Я поворачиваюсь к Тамми, и тут кто-то выкрикивает: «Мотор!» Микрофон на «журавле» тут же повисает у нас над головами.
Мне приходится улыбнуться и протянуть руку, чтобы прикоснуться к руке Тамми. Ей приходится улыбнуться мне в ответ, что дается ей с некоторым трудом.
— Холодно, — говорит она, дрожа.
— Да, — отвечаю я. — А тебе мерзнуть нельзя.
— Пожалуй что нельзя, — говорит она безразлично. — Извини меня за вчерашний вечер.
— Где Брюс? — спрашиваю я. — Что за дела, зайка?
— Ох, Виктор, перестань, пожалуйста, — вздыхает Тамми. — Он уехал в Афины. Я не хочу, чтобы он когда-нибудь вновь вставал между нами. Я расскажу ему все, когда он вернется назад. Все, я тебе обещаю.
— Он уже и так все подозревает, — говорю я. — Какое это теперь имеет значение?
— Если бы я только могла повернуть время вспять, — говорит она, но в голосе ее не слышно особой печали.
— Могу ли я поверить в волшебство в твоем дыхании? — я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.
— Ты знаешь, что ты можешь.
Режиссер восклицает:
— Стоп!
Он подходит к нам и снова приседает рядом с Тамми.
— Зайка, — спрашивает он, — с тобой все в порядке?
Тамми не в состоянии даже кивнуть головой, она молча пытается почесать какое-то место у себя на спине, до которого не может дотянуться.
— Все дело в непринужденности, зайка, — говорит он, снова опуская свои темные очки.
Тамми фыркает, говорит: «Я знаю», но она не знает, к тому же она дрожит слишком сильно для того, чтобы продолжать съемки, поэтому режиссер отводит ее в сторонку, и пока они уходят подальше от съемочной группы, видно, как Тамми продолжает кивать головой, пытаясь прийти в чувство. Стуча зубами, я закуриваю сигарету, покосившись на Сену, повсюду в воздухе пахнет дерьмом, Лувр тянется рядом с нами, длинный и скучный, затем мое внимание привлекает проезжающий мимо «СААБ» с пуделем, восседающим на месте пассажира. У меня снова затекла нога.
Тамми продолжает бросать на меня взгляды, чтобы убедиться, что я не забыл о графике, но я помню и уже сверяю время по часам, которые мне вручил вчера вечером один из членов французской съемочной группы.
Это электронные часы, и на них 9:57.
Кто-то из французской группы проносится мимо на роликовых коньках, затем притормаживает, чтобы я заметил его, кивает и окончательно уносится прочь.
Я встаю, выкидываю сигарету, подхожу к стулу режиссера и беру лежащий за ним черный рюкзачок от Prada.
— Мне нужно в туалет, — говорю ассистенту продюсера.
— Клево, — пожимает он плечами, разглядывая татуировку у себя на бицепсе: какая-то музыкальная фраза, записанная нотами. — Жизнь есть жизнь.
Я беру рюкзачок и направляюсь к главному входу в музей, достигнув его ровно в 10:00.
В соответствии с инструкциями я надеваю наушники плеера на голову, настраиваю громкость, а сам плеер вешаю на пояс брюк.
Я нажимаю на кнопку Play.
Вступление из «Болеро» Равеля начинает звучать в наушниках.
Я ступаю на эскалатор.
Черный рюкзачок следует положить в одну из трех телефонных будок в круглом зале у входа на эскалатор в направлении Аllйе de Rivoli.
От первых звуков «Болеро» до сокрушительных тарелок в коде — 12 минут 38 секунд.
На 10:01 назначена активация бомбы.
Я разворачиваю план, чтобы понять, куда мне нужно идти.
В конце эскалатора меня поджидают шестеро киношников из французской группы, включая режиссера, — все одеты в черное, все мрачно-торжественны.
Режиссер ободряюще кивает мне из-за оператора со Steadicam. Он хочет, чтобы весь этот эпизод был отснят с одного раза, сплошняком. Режиссер делает мне знак снять темные очки, которые я забыл снять, пока ехал на эскалаторе.
Я медленно пересекаю Наполеоновский зал, «Болеро» звенит в моих наушниках, я стараюсь шагать в такт с музыкой и считать сделанные мною шаги, рассматривать пол у меня под ногами, загадывать желания.
В 10:04 в поле моего зрения появляются будки.
В 10:05 я кладу рюкзачок к себе под ноги и делаю вид, что звоню из телефона, который принимает кредитные карточки.
В 10:06 я смотрю на часы.
Я ухожу от телефонных будок в сопровождении идущей следом съемочной группы.
Затем мне полагается остановиться возле ларька и купить кока-колу, что я и делаю, но, глотнув из банки только один раз, тут же выбрасываю ее в урну для мусора.
Я направляюсь обратно в зал, съемочная группа следует за мною, оператор со Steadicam идет впереди.
10:08. «Болеро» становится все более настойчивым, ритм его крепнет и словно убыстряется.
Но тут внезапно съемочная группа останавливается, что вынуждает меня тоже затормозить.
Посмотрев на них, я замечаю изумленное выражение на их лицах.
Оператор со Steadicam тоже останавливается и отрывается от видоискателя.
Кто-то трогает меня за руку.
Я срываю наушники с головы и в панике оборачиваюсь.
Это ассистент продюсера из американской съемочной группы.
Молодая девушка, похожая на Хизер Грэм. Озабоченное выражение у нее на лице забавным образом сменяется облегчением. Она запыхалась, поэтому улыбка дается ей с трудом.
— Вы оставили это в телефонной будке, — говорит она, протягивая мне рюкзачок от Prada.
Я смотрю на рюкзачок.
— Виктор, — говорит она, посмотрев сперва на членов французской группы, а затем на меня, — они готовы переснять эту сцену. Тамми, похоже, э-э-э, оправилась. — Мертвая тишина. — Виктор? — спрашивает она. — Возьмите. — И вручает мне рюкзачок от Prada.
— Ах… ну да, разумеется — И я беру рюкзачок и тут же передаю его ассистенту продюсера из французской бригады.
Трясущимися руками ассистент продюсера берет рюкзачок и передает его режиссеру.
Режиссер бросает взгляд на рюкзачок и тут же возвращает его обратно ассистенту, который вздрагивает.
— Кто эти люди? — спрашивает девушка и улыбается, ожидая, что ее сейчас представят.
— Что? — спрашиваю я, не слыша собственного голоса.
— Что происходит? — спрашивает она несколько более настойчиво, но по-прежнему улыбаясь.
Режиссер щелкает пальцами, и ему тут же подают мобильный телефон. Он откидывает крышечку, нажимает на кнопки и, отвернувшись в сторону, бормочет в трубку что-то по-французски.
— Кто эти люди? — спрашиваю я запинаясь. — Кого вы имеете в виду?
10:09.
— Это съемочная группа, — говорит она, а затем, наклонившись, шепчет мне на ухо: — Ну эти, которые у вас за спиной стоят?
— А, эти? — Я оборачиваюсь. — Не знаю, они вдруг пошли за мною следом, — говорю я. — Я не знаю, кто они такие.
Слышно громкое дыхание французского ассистента продюсера, видны расширившиеся от страха зрачки.
«Болеро» звучит все громче и громче.
Бесконечное количество возможностей открывается перед нами.
Тишина. Я слышу даже малейшие шорохи.
Девушка говорит:
— Виктор, пойдемте, нас ждут.
Она берет мою руку в свою маленькую ручку. Я смотрю на режиссера. Он сухо кивает мне.
На эскалаторе я оборачиваюсь. Французы уже исчезли.
— Почему они забрали ваш рюкзак, Виктор? — спрашивает девушка. — Вы с ними знакомы?
— Эй, зайка, — устало отзываюсь я. — Расслабься. Все под контролем.
— Но, Виктор, почему все же эти люди забрали ваш рюкзак? — спрашивает она.
«Болеро» заканчивается.
Лента в плеере автоматически останавливается.
Я даже не решаюсь посмотреть на часы.
Возле пирамиды Тамми бросает на меня насмешливый взгляд и смотрит на свои часы. Она действительно выглядит оправившейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Мне приходится улыбнуться и протянуть руку, чтобы прикоснуться к руке Тамми. Ей приходится улыбнуться мне в ответ, что дается ей с некоторым трудом.
— Холодно, — говорит она, дрожа.
— Да, — отвечаю я. — А тебе мерзнуть нельзя.
— Пожалуй что нельзя, — говорит она безразлично. — Извини меня за вчерашний вечер.
— Где Брюс? — спрашиваю я. — Что за дела, зайка?
— Ох, Виктор, перестань, пожалуйста, — вздыхает Тамми. — Он уехал в Афины. Я не хочу, чтобы он когда-нибудь вновь вставал между нами. Я расскажу ему все, когда он вернется назад. Все, я тебе обещаю.
— Он уже и так все подозревает, — говорю я. — Какое это теперь имеет значение?
— Если бы я только могла повернуть время вспять, — говорит она, но в голосе ее не слышно особой печали.
— Могу ли я поверить в волшебство в твоем дыхании? — я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.
— Ты знаешь, что ты можешь.
Режиссер восклицает:
— Стоп!
Он подходит к нам и снова приседает рядом с Тамми.
— Зайка, — спрашивает он, — с тобой все в порядке?
Тамми не в состоянии даже кивнуть головой, она молча пытается почесать какое-то место у себя на спине, до которого не может дотянуться.
— Все дело в непринужденности, зайка, — говорит он, снова опуская свои темные очки.
Тамми фыркает, говорит: «Я знаю», но она не знает, к тому же она дрожит слишком сильно для того, чтобы продолжать съемки, поэтому режиссер отводит ее в сторонку, и пока они уходят подальше от съемочной группы, видно, как Тамми продолжает кивать головой, пытаясь прийти в чувство. Стуча зубами, я закуриваю сигарету, покосившись на Сену, повсюду в воздухе пахнет дерьмом, Лувр тянется рядом с нами, длинный и скучный, затем мое внимание привлекает проезжающий мимо «СААБ» с пуделем, восседающим на месте пассажира. У меня снова затекла нога.
Тамми продолжает бросать на меня взгляды, чтобы убедиться, что я не забыл о графике, но я помню и уже сверяю время по часам, которые мне вручил вчера вечером один из членов французской съемочной группы.
Это электронные часы, и на них 9:57.
Кто-то из французской группы проносится мимо на роликовых коньках, затем притормаживает, чтобы я заметил его, кивает и окончательно уносится прочь.
Я встаю, выкидываю сигарету, подхожу к стулу режиссера и беру лежащий за ним черный рюкзачок от Prada.
— Мне нужно в туалет, — говорю ассистенту продюсера.
— Клево, — пожимает он плечами, разглядывая татуировку у себя на бицепсе: какая-то музыкальная фраза, записанная нотами. — Жизнь есть жизнь.
Я беру рюкзачок и направляюсь к главному входу в музей, достигнув его ровно в 10:00.
В соответствии с инструкциями я надеваю наушники плеера на голову, настраиваю громкость, а сам плеер вешаю на пояс брюк.
Я нажимаю на кнопку Play.
Вступление из «Болеро» Равеля начинает звучать в наушниках.
Я ступаю на эскалатор.
Черный рюкзачок следует положить в одну из трех телефонных будок в круглом зале у входа на эскалатор в направлении Аllйе de Rivoli.
От первых звуков «Болеро» до сокрушительных тарелок в коде — 12 минут 38 секунд.
На 10:01 назначена активация бомбы.
Я разворачиваю план, чтобы понять, куда мне нужно идти.
В конце эскалатора меня поджидают шестеро киношников из французской группы, включая режиссера, — все одеты в черное, все мрачно-торжественны.
Режиссер ободряюще кивает мне из-за оператора со Steadicam. Он хочет, чтобы весь этот эпизод был отснят с одного раза, сплошняком. Режиссер делает мне знак снять темные очки, которые я забыл снять, пока ехал на эскалаторе.
Я медленно пересекаю Наполеоновский зал, «Болеро» звенит в моих наушниках, я стараюсь шагать в такт с музыкой и считать сделанные мною шаги, рассматривать пол у меня под ногами, загадывать желания.
В 10:04 в поле моего зрения появляются будки.
В 10:05 я кладу рюкзачок к себе под ноги и делаю вид, что звоню из телефона, который принимает кредитные карточки.
В 10:06 я смотрю на часы.
Я ухожу от телефонных будок в сопровождении идущей следом съемочной группы.
Затем мне полагается остановиться возле ларька и купить кока-колу, что я и делаю, но, глотнув из банки только один раз, тут же выбрасываю ее в урну для мусора.
Я направляюсь обратно в зал, съемочная группа следует за мною, оператор со Steadicam идет впереди.
10:08. «Болеро» становится все более настойчивым, ритм его крепнет и словно убыстряется.
Но тут внезапно съемочная группа останавливается, что вынуждает меня тоже затормозить.
Посмотрев на них, я замечаю изумленное выражение на их лицах.
Оператор со Steadicam тоже останавливается и отрывается от видоискателя.
Кто-то трогает меня за руку.
Я срываю наушники с головы и в панике оборачиваюсь.
Это ассистент продюсера из американской съемочной группы.
Молодая девушка, похожая на Хизер Грэм. Озабоченное выражение у нее на лице забавным образом сменяется облегчением. Она запыхалась, поэтому улыбка дается ей с трудом.
— Вы оставили это в телефонной будке, — говорит она, протягивая мне рюкзачок от Prada.
Я смотрю на рюкзачок.
— Виктор, — говорит она, посмотрев сперва на членов французской группы, а затем на меня, — они готовы переснять эту сцену. Тамми, похоже, э-э-э, оправилась. — Мертвая тишина. — Виктор? — спрашивает она. — Возьмите. — И вручает мне рюкзачок от Prada.
— Ах… ну да, разумеется — И я беру рюкзачок и тут же передаю его ассистенту продюсера из французской бригады.
Трясущимися руками ассистент продюсера берет рюкзачок и передает его режиссеру.
Режиссер бросает взгляд на рюкзачок и тут же возвращает его обратно ассистенту, который вздрагивает.
— Кто эти люди? — спрашивает девушка и улыбается, ожидая, что ее сейчас представят.
— Что? — спрашиваю я, не слыша собственного голоса.
— Что происходит? — спрашивает она несколько более настойчиво, но по-прежнему улыбаясь.
Режиссер щелкает пальцами, и ему тут же подают мобильный телефон. Он откидывает крышечку, нажимает на кнопки и, отвернувшись в сторону, бормочет в трубку что-то по-французски.
— Кто эти люди? — спрашиваю я запинаясь. — Кого вы имеете в виду?
10:09.
— Это съемочная группа, — говорит она, а затем, наклонившись, шепчет мне на ухо: — Ну эти, которые у вас за спиной стоят?
— А, эти? — Я оборачиваюсь. — Не знаю, они вдруг пошли за мною следом, — говорю я. — Я не знаю, кто они такие.
Слышно громкое дыхание французского ассистента продюсера, видны расширившиеся от страха зрачки.
«Болеро» звучит все громче и громче.
Бесконечное количество возможностей открывается перед нами.
Тишина. Я слышу даже малейшие шорохи.
Девушка говорит:
— Виктор, пойдемте, нас ждут.
Она берет мою руку в свою маленькую ручку. Я смотрю на режиссера. Он сухо кивает мне.
На эскалаторе я оборачиваюсь. Французы уже исчезли.
— Почему они забрали ваш рюкзак, Виктор? — спрашивает девушка. — Вы с ними знакомы?
— Эй, зайка, — устало отзываюсь я. — Расслабься. Все под контролем.
— Но, Виктор, почему все же эти люди забрали ваш рюкзак? — спрашивает она.
«Болеро» заканчивается.
Лента в плеере автоматически останавливается.
Я даже не решаюсь посмотреть на часы.
Возле пирамиды Тамми бросает на меня насмешливый взгляд и смотрит на свои часы. Она действительно выглядит оправившейся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160