Молодые офицеры стали
жертвой архаичного обычая, не делающего различия
между грехом и преступлением. Не случайно Вольтер
рассказал именно автору книги "О преступлениях и
38
наказаниях" о том, что он предпринимал, чтобы по-
казать, к каким ужасным последствиям могло приве-
сти в любой момент той эпохи, даже в самой про-
свещенной стране, буквальное толкование средневеко-
вых обычаев. Беккариа поблагодарил, но не сделал
ничего, чтобы поддержать фернейского патриарха.
Он не был более расположен бороться и сражаться.
Его книга в одиночку и самостоятельно продолжала
бороться вместо него. Тот же Вольтер в разговоре с
одним из своих итальянских визитеров Филиппе
Мадзукелли 26 сентября 1770 года не мог не выра-
зить своего восхищения миланским философом.
"Скажите маркизу де Беккариа, что я несчастный се-
мидесятисемилетний старик, что я стою одной ногой
в могиле, что я хотел бы быть в Милане с единствен-
ной целью как можно скорее увидеть, узнать и вос-
хититься тем, кем постоянно восхищаюсь здесь." В
конце концов первые признаки изменений стали по-
являться. Но они исходили не от парижского парла-
мента, а появились в провинции, в самых отдален-
ных уголках Франции, и прежде всего в Гренобле.
Молодой друг и ученик философов Серван ошело-
мил слушателей своей верой в реформы и выражен-
ным во весь голос восхищением Беккариа. Из фран-
цузской провинции в течение многих лег продолжа-
Жом-Мишмi-Антуан Серван (1737-1807) - один из нiмноiмх
преЗстмитшй французскою юридическою сословия, отказмшнхся
от траЗиционною подхода к мршенчю праммудия.
39
ли слышаться голоса тех, кто вновь и вновь подтвер-
ждал необходимость полного пересмотра судебной
системы, особенно протестуя против непоследователь-
ности и несправедливости старорежимного уголовно-
го права.
Б 1770 г. во Франции с новой силой разгорелась
дискуссия вокруг книги Беккариа. Вновь в ход по-
шли доводы, которые уже приводил Факинеи (и раз-
делял сам Дидро). К ним прибегли противники ми-
ланского маркиза, чтобы предпринять на страницах
"Меркюр де Франс" новую атаку против основной
идеи его книги, то есть против замены смертной каз-
ни принудительными работами: "Вы хотите, чтобы
отменили смертную казнь и чтобы согласились зако-
вать преступников и направить их на принудитель-
ные работы... Это означало бы открыть дверь безна-
казанности, предоставить богатым и знатным право
спокойно совершать преступления... Ваша мягкость
делала бы преступление притягательным. И в цепях
остались бы только самые неимущие, лишенные
средств, то есть, следовательно, те, кого, согласно ва-
шим принципам, следовало бы простить в первую
очередь."
Согласно французским критикам книги Беккариа
преждевременный гуманизм .и неуместное отпущение
грехов были на руку власть имущим и богатым. Бед-
ным, обездоленным еще нужна была защита, кото-
рая, как они объясняли в своих многочисленных
публикациях, могла прийти лишь от сильной и, воз
40
можно, тиранической центральной власти. На защиту
идей Беккариа встали итальянские сторонники идей
Руссо и равноправия. В своей полемике с француз-
скими оппонентами они подчеркивали, что смертная
казнь - это несправедливость, которую нельзя больг
ше терпеть. А все разглагольствования политического
и социального плана в ее защиту ничего не стоили.
Тезис о том, что снисходительность ведет к безнака-
занности власть имущих и богатых, отвергался ссыл-
кой на идею, которую Беккариа, углубив и расши-
рив, заимствовал у Монтескье: терпимость способен
вует уменьшению количества преступлений. Менее
жестокое общество должно порождать меньшее коли-
чество преступников. Мягкость наказания, следова-
тельно, служила бы лучшей превентивной мерой. С
другой стороны, характер принудительных работ
можно было бы варьировать в зависимости от тяже-
сти преступления. При этом подчеркивалось, что су-
ществование системы наказаний, которые не уничто-
жали бы тех, кто совершает преступления, требует,
разумеется, четко выверенных пропорций. И делал-
ся вывод социальной значимости: принудительный
труд - это прекрасное средство, которым могли бы
воспользоваться реформаторы, чтобы изменить соот-
ношение между преступностью и различными класса-
ми общества.
Социальный аспект проблемы послужил поводом
для крупного французского писателя и просветителя
аббата Мабли включиться в полемику. Он подошел к
ее рассмотрению не с точки зрения привилегирован-
ных, а с позиции обездоленных, для которых прину-
дительный труд представлял лишь другую форму их
повседневного и привычного образа жизни. Против
принудительного труда аббат Мабли выдвинул самое
серьезное возражение, которое во Франции и Европе
еще более усилило ощущение того, что лишь в ином
обществе возможны наказания, отличные от тех, что
XVIII век унаследовал от правовых традиций средне-
вековья. Напрасно было браться за реформы тюрем
и наказаний, пока не возьмет верх равноправие. В
своей книге "О законодательстве, или основы зако-
нов", опубликованной в 1776 году, Мабли внов вы-
носит эту проблему на обсуждение. Один из персона-
жей этой книги настаивал на ответственности обще-
ства за жестокость, непоследовательность, бесполез-
ность репрессий. Другой полностью принимал эту ра-
дикальную критику: "Когда я вижу законодателя и су-
дей, вооруженных шпагой, я чувствую в себе тайное
возмущение, как будто не я являюсь более хозяином.
Кто дал им это губительное право?" Но этого негодо-
вания было недостаточно. Виноваты были не судьи и
даже не законы. Виновато было само общество, ко-
торое делало каждого защитником собственности и
как следствие этого "фактически вынуждало быть вар-
варом". "Преступления и наказания" находились в
прямой зависимости от неравноправия, порожденно-
го привилегиями, но не объяснялись им, ибо само
понятие неравноправия было вторичным, уходящим
42
корнями в идею собственности. И поэтому-то стрем-
ление гуманистов заменить смертную казнь принуди-
тельными работами представлялось в ложном свете и
казалось тщетным и бесполезным. Кому нужен был
"этот прекраснодушный гуманизм, которым они ки-
чились". Они не понимали, что тяжелый труд и ли-
шения, которыми собирались наказывать преступни-
ков, уже стали судьбой для значительного большинст-
ва людей. С этой точки зрения следовало рассматри-
вать все виды репрессий от тюрьмы до виселицы, от
пытки до каторги. Бессмысленно было надеяться ре-
формировать их по-настоящему.
Однако Вольтер, как бы возражая против подо-
бных доводов, уже на пороге смерти вновь подчерк-
нул необходимость раз и навсегда решить эту пробле-
му, позаботившись как можно скорее о реформе уго-
ловного законодательства своей страны. Его рассужде-
ния на эту тему в книге "Цена правосудия и гуман-
ности" отмечены печатью вдохновения, что всегда
было характерно для его деятельности, протекавшей
параллельно и одновременно с деятельностью
Беккариа. В противоположность Мабли, являясь
представителем другого направления французских ре-
форматоров, Вольтер дал совершенно иную интерп-
ретацию идей Беккариа, хотя и с присущей его ха-
рактеру склонностью к утопии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
жертвой архаичного обычая, не делающего различия
между грехом и преступлением. Не случайно Вольтер
рассказал именно автору книги "О преступлениях и
38
наказаниях" о том, что он предпринимал, чтобы по-
казать, к каким ужасным последствиям могло приве-
сти в любой момент той эпохи, даже в самой про-
свещенной стране, буквальное толкование средневеко-
вых обычаев. Беккариа поблагодарил, но не сделал
ничего, чтобы поддержать фернейского патриарха.
Он не был более расположен бороться и сражаться.
Его книга в одиночку и самостоятельно продолжала
бороться вместо него. Тот же Вольтер в разговоре с
одним из своих итальянских визитеров Филиппе
Мадзукелли 26 сентября 1770 года не мог не выра-
зить своего восхищения миланским философом.
"Скажите маркизу де Беккариа, что я несчастный се-
мидесятисемилетний старик, что я стою одной ногой
в могиле, что я хотел бы быть в Милане с единствен-
ной целью как можно скорее увидеть, узнать и вос-
хититься тем, кем постоянно восхищаюсь здесь." В
конце концов первые признаки изменений стали по-
являться. Но они исходили не от парижского парла-
мента, а появились в провинции, в самых отдален-
ных уголках Франции, и прежде всего в Гренобле.
Молодой друг и ученик философов Серван ошело-
мил слушателей своей верой в реформы и выражен-
ным во весь голос восхищением Беккариа. Из фран-
цузской провинции в течение многих лег продолжа-
Жом-Мишмi-Антуан Серван (1737-1807) - один из нiмноiмх
преЗстмитшй французскою юридическою сословия, отказмшнхся
от траЗиционною подхода к мршенчю праммудия.
39
ли слышаться голоса тех, кто вновь и вновь подтвер-
ждал необходимость полного пересмотра судебной
системы, особенно протестуя против непоследователь-
ности и несправедливости старорежимного уголовно-
го права.
Б 1770 г. во Франции с новой силой разгорелась
дискуссия вокруг книги Беккариа. Вновь в ход по-
шли доводы, которые уже приводил Факинеи (и раз-
делял сам Дидро). К ним прибегли противники ми-
ланского маркиза, чтобы предпринять на страницах
"Меркюр де Франс" новую атаку против основной
идеи его книги, то есть против замены смертной каз-
ни принудительными работами: "Вы хотите, чтобы
отменили смертную казнь и чтобы согласились зако-
вать преступников и направить их на принудитель-
ные работы... Это означало бы открыть дверь безна-
казанности, предоставить богатым и знатным право
спокойно совершать преступления... Ваша мягкость
делала бы преступление притягательным. И в цепях
остались бы только самые неимущие, лишенные
средств, то есть, следовательно, те, кого, согласно ва-
шим принципам, следовало бы простить в первую
очередь."
Согласно французским критикам книги Беккариа
преждевременный гуманизм .и неуместное отпущение
грехов были на руку власть имущим и богатым. Бед-
ным, обездоленным еще нужна была защита, кото-
рая, как они объясняли в своих многочисленных
публикациях, могла прийти лишь от сильной и, воз
40
можно, тиранической центральной власти. На защиту
идей Беккариа встали итальянские сторонники идей
Руссо и равноправия. В своей полемике с француз-
скими оппонентами они подчеркивали, что смертная
казнь - это несправедливость, которую нельзя больг
ше терпеть. А все разглагольствования политического
и социального плана в ее защиту ничего не стоили.
Тезис о том, что снисходительность ведет к безнака-
занности власть имущих и богатых, отвергался ссыл-
кой на идею, которую Беккариа, углубив и расши-
рив, заимствовал у Монтескье: терпимость способен
вует уменьшению количества преступлений. Менее
жестокое общество должно порождать меньшее коли-
чество преступников. Мягкость наказания, следова-
тельно, служила бы лучшей превентивной мерой. С
другой стороны, характер принудительных работ
можно было бы варьировать в зависимости от тяже-
сти преступления. При этом подчеркивалось, что су-
ществование системы наказаний, которые не уничто-
жали бы тех, кто совершает преступления, требует,
разумеется, четко выверенных пропорций. И делал-
ся вывод социальной значимости: принудительный
труд - это прекрасное средство, которым могли бы
воспользоваться реформаторы, чтобы изменить соот-
ношение между преступностью и различными класса-
ми общества.
Социальный аспект проблемы послужил поводом
для крупного французского писателя и просветителя
аббата Мабли включиться в полемику. Он подошел к
ее рассмотрению не с точки зрения привилегирован-
ных, а с позиции обездоленных, для которых прину-
дительный труд представлял лишь другую форму их
повседневного и привычного образа жизни. Против
принудительного труда аббат Мабли выдвинул самое
серьезное возражение, которое во Франции и Европе
еще более усилило ощущение того, что лишь в ином
обществе возможны наказания, отличные от тех, что
XVIII век унаследовал от правовых традиций средне-
вековья. Напрасно было браться за реформы тюрем
и наказаний, пока не возьмет верх равноправие. В
своей книге "О законодательстве, или основы зако-
нов", опубликованной в 1776 году, Мабли внов вы-
носит эту проблему на обсуждение. Один из персона-
жей этой книги настаивал на ответственности обще-
ства за жестокость, непоследовательность, бесполез-
ность репрессий. Другой полностью принимал эту ра-
дикальную критику: "Когда я вижу законодателя и су-
дей, вооруженных шпагой, я чувствую в себе тайное
возмущение, как будто не я являюсь более хозяином.
Кто дал им это губительное право?" Но этого негодо-
вания было недостаточно. Виноваты были не судьи и
даже не законы. Виновато было само общество, ко-
торое делало каждого защитником собственности и
как следствие этого "фактически вынуждало быть вар-
варом". "Преступления и наказания" находились в
прямой зависимости от неравноправия, порожденно-
го привилегиями, но не объяснялись им, ибо само
понятие неравноправия было вторичным, уходящим
42
корнями в идею собственности. И поэтому-то стрем-
ление гуманистов заменить смертную казнь принуди-
тельными работами представлялось в ложном свете и
казалось тщетным и бесполезным. Кому нужен был
"этот прекраснодушный гуманизм, которым они ки-
чились". Они не понимали, что тяжелый труд и ли-
шения, которыми собирались наказывать преступни-
ков, уже стали судьбой для значительного большинст-
ва людей. С этой точки зрения следовало рассматри-
вать все виды репрессий от тюрьмы до виселицы, от
пытки до каторги. Бессмысленно было надеяться ре-
формировать их по-настоящему.
Однако Вольтер, как бы возражая против подо-
бных доводов, уже на пороге смерти вновь подчерк-
нул необходимость раз и навсегда решить эту пробле-
му, позаботившись как можно скорее о реформе уго-
ловного законодательства своей страны. Его рассужде-
ния на эту тему в книге "Цена правосудия и гуман-
ности" отмечены печатью вдохновения, что всегда
было характерно для его деятельности, протекавшей
параллельно и одновременно с деятельностью
Беккариа. В противоположность Мабли, являясь
представителем другого направления французских ре-
форматоров, Вольтер дал совершенно иную интерп-
ретацию идей Беккариа, хотя и с присущей его ха-
рактеру склонностью к утопии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48