— Нам нужно быть осторожнее, — говорит Ева.
Внезапно над нами нависают две тени и кто-то восклицает:
— Виктор? Привет, старик, как дела?
Вдохнув поглубже, я отвечаю на это отработанной улыбкой.
— А, привет! — говорю я, протягивая руку.
Перед нашим столиком стоит парочка наших сверстников в очень модном прикиде. Парень — его я не узнаю — хватает протянутую руку и трясет ее с такой интенсивностью, словно хочет сказать: «Вспомни меня, ну пожалуйста, ты ведь такой крутой!», а его спутница, пытаясь удержаться на месте в окружающей ее толчее, умудряется приветственно помахать Еве рукой, и Ева машет ей в ответ.
— Коррин, — говорит парень, — это — Виктор Вард — ох, извините, — поправляется парень, — я хотел сказать — Виктор Джонсон. Виктор — это Коррин.
— Очень приятно познакомиться, — говорю я, пожимая руку Коррин.
— А это Лорен Хайнд, — говорит парень, делая жест в сторону Евы, которая продолжает улыбаться, но остается на месте.
— Привет, Лорен, похоже, мы уже встречались, — говорит Коррин. — На бенефисе Кевина Окойна? В Челси-Пирс? Нас познакомил Александр Маккуин. MTV брало у тебя интервью. По-моему, это были съемки какого-то фильма?
— Да, да, конечно, — говорит Ева. — Да, Коррин, разумеется.
— Привет, Лорен, — говорит парень — может быть, чуточку более смущенно, чем следует.
— Привет, Максвелл, — томно отзывается Ева.
— А вы откуда друг друга знаете? — удивляюсь я, посмотрев сперва на Максвелла, а затем на Еву.
— Мы с Лорен встречались на пикнике для прессы, — объясняет Максвелл. — В лос-анджелесских «Four Seasons».
Ева и Максвелл явно намекают друг другу на что-то очень личное. Я беззвучно рыгаю.
— Популярное местечко? — спрашивает меня Максвелл.
Я выдерживаю паузу, перед тем как ответить вопросом на вопрос:
— Что, играем в «да и нет не говорите»?
— Чувак, о тебе все кругом только и говорят, — отзывается он после секундного молчания.
— Это мои пятнадцать минут славы.
— Да уж скорее час, — смеется Максвелл.
— Мы скорбим насчет Хлое, — перебивает его Коррин.
— А вы придете на вечеринку в «Life»? — спрашивает Коррин.
— Ну да, разумеется, наверное, — отвечаю я расплывчато.
Мы с Евой рассматриваем безразлично Коррин и Максвелла, пока до них не доходит, что мы вовсе не собираемся приглашать их посидеть вместе с нами, и тогда они прощаются с нами, и Максвелл снова жмет мне руку, и они исчезают в толпе, собравшейся у бара, и люди теперь смотрят на Коррин и Максвелла совсем по-другому, потому что они разговаривали с нами, потому что они создали иллюзию того, что с нами знакомы.
— Боже, я никого не узнаю, — говорю я.
— Тебе нужно снова изучить фотоальбом, который тебе дали, — говорит Ева. — Запомнить все лица вместе с именами.
— Верно.
— Я проэкзаменую тебя, — говорит Ева. — Мы займемся этим вместе.
— Хорошая идея, — говорю я.
— Ну и как чувствует себя Виктор Вард? — спрашивает Ева с улыбкой.
— Он участвует в создании лица нашего десятилетия, зайка, — язвительно сообщаю я.
— Только будущее окончательно расставит все по местам, — осаживает меня Ева.
— По-моему, будущее уже наступило, зайка.
Мы оба ржем как сумасшедшие. Но затем я смолкаю, чувствуя уныние и нежелание продолжать беседу. Ресторан набит людьми под самую завязку и все далеко не так ясно, как хотелось бы. Люди, которые приветственно махали нам рукой, видели, как Коррин и Максвелл остановились у нашего стола и скоро на нас обрушится целая толпа визитеров. Я выпиваю еще одну чашечку саке.
— Да что у тебя такой постный вид? — восклицает Ева. — Ты же звезда!
— Тебе не кажется, что здесь холодно? — спрашиваю я.
— Да что с тобой? У тебя просто ужасный вид!
— Тебе не кажется, что здесь холодно? — спрашиваю я снова, отмахиваясь рукой от мухи.
— Когда ты едешь в Вашингтон? — спрашивает она наконец.
— Скоро.

6
0
Джейми сказала:
— Ты рожден под единственным знаком гороскопа, который не является живым существом.
— Что ты имеешь в виду? — ворчу я.
— Ты — Весы, — сказала она. — А весы — неживые.
Я лежал и думал: «Интересно, на что она намекает?» Я лежал и думал: «Я хочу трахнуть ее еще разок».
— Но я всегда считал себя Козерогом, — вздохнул я.
Мы лежали на лужайке, по краям которой росли деревья в красках осени, и я прикрывал глаза рукой от яркого и все еще жаркого солнца, пробивавшегося сквозь листву; наступил сентябрь, лето кончилось, мы лежали на лужайке кампуса и слышали, как кто-то блюет в комнате с открытым окном на втором этаже Бут-Хауса, а из другого окна звучит Pink Floyd — «Us and Them» — я снял рубашку, а Джейми кое-как растерла крем для загара по моей спине и груди, и я думал обо всех девушках, с которыми я переспал за это лето, группируя их попарно, распределяя по категориям, удивляясь случайно обнаруженным аналогиям.
У меня онемели ноги, и тут проходившая мимо девушка сказала, что ей понравился рассказ, который я зачитал на занятиях по писательскому мастерству, Я кивнул, не удостоив девушку особенным вниманием, и она пошла дальше. Я нащупал презерватив, лежавший в моем кармане. Я принял решение.
— Я уйду с этого курса, — сказал я Джейми.
— Нет будущего, нет будущего, нет будущего — у тебя! — напела в ответ Джейми.
И теперь в номере миланской гостиницы, я вспоминаю, как я расплакался в тот день на лужайке, потому что Джейми сказала мне кое-что, нашептала мне на ухо так непринужденно, словно могла поделиться этим с кем угодно: она шептала о том, как ей хочется взорвать кампус «ко всем чертям собачьим», и о том, что это она виновата в смерти своего бывшего бойфренда, и о том, как кое-кому неймется полоснуть по горлу ножом Лорен Хайнд, и обо всем об этом она рассказывала, как будто это были сущие пустяки. Исповедь Джейми прервало появление Шона Бэйтмена, принесшего упаковку пива Rolling Rock. Шон лег рядом с нами и принялся щелкать костяшками пальцев, и мы закинулись колесами, и я лежал между Шоном и Джейми, которые время от времени обменивались одним им понятными взглядами.
В какой-то момент Шон прошептал мне на ухо:
— Все парни считают, что она — шпионка.
— Ты многого добьешься, — прошептала мне Джейми в другое ухо.
Воронье, крылатые тени, кружились над нами, а в небе летел маленький самолетик, оставляя за собой след, похожий на эмблему Nike, и когда я наконец приподнялся, сел и посмотрел, что происходит, на другой стороне лужайки, рядом с Концом Света, я увидел съемочную группу. Казалось, что они не вполне уверены, в какую сторону им направиться, но Джейми помахала им рукой и они живо нацелили камеры на нас.
1
На следующий день помощники продюсера из французской съемочной группы накачали меня героином и отправили в Милан на частном самолете, который предоставил некто, которого все называли «мистер Лейзер», а пилотировали самолет два японца. Мы приземлились в аэропорту Линате, и помощники продюсера поселили меня в гостинице «Principe di Savoia». Хотя была пятница, в городе наблюдалось безлюдье — сезон уже давно кончился. Меня заперли в люксе под охраной двадцатитрехлетнего итальянца по имени Давид, вооруженного «узи». Съемочная группа, судя по всему, остановилась в районе, который называется Брера, но никто не потрудился оставить мне номер телефона или адрес, и только режиссер раз в два-три дня заглядывает ко мне. Как-то раз на одну ночь Давид перевозит меня в гостиницу «Diane», но затем мы возвращаемся назад в «Principe di Savoia».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160