Когда недосягаемы не только звезды, но и дно морей собственной
планеты, ее недра и полюсы, когда орды кочевников кормятся чем Бог послал
- они могут думать о звездах, морях, климате, почве все, что взбредет им в
голову, ведь эти бредни не связаны с эффективной практической
деятельностью. Дождь они могут вызывать заклинаниями, обращать к океану
молитвы, просить солнце о помощи - условий их жизни это никак не
затрагивает. Но чем старше цивилизация, тем обширнее сфера ее
соприкосновения с Природой. Вы не можете ограничиться сведениями о
трезубце Нептуна, если хотите добыть нефть с морского дна! Отсюда что
следует? То, что молодая цивилизация ведет себя не как капуста на грядке
летом, но, скорее, как калужница на болоте весной. Она уже почки пустила,
а тут вдруг заморозки, и почки ко всем чертям. Мороз рисует на окнах
узоры. Какие узоры он нарисует, никому не известно; известно, однако, что
скоро они исчезнут, потому что идет потепление. Раннее развитие заикается.
Иначе говоря, осциллирует. Местные гуманитарии называют это историческими
циклами, культурными эпохами и так далее. Разумеется, никаких прогнозов
отсюда делать нельзя. Подходящей моделью будет таз с водой, в которую
добавляют мыло. Пока мыла мало, пузыри лопаются, Добавьте воды - их вовсе
не будет. Но, добавляя мыло, вы сгущаете пену. Подставьте вместо мыла
сравнительно развитые технологии, и пузыри перестанут лопаться. Вот вам
модель цивилизационной экспансии в Космосе! Каждый пузырь - цивилизация.
Сперва мы вычисляем постоянные пузыря. Каково поверхностное натяжение? То
есть стабильность системы. Каков наш пузырь внутри - совершенно пуст или
разделен пленками, а значит, состоит из нескольких пузырей поменьше? То
есть государств. Сколько мыла прибывает в столетие? То есть каков темп
техноэволюции? И так далее.
- Но все это слишком уж отвлеченно, - не сдавался я. - Какое-то
статистическое усреднение из этого, может, и выйдет, но чтобы содержание
инопланетной газеты за такой-то день такого-то года - это уж извините! Ни
за что не поверю!
- Но мы об истории не разговариваем, господин Тихий, мы ее
моделируем, и в качестве доказательства эффективности моделирования
получаем хронограммы, - возразил флегматично доцент. - Сегодня мы в вашем
присутствии загрузим порцию шихты, и притом по материалам планеты, на
которой вы побывали и которую подробно описали в своих "Дневниках".
- Что это - шихта?
- Спрессованная информация о планете, то есть о ее цивилизации. Ваши
записи тоже туда включены, а как же, - но в числе десятка тысяч других.
Чтобы наглядно продемонстрировать вам возможности хроногаубицы, мы нацелим
ее на ваш дневник и посмотрим, что из этого выйдет!
- Не понимаю. Что и как вы нацелите?
- Попросту говоря, ваш отчет о путешествии на Энтеропию будет
сопоставлен со все совокупностью фактов, которые собрал, изучая планету,
целый хронодивизион, непрерывно снабжаемый информацией с нашего мидовского
спутника, а тот получает ее из Маунт-Вилсоновской обсерватории - там у них
самые свежие данные космического радиоперехвата. И никто из нас, господин
Тихий, не знает, что находится в шихте, - такова особенность нашей работы.
На чтение одной только порции шихты у вас ушло бы три тысячи лет, не
меньше. А хронодивизион усваивает ее за тридцать шесть часов, при
упреждении в пять секуляров. Может быть, это даст вам некоторое
представление о различии между историческим воображением машины и
человека. Из всех закавык, с которыми приходится иметь дело, я расскажу
вам лишь об одной, дабы вы уяснили себе, что именно мы вам покажем как
результат моделирования. Хроногаубица действует так, как если бы
разыгрывала тысячи шахматных партий одновременно, причем результат одной
служит началом следующей. Чтобы сделать правильный ход, она конструирует
критерии оценки, теории, гипотезы и так далее. Так вот: мы вовсе не желаем
их знать. Это нам ни к чему - ведь и артиллеристу совершенно незачем
знать, как протекает сгорание каждого зернышка пороха. Снаряд должен
попасть в цель, вот и все. Поэтому хроногаубица отвечает на конкретные
вопросы конкретно, без балласта промежуточных предположений и домыслов.
Программа сегодняшнего эксперимента предусматривает анализ вашего
четырнадцатого путешествия под углом его отдаленных последствий. При этом
не так уж важно, сообщили ли вы, как в суде, правду и только правду. Мы
ведь стоим на почве политики, а не физики. Не в правде дело, но в
Realpolitik [реальная политика (нем.)]. То есть в том, какое влияние ваша
первопроходческая деятельность на Энтеропии окажет на отношения между
цивилизациями - нашей и тамошней.
- Так чего же мы ждем? - спросил я. - Загружайте скорее вашу шихту,
куда положено...
Загрузка началась в пятницу вечером, так что, придя в Институт в
понедельник, я успел как раз вовремя, чтобы увидеть последний этап
операции. В Центр хронослежения набилось множество любопытных из разных
отделов; результат должен был появиться на круглом и толстом, как
иллюминатор, экране, над которым лихорадочно мигали белые и зеленые
контрольные лампочки, совсем как в заурядном фантастическом фильме; часы
показывали одиннадцать, время шло, а мутная глубь за толстым стеклом
оставалась темной. Потом в самом его центре вспыхнула красная точка, и это
свечение распространилось на всю окружность экрана, кишащую черными,
крохотными, извивающимися гусеницами. Выглядело это крайне неаппетитно -
как насекомые на раскаленной сковороде. Шеф лингвистов доктор Гаерштейн
торжествующе воскликнул:
- Родофильное письмо, наречия верхней и нижней Тетрапептиды, язык
официальных бумаг!
Он приблизил лицо к экрану; черные гусеницы - иероглифы или буквы? -
выстроились в два ровных прямоугольника, один над другим.
- Это вам, господин Тихий, - добавил уже спокойнее Гаерштейн.
- Что это?
- Точно не знаю. Я изучал оба эти наречия, но язык со временем
изменяется, а перед нами проекция с упреждением в два секуляра... если не
большим. Коллега Дюнгли, переключите, пожалуйста, на главный транслятор...
Дюнгли уже стоял за пультом, с непроницаемым лицом нажимая на
клавиши. На алом экране возникла острая иголочка света и принялась
перебегать туда и обратно по рядам застывших значков. И тут же частой
дробью отозвалась машина, похожая на большой телетайп. Все повернулись к
ней, оставив место и для меня. По мере того как телетайп перемалывал
буквы, из-под широкого валика мелкими, судорожными скачками высовывался
лист бумаги. Увидев знакомые знаки латиницы, я затаил дыхание и начал
читать.
Кецхьюрр Земское Посольство
Вецхъюрр Сверхмощносильного
Керделленпадранг Политохода Курдлиандии
БАРГМАРГСКВАРОШ!
Г.Ийону Тихому
в Земле 115 Ллимнер, Опрель
Ваше Высокоблагостное Рождество!
Мы: Необычайный и Полно-Мощный Министр, Земно Аккредитованный,
Сверхмощносильного Политохода Курдлиандского, совращаемся к В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
планеты, ее недра и полюсы, когда орды кочевников кормятся чем Бог послал
- они могут думать о звездах, морях, климате, почве все, что взбредет им в
голову, ведь эти бредни не связаны с эффективной практической
деятельностью. Дождь они могут вызывать заклинаниями, обращать к океану
молитвы, просить солнце о помощи - условий их жизни это никак не
затрагивает. Но чем старше цивилизация, тем обширнее сфера ее
соприкосновения с Природой. Вы не можете ограничиться сведениями о
трезубце Нептуна, если хотите добыть нефть с морского дна! Отсюда что
следует? То, что молодая цивилизация ведет себя не как капуста на грядке
летом, но, скорее, как калужница на болоте весной. Она уже почки пустила,
а тут вдруг заморозки, и почки ко всем чертям. Мороз рисует на окнах
узоры. Какие узоры он нарисует, никому не известно; известно, однако, что
скоро они исчезнут, потому что идет потепление. Раннее развитие заикается.
Иначе говоря, осциллирует. Местные гуманитарии называют это историческими
циклами, культурными эпохами и так далее. Разумеется, никаких прогнозов
отсюда делать нельзя. Подходящей моделью будет таз с водой, в которую
добавляют мыло. Пока мыла мало, пузыри лопаются, Добавьте воды - их вовсе
не будет. Но, добавляя мыло, вы сгущаете пену. Подставьте вместо мыла
сравнительно развитые технологии, и пузыри перестанут лопаться. Вот вам
модель цивилизационной экспансии в Космосе! Каждый пузырь - цивилизация.
Сперва мы вычисляем постоянные пузыря. Каково поверхностное натяжение? То
есть стабильность системы. Каков наш пузырь внутри - совершенно пуст или
разделен пленками, а значит, состоит из нескольких пузырей поменьше? То
есть государств. Сколько мыла прибывает в столетие? То есть каков темп
техноэволюции? И так далее.
- Но все это слишком уж отвлеченно, - не сдавался я. - Какое-то
статистическое усреднение из этого, может, и выйдет, но чтобы содержание
инопланетной газеты за такой-то день такого-то года - это уж извините! Ни
за что не поверю!
- Но мы об истории не разговариваем, господин Тихий, мы ее
моделируем, и в качестве доказательства эффективности моделирования
получаем хронограммы, - возразил флегматично доцент. - Сегодня мы в вашем
присутствии загрузим порцию шихты, и притом по материалам планеты, на
которой вы побывали и которую подробно описали в своих "Дневниках".
- Что это - шихта?
- Спрессованная информация о планете, то есть о ее цивилизации. Ваши
записи тоже туда включены, а как же, - но в числе десятка тысяч других.
Чтобы наглядно продемонстрировать вам возможности хроногаубицы, мы нацелим
ее на ваш дневник и посмотрим, что из этого выйдет!
- Не понимаю. Что и как вы нацелите?
- Попросту говоря, ваш отчет о путешествии на Энтеропию будет
сопоставлен со все совокупностью фактов, которые собрал, изучая планету,
целый хронодивизион, непрерывно снабжаемый информацией с нашего мидовского
спутника, а тот получает ее из Маунт-Вилсоновской обсерватории - там у них
самые свежие данные космического радиоперехвата. И никто из нас, господин
Тихий, не знает, что находится в шихте, - такова особенность нашей работы.
На чтение одной только порции шихты у вас ушло бы три тысячи лет, не
меньше. А хронодивизион усваивает ее за тридцать шесть часов, при
упреждении в пять секуляров. Может быть, это даст вам некоторое
представление о различии между историческим воображением машины и
человека. Из всех закавык, с которыми приходится иметь дело, я расскажу
вам лишь об одной, дабы вы уяснили себе, что именно мы вам покажем как
результат моделирования. Хроногаубица действует так, как если бы
разыгрывала тысячи шахматных партий одновременно, причем результат одной
служит началом следующей. Чтобы сделать правильный ход, она конструирует
критерии оценки, теории, гипотезы и так далее. Так вот: мы вовсе не желаем
их знать. Это нам ни к чему - ведь и артиллеристу совершенно незачем
знать, как протекает сгорание каждого зернышка пороха. Снаряд должен
попасть в цель, вот и все. Поэтому хроногаубица отвечает на конкретные
вопросы конкретно, без балласта промежуточных предположений и домыслов.
Программа сегодняшнего эксперимента предусматривает анализ вашего
четырнадцатого путешествия под углом его отдаленных последствий. При этом
не так уж важно, сообщили ли вы, как в суде, правду и только правду. Мы
ведь стоим на почве политики, а не физики. Не в правде дело, но в
Realpolitik [реальная политика (нем.)]. То есть в том, какое влияние ваша
первопроходческая деятельность на Энтеропии окажет на отношения между
цивилизациями - нашей и тамошней.
- Так чего же мы ждем? - спросил я. - Загружайте скорее вашу шихту,
куда положено...
Загрузка началась в пятницу вечером, так что, придя в Институт в
понедельник, я успел как раз вовремя, чтобы увидеть последний этап
операции. В Центр хронослежения набилось множество любопытных из разных
отделов; результат должен был появиться на круглом и толстом, как
иллюминатор, экране, над которым лихорадочно мигали белые и зеленые
контрольные лампочки, совсем как в заурядном фантастическом фильме; часы
показывали одиннадцать, время шло, а мутная глубь за толстым стеклом
оставалась темной. Потом в самом его центре вспыхнула красная точка, и это
свечение распространилось на всю окружность экрана, кишащую черными,
крохотными, извивающимися гусеницами. Выглядело это крайне неаппетитно -
как насекомые на раскаленной сковороде. Шеф лингвистов доктор Гаерштейн
торжествующе воскликнул:
- Родофильное письмо, наречия верхней и нижней Тетрапептиды, язык
официальных бумаг!
Он приблизил лицо к экрану; черные гусеницы - иероглифы или буквы? -
выстроились в два ровных прямоугольника, один над другим.
- Это вам, господин Тихий, - добавил уже спокойнее Гаерштейн.
- Что это?
- Точно не знаю. Я изучал оба эти наречия, но язык со временем
изменяется, а перед нами проекция с упреждением в два секуляра... если не
большим. Коллега Дюнгли, переключите, пожалуйста, на главный транслятор...
Дюнгли уже стоял за пультом, с непроницаемым лицом нажимая на
клавиши. На алом экране возникла острая иголочка света и принялась
перебегать туда и обратно по рядам застывших значков. И тут же частой
дробью отозвалась машина, похожая на большой телетайп. Все повернулись к
ней, оставив место и для меня. По мере того как телетайп перемалывал
буквы, из-под широкого валика мелкими, судорожными скачками высовывался
лист бумаги. Увидев знакомые знаки латиницы, я затаил дыхание и начал
читать.
Кецхьюрр Земское Посольство
Вецхъюрр Сверхмощносильного
Керделленпадранг Политохода Курдлиандии
БАРГМАРГСКВАРОШ!
Г.Ийону Тихому
в Земле 115 Ллимнер, Опрель
Ваше Высокоблагостное Рождество!
Мы: Необычайный и Полно-Мощный Министр, Земно Аккредитованный,
Сверхмощносильного Политохода Курдлиандского, совращаемся к В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90