— спрашиваю я.
— Брюс Райнбек! — орет он.
— Но Брюс умер, — ору я в ответ. — Подорвался на бомбе…
— Быстрее, Виктор, быстрее, — умоляет Бентли не своим голосом. — Я не хочу умирать не хочу умирать не хочу умирать, — стонет он сквозь стиснутые губы, а затем начинает страшно и коротко взвизгивать.
— Тсс, — шепчу я.
Ветер хлещет по окнам дождевыми струями. Я сижу, тупо уставившись на устройство на ноге Бентли, и у меня нет ни малейшего представления о том, как отсоединить его, мой рот широко открыт, я дышу как загнанная лошадь.
— Ладно, — говорю я, хватаюсь за устройство и тяну за него, но оно слишком крепко примотано к ноге Бентли.
Внезапно раздается какой-то звук.
Это щелчок.
Его издает устройство, примотанное к правой руке Бентли.
Бентли цепенеет.
Тишина.
Затем другой звук — тц тц тц тц.
Бентли смотрит на меня с таким видом, словно я его чем-то обидел, но затем его глаза внезапно начинают бешено вращаться в глазницах, и он нервно сгибает и разгибает пальцы.
Тишина.
Бентли начинает плакать.
Еще один щелчок, за которым слышится какое-то жужжание.
— Спаси меня, — плачет Бентли. — Пожалуйста я не хочу умирать не хочу умирать не хочу о боже я не…
До Бентли внезапно доходит, что сейчас произойдет, и тогда его голос переходит в рычание.
Когда устройство срабатывает, раздается что-то вроде громкого чавканья, слегка приглушенного плотью Бентли.
Смачный, чавкающий звук. Кровавая взвесь в воздухе.
Тело Бентли подпрыгивает.
Оторванная рука отлетает в сторону, скользя по полу, пальцы на ней продолжают сгибаться и разгибаться.
И тут Бентли издает жуткий вопль.
Кровь хлещет из культи толчками, словно вода из пожарного шланга, заливает пол и затекает под кровать.
Вопль обрывается, но рот Бентли остается широко открытым, и из него с хрипением вырывается воздух.
С перекошенным лицом я кричу:
— Нет нет нет нет!
Это спецэффект, убеждаю я себя. Это всего лишь бутафория. Бентли — это просто реквизиторская кукла, которая корчится в судорогах рядом со мной, мотая головой из стороны в сторону, со зрачками, расширенными от боли, и горлом, которое издает какие-то булькающие звуки.
Острый запах пороховой гари висит в воздухе.
Пытаясь не грохнуться в обморок, я поднимаю с пола пистолет, наклоняюсь и прикладываю дуло к веревке, которой прикреплено устройство на второй руке.
— Стреляй! — хрипит он. — Стреляй!
Я засовываю ствол в узел из цепочек и веревок и нажимаю на спусковой крючок.
Ничего не происходит.
Бентли, подвывая, дергается, пытаясь ослабить свои путы.
Я вновь нажимаю на спусковой крючок.
И снова ничего.
Пистолет не заряжен.
В свете фонарика видно, что лицо Бентли по мере того, как кровь вытекает из раны, заливает смертельная бледность, а из открытого рта по-прежнему вырывается свистящее дыхание.
С трудом сдерживая дрожь в руках, я начинаю бессмысленно дергать за канаты и цепочки, пытаясь развязать узлы, а вой ветра за окнами становится все громче и громче.
Пролетает еще один жуткий миг.
И снова щелчок. На этот раз — на левой ноге.
Тишина
тц тц тц тц
Затем жужжание.
Бентли, поняв, что сейчас произойдет, начинает вопить еще до того, как адская машина срабатывает, а я чувствую, как у меня вокруг ширинки расползается мокрое пятно, и я отскакиваю в сторону, вопя вместе с Бентли, и тут раздается этот чавкающий звук.
За ним — жуткий хруст.
Ногу Бентли отрывает в колене, и когда я опускаю глаза вниз, я вижу, как она, пролетев по полу, с глухим звуком ударяется в стену, забрызгивая ее кровью, и тогда я кричу в приступе отвращения.
Бентли теряет сознание от шока, но потом боль вновь заставляет его очнуться.
Я зажмуриваю глаза.
Срабатывает устройство на второй ноге.
— Пристрели меня! — визжит Бентли, глаза его выпучены от боли, кровь хлещет изо всех ран.
В отчаянии я пытаюсь отвязать хотя бы то устройство, что прикреплено к груди. Кровь молотком стучит мне в виски.
— Пристрели меня! — все визжит и визжит Бентли.
Таймер издает характерную последовательность звуков.
Я подношу «вальтер» к голове Бентли и бессмысленно щелкаю курком, нажимая раз за разом на спусковой крючок.
Вот отрывается вторая рука, и пентаграмму, нарисованную над кроватью, заляпывает брызгами крови. Язык Бентли вываливается изо рта, и в предсмертных судорогах он откусывает его кончик.
Устройство на груди начинает жужжать.
Взрыв.
На месте груди у Бентли — огромная дыра.
Из разорванного живота вываливаются кишки. Огромный кровавый шматок прилипает к потолку, и в комнате начинает пахнуть сырым мясом — отвратительный жуткий сладковатый запах — и, поскольку в комнате невероятно холодно, над ранами Бентли и над лужами крови начинает клубиться пар, а по всему полу разбросаны ошметки мяса, и у меня затекли ноги оттого, что я так долго сижу на корточках, так что я пошатываюсь, когда встаю, а ветер за окнами продолжает завывать.
Я начинаю пятиться к выходу, слыша странные хлюпающие звуки — это клочки мяса сползают по стенам и падают на пол — перекошенное лицо Бентли все забрызгано ярко-алыми каплями, рот открыт, тело лежит в поблескивающей луже крови и мясного фарша, которая становится все шире и шире, и я выхожу в коридор, сжимая в одной руке фонарик, а второй, залитой кровью, пачкая стены, за которые я вынужден хвататься для того, чтобы удержаться на ногах.
6
Задыхаясь, я кидаюсь в ванную, пригибая голову и стараясь не отрывать взгляда от пола даже тогда, когда мне приходится огибать углы. В зеркале над умывальником лицо мое выглядит так, словно кто-то разрисовал его кровью, а рубашка спереди густо заляпана кровавым фаршем, поэтому я, истошно вопя, стягиваю с себя одежду, а затем бросаюсь под душ, скребя ногтями грудь и выдирая волосы, после чего, зажмурив глаза, бессильно расползаюсь по кафельной стене.
Я нахожу чистую одежду в комнате Бобби и в полубеспамятстве напяливаю ее на себя, стараясь при этом все время следить за дверью. В каком-то странном оцепенении, обливаясь слезами и почему-то что-то тихо напевая себе под нос, я поспешно завязываю шнурки на парусиновых туфлях от Sparry.
Я ковыляю по коридору, ускоряя шаг на верхней лестничной площадке, чтобы быстрее миновать комнату Бентли, потому что я не могу заставить себя даже посмотреть в ее сторону, и я беспрестанно рыдаю, но тут я внезапно останавливаюсь как вкопанный, потому что теперь весь дом наполняет новый запах, перебивший даже вездесущий запах дерьма.
Только подойдя к входной двери, я понимаю, что это такое.
Так пахнет жарящийся попкорн.
5
На улице уже совсем стемнело, ветер громко завывает где-то высоко в небе над двором, по которому я иду, дождевые капли текут по моим щекам, а ветер гоняет по земле золотистые, зеленые и фиолетовые кружочки конфетти, громоздя из них сугробы вдоль стен, а велосипеды, которых я никогда прежде не замечал, валяются на земле, и их колеса вращаются в осеннем воздухе. В углу я вижу какую-то неясную тень и замираю как вкопанный, и тут же во дворе наступает абсолютная тишина — это знак, по которому мне следует медленно приблизиться к тому месту, где я кого-то заметил.
Над головой Джейми нарисована еще одна неряшливая пентаграмма, под которой кривыми красными буквами написано:
ИсЧЕзаТЬ
ЗдесЬ
Пустая бутылка «Absolut» валяется на земле рядом, а сама Джейми сидит прислонившись к стене, в глубоком ступоре, почти невменяемая, а когда я прикасаюсь к ее отечному лицу, я чувствую, что оно пышет жаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
— Брюс Райнбек! — орет он.
— Но Брюс умер, — ору я в ответ. — Подорвался на бомбе…
— Быстрее, Виктор, быстрее, — умоляет Бентли не своим голосом. — Я не хочу умирать не хочу умирать не хочу умирать, — стонет он сквозь стиснутые губы, а затем начинает страшно и коротко взвизгивать.
— Тсс, — шепчу я.
Ветер хлещет по окнам дождевыми струями. Я сижу, тупо уставившись на устройство на ноге Бентли, и у меня нет ни малейшего представления о том, как отсоединить его, мой рот широко открыт, я дышу как загнанная лошадь.
— Ладно, — говорю я, хватаюсь за устройство и тяну за него, но оно слишком крепко примотано к ноге Бентли.
Внезапно раздается какой-то звук.
Это щелчок.
Его издает устройство, примотанное к правой руке Бентли.
Бентли цепенеет.
Тишина.
Затем другой звук — тц тц тц тц.
Бентли смотрит на меня с таким видом, словно я его чем-то обидел, но затем его глаза внезапно начинают бешено вращаться в глазницах, и он нервно сгибает и разгибает пальцы.
Тишина.
Бентли начинает плакать.
Еще один щелчок, за которым слышится какое-то жужжание.
— Спаси меня, — плачет Бентли. — Пожалуйста я не хочу умирать не хочу умирать не хочу о боже я не…
До Бентли внезапно доходит, что сейчас произойдет, и тогда его голос переходит в рычание.
Когда устройство срабатывает, раздается что-то вроде громкого чавканья, слегка приглушенного плотью Бентли.
Смачный, чавкающий звук. Кровавая взвесь в воздухе.
Тело Бентли подпрыгивает.
Оторванная рука отлетает в сторону, скользя по полу, пальцы на ней продолжают сгибаться и разгибаться.
И тут Бентли издает жуткий вопль.
Кровь хлещет из культи толчками, словно вода из пожарного шланга, заливает пол и затекает под кровать.
Вопль обрывается, но рот Бентли остается широко открытым, и из него с хрипением вырывается воздух.
С перекошенным лицом я кричу:
— Нет нет нет нет!
Это спецэффект, убеждаю я себя. Это всего лишь бутафория. Бентли — это просто реквизиторская кукла, которая корчится в судорогах рядом со мной, мотая головой из стороны в сторону, со зрачками, расширенными от боли, и горлом, которое издает какие-то булькающие звуки.
Острый запах пороховой гари висит в воздухе.
Пытаясь не грохнуться в обморок, я поднимаю с пола пистолет, наклоняюсь и прикладываю дуло к веревке, которой прикреплено устройство на второй руке.
— Стреляй! — хрипит он. — Стреляй!
Я засовываю ствол в узел из цепочек и веревок и нажимаю на спусковой крючок.
Ничего не происходит.
Бентли, подвывая, дергается, пытаясь ослабить свои путы.
Я вновь нажимаю на спусковой крючок.
И снова ничего.
Пистолет не заряжен.
В свете фонарика видно, что лицо Бентли по мере того, как кровь вытекает из раны, заливает смертельная бледность, а из открытого рта по-прежнему вырывается свистящее дыхание.
С трудом сдерживая дрожь в руках, я начинаю бессмысленно дергать за канаты и цепочки, пытаясь развязать узлы, а вой ветра за окнами становится все громче и громче.
Пролетает еще один жуткий миг.
И снова щелчок. На этот раз — на левой ноге.
Тишина
тц тц тц тц
Затем жужжание.
Бентли, поняв, что сейчас произойдет, начинает вопить еще до того, как адская машина срабатывает, а я чувствую, как у меня вокруг ширинки расползается мокрое пятно, и я отскакиваю в сторону, вопя вместе с Бентли, и тут раздается этот чавкающий звук.
За ним — жуткий хруст.
Ногу Бентли отрывает в колене, и когда я опускаю глаза вниз, я вижу, как она, пролетев по полу, с глухим звуком ударяется в стену, забрызгивая ее кровью, и тогда я кричу в приступе отвращения.
Бентли теряет сознание от шока, но потом боль вновь заставляет его очнуться.
Я зажмуриваю глаза.
Срабатывает устройство на второй ноге.
— Пристрели меня! — визжит Бентли, глаза его выпучены от боли, кровь хлещет изо всех ран.
В отчаянии я пытаюсь отвязать хотя бы то устройство, что прикреплено к груди. Кровь молотком стучит мне в виски.
— Пристрели меня! — все визжит и визжит Бентли.
Таймер издает характерную последовательность звуков.
Я подношу «вальтер» к голове Бентли и бессмысленно щелкаю курком, нажимая раз за разом на спусковой крючок.
Вот отрывается вторая рука, и пентаграмму, нарисованную над кроватью, заляпывает брызгами крови. Язык Бентли вываливается изо рта, и в предсмертных судорогах он откусывает его кончик.
Устройство на груди начинает жужжать.
Взрыв.
На месте груди у Бентли — огромная дыра.
Из разорванного живота вываливаются кишки. Огромный кровавый шматок прилипает к потолку, и в комнате начинает пахнуть сырым мясом — отвратительный жуткий сладковатый запах — и, поскольку в комнате невероятно холодно, над ранами Бентли и над лужами крови начинает клубиться пар, а по всему полу разбросаны ошметки мяса, и у меня затекли ноги оттого, что я так долго сижу на корточках, так что я пошатываюсь, когда встаю, а ветер за окнами продолжает завывать.
Я начинаю пятиться к выходу, слыша странные хлюпающие звуки — это клочки мяса сползают по стенам и падают на пол — перекошенное лицо Бентли все забрызгано ярко-алыми каплями, рот открыт, тело лежит в поблескивающей луже крови и мясного фарша, которая становится все шире и шире, и я выхожу в коридор, сжимая в одной руке фонарик, а второй, залитой кровью, пачкая стены, за которые я вынужден хвататься для того, чтобы удержаться на ногах.
6
Задыхаясь, я кидаюсь в ванную, пригибая голову и стараясь не отрывать взгляда от пола даже тогда, когда мне приходится огибать углы. В зеркале над умывальником лицо мое выглядит так, словно кто-то разрисовал его кровью, а рубашка спереди густо заляпана кровавым фаршем, поэтому я, истошно вопя, стягиваю с себя одежду, а затем бросаюсь под душ, скребя ногтями грудь и выдирая волосы, после чего, зажмурив глаза, бессильно расползаюсь по кафельной стене.
Я нахожу чистую одежду в комнате Бобби и в полубеспамятстве напяливаю ее на себя, стараясь при этом все время следить за дверью. В каком-то странном оцепенении, обливаясь слезами и почему-то что-то тихо напевая себе под нос, я поспешно завязываю шнурки на парусиновых туфлях от Sparry.
Я ковыляю по коридору, ускоряя шаг на верхней лестничной площадке, чтобы быстрее миновать комнату Бентли, потому что я не могу заставить себя даже посмотреть в ее сторону, и я беспрестанно рыдаю, но тут я внезапно останавливаюсь как вкопанный, потому что теперь весь дом наполняет новый запах, перебивший даже вездесущий запах дерьма.
Только подойдя к входной двери, я понимаю, что это такое.
Так пахнет жарящийся попкорн.
5
На улице уже совсем стемнело, ветер громко завывает где-то высоко в небе над двором, по которому я иду, дождевые капли текут по моим щекам, а ветер гоняет по земле золотистые, зеленые и фиолетовые кружочки конфетти, громоздя из них сугробы вдоль стен, а велосипеды, которых я никогда прежде не замечал, валяются на земле, и их колеса вращаются в осеннем воздухе. В углу я вижу какую-то неясную тень и замираю как вкопанный, и тут же во дворе наступает абсолютная тишина — это знак, по которому мне следует медленно приблизиться к тому месту, где я кого-то заметил.
Над головой Джейми нарисована еще одна неряшливая пентаграмма, под которой кривыми красными буквами написано:
ИсЧЕзаТЬ
ЗдесЬ
Пустая бутылка «Absolut» валяется на земле рядом, а сама Джейми сидит прислонившись к стене, в глубоком ступоре, почти невменяемая, а когда я прикасаюсь к ее отечному лицу, я чувствую, что оно пышет жаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160