» — говорит Бобби, и я приподнимаю задницу, а он проворно подсовывает под нее полотенце, и я сажусь обратно, ощущая выпуклость его груди и линию, разделяющую пополам его тело, а Бобби разводит мои ноги в стороны, пригибается ко мне и целует меня в губы, и его рот оказывается сильным и влажным, а он вводит сперва один, а затем два пальца в мою задницу и двигает ими, а наши тела блестят от пота, и я прижимаюсь лицом к Джейми, и она гладит меня по голове, нашептывая мне на ухо нежные слова и лаская мой отросток. «Да, да, покажи мне свой член, Виктор! — говорит Бобби. — Давай, раздвинь ноги. Шире. Приподнимись. Я хочу видеть твой зад». Он приподнимает мои бедра и раздвигает их, рассматривая отверстие. «У тебя очаровательная розовая попка, чувак. Мне нравится смотреть на нее. Хочешь, я тебя трахну?» Я оживаю и пристально смотрю на Бобби, лицо которого остается совершенно бесстрастным, и я уже совершенно не понимаю, сколько пальцев он ввел мне в анус, а он начинает совершать рукой круговые движения, погружая пальцы все глубже и глубже, пока мне не приходится схватить его за запястье и прошептать: «Полегче, чувак!», в то время как другой рукой он мнет мои соски, пока те не начинают болеть и саднить, а лицо мое утыкается куда-то в подмышечную впадину Джейми, и мне приходится изо всех сил напрягаться, чтобы не кончить чересчур рано…
— Погоди, — стону я, приподняв голову. — У тебя есть презерватив?
— Что? — спрашивает он. — Чувак, неужели для тебя это имеет значение?
— Да нет, мне наплевать, — говорю я, вновь опуская голову.
— Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — спрашивает он.
— Да, хочу.
— Вот этим самым членом? — спрашивает он, забрасывая мои ноги к себе на плечи.
— Да, трахни меня.
И Джейми внимательно следит, как Бобби вставляет свой длинный, толстый член мне в задницу и двигает им вперед и назад, постоянно увеличивая натиск и глубину, извлекая свой орган практически до самого конца, а затем вновь вонзая его в меня, надавливая на мою простату, а я смотрю ему в глаза и кричу, и его брюшной пресс напрягается при каждом движении, и он старается притормозить себя, вцепившись руками в мои плечи, бицепсы на его руках бугрятся от усилия, лоб морщится, а лицо, поначалу такое безразличное, расплывается в довольной ухмылке. «Да, трахни его, трахни его посильнее!» — мурлыкает Джейми. Бобби продолжает наяривать членом у меня в заднице, мы оба стонем от наслаждения, интенсивность страсти нарастает, и наконец я ору от удовольствия, бьюсь в непроизвольных конвульсиях и начинаю извергать семя, которое льется мне на плечи и на грудь, в то время как Бобби продолжает сношать меня в анус, туго сжавшийся вокруг его стержня. «Да, да, чувак, давай еще!» — стонет Бобби, изливается в меня и без сил падает мне на грудь…
27
Я снова в душе, но теперь я один, и вода орошает мою кожу, а я осторожно ощупываю свое анальное отверстие, которое кажется мне необычно растянутым и чувствительным, скользким от крема и семенной жидкости Бобби, и плоть там слегка побаливает, словно после пирсинга. Выйдя из душа, я обтираюсь, стараясь не глядеть на свое отражение в гигантском зеркале. Затем я ищу на полочке то, что мне нужно: расческу, дезодорант, аспирин. Я заглядываю в аптечный шкафчик, но он пуст. Я начинаю открывать ящики: часы Breitling, две печатки от Cartier — одна с цитрином, другая с аметистом — пара солнцезащитных очков с бриллиантами в оправе, флакон одеколона Ambush, баночка с увлажняющим кремом от Shiseido. В другом ящике: дюжина губной помады от Chanel, номер «Harper's Bazaar» с Тамми на обложке, несколько засохших роз и — в прозрачном пластиковом пакете в глубине ящика — сложенная пополам большая черная шляпка.
Я замираю, не решаясь вынуть пакет из ящика. Что-то во мне подсказывает, что не стоит этого делать. Инстинкт скорее всего.
Вот я уже держу пакет у себя перед глазами, стараясь не глядеть на него.
Жужжание мухи, вьющейся над моей головой, вынуждает меня все-таки посмотреть.
В пакете лежит та самая шляпка, которую Лорен Хайнд дала мне в Нью-Йорке.
Шляпка, которую Палакон велел мне взять с собой на «Королеве Елизавете II».
Но теперь у нее вырвана с корнем подкладка.
И большая черная дыра зияет там, где прежде алела роза.
С одной стороны шляпка усеяна красными и зелеными кружочками конфетти.
Теперь я не могу заставить себя даже прикоснуться к мешку. Я непроизвольно сглатываю слюну, пока мне наконец не удается положить пакет обратно в ящик, который я тут же задвигаю на место. «Все это только мне снится, все это только кино», — повторяю я про себя, постепенно успокаиваясь, но откуда-то с задворков моего сознания доносится угрожающий, мрачный хохот, который звучит словно проклятие и доносится как бы из гробницы.
Голый, сжимая в руках полотенце, я медленно вхожу в спальню, где в кровати мирным, глубоким сном спят Джейми и Бобби, прямо на простыне, пропитанной нашим потом, хотя в комнате стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает.
Эта комната — западня. Не стоит спрашивать ничего про шляпку. Вопрос про шляпку — это большая черная гора, а комната — это западня. Фото твоего бесстрастного лица на обложке журнала. Пистолет, лежащий на ночном столике, покрытом изморозью. В этой комнате — зима, и эта комната — западня.
А изо рта у меня вырываются клубы пара, а я все смотрю и смотрю на спящих Джейми и Бобби.
На плече у Бобби — татуировка, черная и бесформенная, которую я никогда не замечал прежде.
Флэшбэк «Королевы Елизаветы II», монтаж с перебивками стробоскопом.
Запах океана, октябрьское утро, Атлантика, медленно проплывающая за бортом, полночь, встреча с Мариной возле «Club Lido», голос ее, хриплый от слез, дымовые машины, темный силуэт Марины на фоне шкафчика в ванной, какой застенчивой была она возле ограждения, как решительно она расхаживала по моей каюте, с капюшоном парки, наброшенным на голову.
Лицо Марины скрывали пряди волос. И капюшон парки.
Над правой лопаткой у нее была татуировка — черная и бесформенная.
Этой татуировки не было там в утро нашей первой встречи.
В ту ночь ты так и не разглядел лица Марины.
— Ты должен поехать в Лондон, — прошептал голос.
В ту ночь у тебя так и не появилась возможность прикоснуться к ее телу.
Ты понимаешь, что тайное стало явным.
Незапланированная остановка на проходке.
Кто-то взошел на борт корабля.
Девушка, которую тебе не удалось спасти, была обречена.
Теперь тебе все ясно, но лучше продолжать делать вид, что ты по-прежнему недоумеваешь.
Самое важное — это то, о чем ты даже не догадываешься… Вот что тебе сказал режиссер.
Я одеваюсь и, пошатываясь, выхожу из спальни.
Когда я оглядываюсь, чтобы посмотреть на дом, он стоит у окна спальни. Он смотрит на меня. Он прикладывает палец к губам. Он говорит: «Тсс !»
26
Поскольку метро открывается только в полшестого, я бесцельно брожу в утреннем тумане, иногда подолгу останавливаясь постоять, прислонившись к стене, пока наконец автоматические таймеры не выключают фонари, и клубы не закрываются, и какой-то встречный, больше смахивающий на привидение, не одаряет меня ядовитой улыбкой, разминувшись со мной, но высотные здания из стекла и бетона постоянно меняют очертания за завесой тумана, и я бреду куда-то, не знаю куда, но когда присматриваюсь, то выясняю, что направляюсь к Эйфелевой башне, через Марсово поле, затем по Йенскому мосту пересекаю Сену, и в конце концов прохожу мимо дворца Шайо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
— Погоди, — стону я, приподняв голову. — У тебя есть презерватив?
— Что? — спрашивает он. — Чувак, неужели для тебя это имеет значение?
— Да нет, мне наплевать, — говорю я, вновь опуская голову.
— Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — спрашивает он.
— Да, хочу.
— Вот этим самым членом? — спрашивает он, забрасывая мои ноги к себе на плечи.
— Да, трахни меня.
И Джейми внимательно следит, как Бобби вставляет свой длинный, толстый член мне в задницу и двигает им вперед и назад, постоянно увеличивая натиск и глубину, извлекая свой орган практически до самого конца, а затем вновь вонзая его в меня, надавливая на мою простату, а я смотрю ему в глаза и кричу, и его брюшной пресс напрягается при каждом движении, и он старается притормозить себя, вцепившись руками в мои плечи, бицепсы на его руках бугрятся от усилия, лоб морщится, а лицо, поначалу такое безразличное, расплывается в довольной ухмылке. «Да, трахни его, трахни его посильнее!» — мурлыкает Джейми. Бобби продолжает наяривать членом у меня в заднице, мы оба стонем от наслаждения, интенсивность страсти нарастает, и наконец я ору от удовольствия, бьюсь в непроизвольных конвульсиях и начинаю извергать семя, которое льется мне на плечи и на грудь, в то время как Бобби продолжает сношать меня в анус, туго сжавшийся вокруг его стержня. «Да, да, чувак, давай еще!» — стонет Бобби, изливается в меня и без сил падает мне на грудь…
27
Я снова в душе, но теперь я один, и вода орошает мою кожу, а я осторожно ощупываю свое анальное отверстие, которое кажется мне необычно растянутым и чувствительным, скользким от крема и семенной жидкости Бобби, и плоть там слегка побаливает, словно после пирсинга. Выйдя из душа, я обтираюсь, стараясь не глядеть на свое отражение в гигантском зеркале. Затем я ищу на полочке то, что мне нужно: расческу, дезодорант, аспирин. Я заглядываю в аптечный шкафчик, но он пуст. Я начинаю открывать ящики: часы Breitling, две печатки от Cartier — одна с цитрином, другая с аметистом — пара солнцезащитных очков с бриллиантами в оправе, флакон одеколона Ambush, баночка с увлажняющим кремом от Shiseido. В другом ящике: дюжина губной помады от Chanel, номер «Harper's Bazaar» с Тамми на обложке, несколько засохших роз и — в прозрачном пластиковом пакете в глубине ящика — сложенная пополам большая черная шляпка.
Я замираю, не решаясь вынуть пакет из ящика. Что-то во мне подсказывает, что не стоит этого делать. Инстинкт скорее всего.
Вот я уже держу пакет у себя перед глазами, стараясь не глядеть на него.
Жужжание мухи, вьющейся над моей головой, вынуждает меня все-таки посмотреть.
В пакете лежит та самая шляпка, которую Лорен Хайнд дала мне в Нью-Йорке.
Шляпка, которую Палакон велел мне взять с собой на «Королеве Елизавете II».
Но теперь у нее вырвана с корнем подкладка.
И большая черная дыра зияет там, где прежде алела роза.
С одной стороны шляпка усеяна красными и зелеными кружочками конфетти.
Теперь я не могу заставить себя даже прикоснуться к мешку. Я непроизвольно сглатываю слюну, пока мне наконец не удается положить пакет обратно в ящик, который я тут же задвигаю на место. «Все это только мне снится, все это только кино», — повторяю я про себя, постепенно успокаиваясь, но откуда-то с задворков моего сознания доносится угрожающий, мрачный хохот, который звучит словно проклятие и доносится как бы из гробницы.
Голый, сжимая в руках полотенце, я медленно вхожу в спальню, где в кровати мирным, глубоким сном спят Джейми и Бобби, прямо на простыне, пропитанной нашим потом, хотя в комнате стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает.
Эта комната — западня. Не стоит спрашивать ничего про шляпку. Вопрос про шляпку — это большая черная гора, а комната — это западня. Фото твоего бесстрастного лица на обложке журнала. Пистолет, лежащий на ночном столике, покрытом изморозью. В этой комнате — зима, и эта комната — западня.
А изо рта у меня вырываются клубы пара, а я все смотрю и смотрю на спящих Джейми и Бобби.
На плече у Бобби — татуировка, черная и бесформенная, которую я никогда не замечал прежде.
Флэшбэк «Королевы Елизаветы II», монтаж с перебивками стробоскопом.
Запах океана, октябрьское утро, Атлантика, медленно проплывающая за бортом, полночь, встреча с Мариной возле «Club Lido», голос ее, хриплый от слез, дымовые машины, темный силуэт Марины на фоне шкафчика в ванной, какой застенчивой была она возле ограждения, как решительно она расхаживала по моей каюте, с капюшоном парки, наброшенным на голову.
Лицо Марины скрывали пряди волос. И капюшон парки.
Над правой лопаткой у нее была татуировка — черная и бесформенная.
Этой татуировки не было там в утро нашей первой встречи.
В ту ночь ты так и не разглядел лица Марины.
— Ты должен поехать в Лондон, — прошептал голос.
В ту ночь у тебя так и не появилась возможность прикоснуться к ее телу.
Ты понимаешь, что тайное стало явным.
Незапланированная остановка на проходке.
Кто-то взошел на борт корабля.
Девушка, которую тебе не удалось спасти, была обречена.
Теперь тебе все ясно, но лучше продолжать делать вид, что ты по-прежнему недоумеваешь.
Самое важное — это то, о чем ты даже не догадываешься… Вот что тебе сказал режиссер.
Я одеваюсь и, пошатываясь, выхожу из спальни.
Когда я оглядываюсь, чтобы посмотреть на дом, он стоит у окна спальни. Он смотрит на меня. Он прикладывает палец к губам. Он говорит: «Тсс !»
26
Поскольку метро открывается только в полшестого, я бесцельно брожу в утреннем тумане, иногда подолгу останавливаясь постоять, прислонившись к стене, пока наконец автоматические таймеры не выключают фонари, и клубы не закрываются, и какой-то встречный, больше смахивающий на привидение, не одаряет меня ядовитой улыбкой, разминувшись со мной, но высотные здания из стекла и бетона постоянно меняют очертания за завесой тумана, и я бреду куда-то, не знаю куда, но когда присматриваюсь, то выясняю, что направляюсь к Эйфелевой башне, через Марсово поле, затем по Йенскому мосту пересекаю Сену, и в конце концов прохожу мимо дворца Шайо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160