим форму сосуда, который они наполняют. И
всегда живая сила страстей приводит к тому, что по-
сле ста лет жестоких казней колесование страшит не
больше, чем прежде устрашало тюремное заключение.
163
Наказание достигнет своей цели, если страдания, им
причиняемые, превысят выгоды от преступления.
Причем такой расчет должен включать в себя неиз-
бежность наказания и потерю выгод от совершаемо-
го преступления. Все, что сверх того, - от лукавого и
является, следовательно, тираническим. Сдерживаю-
щим фактором людских деяний служит постоянно
повторяющееся, а потому и известное им зло, а не
то, что им неизвестно. Представим себе две страны.
В обеих в основу классификации преступлений и на-
казаний положен принцип соответствия между суро-
востью наказания и тяжестью преступления. Но в од-
ной из них высшая мера наказания - пожизненная
каторга, а в другой - колесование. Я утверждаю, что
высшая мера наказания в первой стране будет устра-
шать столь же сильно, что и высшая мера наказания
во второй. Но если бы нашелся повод для введения
в первой стране высшей меры наказания второй, то
этот же повод послужил бы основанием для ужесто-
чения наказания и в этой последней, и в ней бы не-
изменно перешли бы от колесования к медленным и
более изощренным пыткам и дошли бы в конце
концов до применения высших, наиболее утончен-
ных достижений палаческого искусства, слишком хо-
рошо известного тиранам.
Два других гибельных последствия жестокости на-
казаний противоречат даже самой цели предупрежде-
ния преступлений. Первая заключается в том, что ста-
новится нелегко соблюсти строгое соответствие меж-
164
ду тяжестью преступления и суровостью наказания,
ибо, несмотря на большое разнообразие наказаний,
которого можно достичь, все больше изощряясь в
жестокости, невозможно перейти высший предел чув-
ствительности человеческого организма. Если достиг-
нут этот предел, для предупреждения преступлений
еще более тяжких и жестоких не найдется адекватной
высшей меры наказания. Другое отрицательное по-
следствие жесткости наказаний заключается в безнака-
занности преступлений, порождаемых жесткостью
казни. Людское добро и зло имеют свои пределы. И
зрелище, слишком жестокое для человечества, может
вызвать лишь сиюминутный восторг по поводу свер-
шившегося преступления, но никак не стать постоян-
ной системой, каковой надлежит быть закону. Если
законы действительно жестоки, то они или изменяют-
ся или неизбежно порождают безнаказанность.
Кто, читая историю, не содрогнется от ужаса тех
варварских и ненужных истязаний, хладнокровно
изобретенных и применяемых людьми, которые по-
читали себя мудрецами? Кто не удет возмущен до
глубины души при виде тысяч несчастных, которых
бедствия заставляют возвращаться в первобытное со-
стояние, поскольку законы, всегда служившие интере-
сам меньшинства в ущерб большинству, сознательно
способствуют такому положению или допускают его?
Кто же не будет также возмущен предъявлением не-
лепых обвинений, измышленных трусливым невеже-
ством, или обвинений в неизменной верности своим
165
убеждениям равно как и тем, что люди, наделенные
одними и теми же чувствами, а потому и теми же
страстями, на потеху фанатичной толпы подвергают
себе подобных изощренным пыткам с соблюдением
всех продуманных до мелочей формальностей?
XXVIII О СМЕРТНОЙ
КАЗНИ
ви то злоупотребление смертными приговорами,
которое никогда не делало людей лучше, побудило
меня исследовать вопрос о том: действительно ли
смертная казнь полезна и оправдана при хорошо уст-
роенном правлении? Что это за право, присвоенное
людьми, зверски убивать себе подобных? Несомнен-
но, его происхождение иное, чем у верховной власти
и законов. Эти последние не что иное, как сумма ча-
стиц личной свободы каждого. Они являются выра-
жением общей воли, которая, в свою очередь, - со-
167
вокупность воль частных. Но кто же захочет предо-
ставить право другим произвольно распоряжаться
своей жизнью? Каким образом малая толика собст-
венной свободы, отданная каждым ради общего бла-
га, сделала возможной жертву величайшего из всех
человеческих благ - жизнь? Но как в таком случае
примирить этот принцип с другим, запрещающим
человеку лишать себя жизни, в то время, как он дол-
жен был бы иметь право на самоубийство, если мог
уступить его другому лицу или целому обществу?
Следовательно, как я показал, смертная казнь не
является правом и не может быть таковым. Это -
война государства с гражданином в тех случаях, ког-
да оно считает полезным и необходимым лишить его
жизни. Но если я докажу, что смертная казнь ни по-
лезна, ни необходима, я выиграю дело человечества.
Смерть человека может считать необходимой
только по двум причинам. Первая заключается в
том, что гражданин, несмотря на лишение свободы,
продолжает оставаться влиятельным и могуществен-
ным, угрожая безопасности государства, ибо уже сам
факт его существования несет в себе угрозу для пра-
вящего режима. Смерть гражданина делается, следо-
вательно, необходимой, когда государство борется за
то, чтобы вернуть или не потерять свою свободу, или
когда беспорядок заменяет законы в эпоху анархий.
Но во время спокойного господства законов, когда
существующий образ правления поддерживается все-
ми гражданами, опирается вовне и внутри на силу и
168
общественное мнение, - более, может быть, значи-
мое, чем сила, - и когда верховная власть является
истинным представителем народа, а богатство поку-
пает лишь удовольствия, но не власть, я не вижу не-
обходимости в лишении гражданина жизни, за иск-
лючением случая, когда его смерть является единст-
венным средством удержать других от совершения
преступлений. Это и есть вторая причина, согласно
которой смертная казнь может считаться оправдан-
ной и необходимой. Если опыт всех веков, в течение
которых смертная казнь никогда не удерживала лю-
дей, решившихся посягнуть на общественный поря-
док, если примеры римлян и императрицы Моско-
вии Елизаветы, преподавшей отцам народов своим
двадцатилетним правлением блистательный урок, по
крайней мере не уступающий по силе своего воздей-
ствия множеству завоеваний, купленных ценой крови
сынов отечества, не убеждают людей, для которых
язык разума всегда подозрителен и которым лишь
язык власти всегда понятен, то достаточно обратиться
Елизмгта Петровна (1709-1761 а.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
ния приводит к тому, что желание избежать его уси-
ливается в зависимости от того, сколь велико угрожа-
ющее нам страдание. Она чревата также тем, что че-
ловек, стремясь избежать наказания за одно преступ-
ление, совершает целый ряд других. В тех странах и в
те эпохи, где и когда применялись самые жестокие
наказания, были совершены и наиболее кровавые и
бесчеловечные деяния, ибо тот же самый дух изувер-
ства, который водил рукой законодателя, направлял и
руку бандита, и наемного убийцы. С престола этот
дух предписывал железные законы жестоким душам
покорных рабов. А темные души подданных взывали
к уничтожению тиранов, чтобы на их место поста-
вить новых.
По мере ужесточения наказаний еще более черстве-
ли души людей, подобные жидкостям, всегда прини-
мающим форму сосуда, который они наполняют. И
всегда живая сила страстей приводит к тому, что по-
сле ста лет жестоких казней колесование страшит не
больше, чем прежде устрашало тюремное заключение.
163
Наказание достигнет своей цели, если страдания, им
причиняемые, превысят выгоды от преступления.
Причем такой расчет должен включать в себя неиз-
бежность наказания и потерю выгод от совершаемо-
го преступления. Все, что сверх того, - от лукавого и
является, следовательно, тираническим. Сдерживаю-
щим фактором людских деяний служит постоянно
повторяющееся, а потому и известное им зло, а не
то, что им неизвестно. Представим себе две страны.
В обеих в основу классификации преступлений и на-
казаний положен принцип соответствия между суро-
востью наказания и тяжестью преступления. Но в од-
ной из них высшая мера наказания - пожизненная
каторга, а в другой - колесование. Я утверждаю, что
высшая мера наказания в первой стране будет устра-
шать столь же сильно, что и высшая мера наказания
во второй. Но если бы нашелся повод для введения
в первой стране высшей меры наказания второй, то
этот же повод послужил бы основанием для ужесто-
чения наказания и в этой последней, и в ней бы не-
изменно перешли бы от колесования к медленным и
более изощренным пыткам и дошли бы в конце
концов до применения высших, наиболее утончен-
ных достижений палаческого искусства, слишком хо-
рошо известного тиранам.
Два других гибельных последствия жестокости на-
казаний противоречат даже самой цели предупрежде-
ния преступлений. Первая заключается в том, что ста-
новится нелегко соблюсти строгое соответствие меж-
164
ду тяжестью преступления и суровостью наказания,
ибо, несмотря на большое разнообразие наказаний,
которого можно достичь, все больше изощряясь в
жестокости, невозможно перейти высший предел чув-
ствительности человеческого организма. Если достиг-
нут этот предел, для предупреждения преступлений
еще более тяжких и жестоких не найдется адекватной
высшей меры наказания. Другое отрицательное по-
следствие жесткости наказаний заключается в безнака-
занности преступлений, порождаемых жесткостью
казни. Людское добро и зло имеют свои пределы. И
зрелище, слишком жестокое для человечества, может
вызвать лишь сиюминутный восторг по поводу свер-
шившегося преступления, но никак не стать постоян-
ной системой, каковой надлежит быть закону. Если
законы действительно жестоки, то они или изменяют-
ся или неизбежно порождают безнаказанность.
Кто, читая историю, не содрогнется от ужаса тех
варварских и ненужных истязаний, хладнокровно
изобретенных и применяемых людьми, которые по-
читали себя мудрецами? Кто не удет возмущен до
глубины души при виде тысяч несчастных, которых
бедствия заставляют возвращаться в первобытное со-
стояние, поскольку законы, всегда служившие интере-
сам меньшинства в ущерб большинству, сознательно
способствуют такому положению или допускают его?
Кто же не будет также возмущен предъявлением не-
лепых обвинений, измышленных трусливым невеже-
ством, или обвинений в неизменной верности своим
165
убеждениям равно как и тем, что люди, наделенные
одними и теми же чувствами, а потому и теми же
страстями, на потеху фанатичной толпы подвергают
себе подобных изощренным пыткам с соблюдением
всех продуманных до мелочей формальностей?
XXVIII О СМЕРТНОЙ
КАЗНИ
ви то злоупотребление смертными приговорами,
которое никогда не делало людей лучше, побудило
меня исследовать вопрос о том: действительно ли
смертная казнь полезна и оправдана при хорошо уст-
роенном правлении? Что это за право, присвоенное
людьми, зверски убивать себе подобных? Несомнен-
но, его происхождение иное, чем у верховной власти
и законов. Эти последние не что иное, как сумма ча-
стиц личной свободы каждого. Они являются выра-
жением общей воли, которая, в свою очередь, - со-
167
вокупность воль частных. Но кто же захочет предо-
ставить право другим произвольно распоряжаться
своей жизнью? Каким образом малая толика собст-
венной свободы, отданная каждым ради общего бла-
га, сделала возможной жертву величайшего из всех
человеческих благ - жизнь? Но как в таком случае
примирить этот принцип с другим, запрещающим
человеку лишать себя жизни, в то время, как он дол-
жен был бы иметь право на самоубийство, если мог
уступить его другому лицу или целому обществу?
Следовательно, как я показал, смертная казнь не
является правом и не может быть таковым. Это -
война государства с гражданином в тех случаях, ког-
да оно считает полезным и необходимым лишить его
жизни. Но если я докажу, что смертная казнь ни по-
лезна, ни необходима, я выиграю дело человечества.
Смерть человека может считать необходимой
только по двум причинам. Первая заключается в
том, что гражданин, несмотря на лишение свободы,
продолжает оставаться влиятельным и могуществен-
ным, угрожая безопасности государства, ибо уже сам
факт его существования несет в себе угрозу для пра-
вящего режима. Смерть гражданина делается, следо-
вательно, необходимой, когда государство борется за
то, чтобы вернуть или не потерять свою свободу, или
когда беспорядок заменяет законы в эпоху анархий.
Но во время спокойного господства законов, когда
существующий образ правления поддерживается все-
ми гражданами, опирается вовне и внутри на силу и
168
общественное мнение, - более, может быть, значи-
мое, чем сила, - и когда верховная власть является
истинным представителем народа, а богатство поку-
пает лишь удовольствия, но не власть, я не вижу не-
обходимости в лишении гражданина жизни, за иск-
лючением случая, когда его смерть является единст-
венным средством удержать других от совершения
преступлений. Это и есть вторая причина, согласно
которой смертная казнь может считаться оправдан-
ной и необходимой. Если опыт всех веков, в течение
которых смертная казнь никогда не удерживала лю-
дей, решившихся посягнуть на общественный поря-
док, если примеры римлян и императрицы Моско-
вии Елизаветы, преподавшей отцам народов своим
двадцатилетним правлением блистательный урок, по
крайней мере не уступающий по силе своего воздей-
ствия множеству завоеваний, купленных ценой крови
сынов отечества, не убеждают людей, для которых
язык разума всегда подозрителен и которым лишь
язык власти всегда понятен, то достаточно обратиться
Елизмгта Петровна (1709-1761 а.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48