Вот на этой-то почве выросло то нравственное учение, над разъяснением сущности которого Вы в настоящее время работаете. Я охрип повторять, что Вы, во-первых, осуществляете мою исконную мысль, что Евангелие есть проповедь полнейшего аскетизма и отрицание жизни, совершенно вопреки церковному учению о противном, а во-вторых, что я наперед уверен, что Ваш труд {2} будет блистательным этого подтверждением. Это я сто раз повторял Страхову.
Но как бы гениально ни было уяснение смысла известной книги, книга остается книгой, а жизнь с миллионами своих неизбежных требований остается жизнью и семя семенем, требующим расцвета и семени. Поэтому отрицание не может быть руководством жизни и ее требований, тем более у человека, существа искусственного, ибо родится наг, без рогов, копыт и подножного корма и требует дубинки на защиту семейства и запасу и т. д. Поэтому я часто повторяю экспромт Толстого: "Вот, Полонский, жена, дети, хлеба нету; ну что! Так нехорошо". Отрицает Андрей. Для него нет обожаемой женщины, зато нет и занесенного над ним ножа. Ему все это все равно. Этого для него уже нет. И это я могу понять. Но чтобы человек мог любить хоть что-нибудь в мире, не только жену, детей, а ну хоть старую рукопись или кофе, и в то же время говорить об отрицании жизни, - этого я не понимаю, потому что это прямое противоречие с исключением одним другого. Или для меня ничего нет, хоть сейчас пропади свет и я сам, или же еще что-то осталось дорогое, в таком случае для дела все равно: человек ли это, или любимая мысль, или ощущенье. Любить - значит расширять свое существо на внешний объект, и почему лучше расширять его на опиум, водку, чем на человека, кошку, гладкий фундамент под оранжереей? Даже дошедший до крайности самоуничижения Христос говорил "Tat twam asi" {"Это ты" (санскр.).} - "люби как самого себя - ибо это единственное мое мерило", "никто же, когда плоть свою возненавиде, но питает и греет ю", и скажи он: "Люби более самого себя", - надо бы навсегда закрыть книгу. Жизнь индивидуума (у Шопенгауэра отдельной вещи) - есть смерть другого. Это закон Дарвина, которого он не выдумал, а который знает всякий, видевший хоть грача на пашне. Поэтому нельзя жить как-то по-новому, - иначе, чем жил Адам, Моисей и индюшка. Меня изумил Ваш вопрос, почему я, зная тщету жизни, не самоубьюсь? Да ведь я же точно так же, если не более, знаю тщету еды и питья. Почему же я ежедневно пью кофе и обедаю. Мое знание, и несомненное, нимало не мешает мне есть. Ем потому, что он (Wille) во мне хочет, а я перевожу и говорю: "я хочу и хочу нимало не <1 нрзб.> чем < 1 нрзб.> тщету моих действий. Не естественно ли спросить, почему тот, для кого жизнь не имеет, как наслажденье, никакой цены, не выпрыгивает из нее вниз, что для него ни крошечки не страшнее. Ничто. Страшно только бытие, то есть жизнь, а не ее отрицание. Отрицание жизни и небытие более чем близнецы. Это одно и то же. Пока не увижу противного, не поверю, чтобы Софья Андреевна не любила Вас или детей своих, потому что вижу, что она за них готова меня укусить. И никогда я не поверю, чтобы она годовым детям шила фраки с андреевской звездой, а взрослым давала соски с сахаром. А каждому, что ему приятно. Марье Петровне - Митрофаньи образки, а мне журавли, и я даже не помышляю тащить ее в журавлиную веру. Равным образом я не могу понять, как можете Вы стать в ту оппозицию, с такими капитальными вещами, как Ваши произведения, которые так высоко оценены мною. А меня не так-то легко подкупить или надуть в этом деле. Если бы я по вражде убил Вас, и тогда бы сказал, что это сокровищница художественных откровений и дай бог, чтобы русское общество доросло до понимания всего там хранящегося. Или Вы шутите, или Вы больны. Тогда, как о Гоголе, сжегшем свои сочинения, надо о Вас жалеть, а не судить. Если же под этой выходкой таится нечто серьезное, тогда я не могу об этом судить, как о великом стихотворении на халдейском языке. Я понимаю тщету мира умом, но не животом, не интуитивно. Но понять интуитивно и жить - этого я и у Шопенгауэра в 4-й книге, невзирая на красноречие, не понял. Он приводит пример уморившего себя принципиально - голодом. Я не отрицаю факта; но объясняю его тем, что боевой крючок соскочил и часы перестали бить. Это болезнь, а не нормальное состояние. Страхов прислал последнюю корректуру со словом: "Конец". Следовательно, жду одно: лист предисловий и затем - готово {3}. Страхов советует мне, чтобы понять Вашу точку зрения, дойти до отчаяния - испытал и это. Все лето доходил до отчаяния от дождей и теперь дохожу до отчаяния: кирпич неудачен, известка не готова, котельщики на дворе и толку нет. Все шиворот-навыворот - до отчаяния, а крючок все-таки не соскакивает.
За границу, кажется, до марта не поеду. Чувствую, что зимой не по силам. Знаю, что на длинное мое марание Вы скажете, это все не туда, не к делу. Жизнь - наслаждение в лишении, в страдании. Но для козявки и Наполеона страдание - страж на рубеже, который не надо переходить. А Вы меня туда суете. Шопенгауэр, по словам Борисова, входит наконец в большую моду в германских университетах. Слава богу. До глухого весть дошла. Наши общие усердные приветствия графине. Зимой заеду в Ясную. Пожалуйста, хоть изредка вспоминайте строчкой.
Будьте здоровы и не сердитесь.
Ваш А. Шеншин {4}.
45
18 октября <1880 г.>. Будановка.
Дорогой граф!
Что я ни на йоту не переставал любить и чтить Вас, доказывает мое последнее письмо к Страхову. Марья Петровна, дай бог ей здоровья, ввиду скуки предпраздничных визитов решила на этот раз не ехать в Москву раньше 24 декабря. Зная, что Страхов приезжает к Вам на праздники, я думал встретиться с ним у Вас денька на два, а затем проехать вместе с ним в Питер, что в его сообществе мне, старику, не будет так тяжело. При этом я хотел прочесть графине Софье Андреевне начало моего перевода из "Фауста", чтобы знать, продолжать или нет. Надеюсь, что вы оба позволите мне доставить себе этот праздник. <...>
Вчерашнее письмо Ваше читал и перечитывал со вниманием и заслужил замечание жены: "Что это ты так думаешь долго?" И затрудняюсь отвечать на него, не зная, с чего начать. Вы одним почерком изгоняете все умственные авторитеты, всех представителей и светочей мысли и вслед за тем обращаетесь к мысли и цитуете авторитеты. Этого мало, цитуя свои авторитеты, Вы без всякого права придаете словам их смысл, которого они никогда иметь не могли. Вот почему Шопенгауэр называет трансцендентальную философию Канта снятием катаракты с глаз человечества, рядом с которым не подвергшиеся этой операции остаются во врожденном детстве реализма и материализма. Кант жил не далее как за сто лет назад и произвел над нами, то есть Вами и мной, эту операцию, а наша голова так устроена, что мы можем забывать исторические факты, но действительное знание, например, математика, утрачивается только с жизнью. Только с помощью открытия Канта центр тяжести мира извне перешел в мозговой узел и получил там свои качества. До тех пор это было немыслимо. Стоя на этой современной почве, Вы вдруг вкладываете в уста неоплатоника несвойственный ему смысл речи, переведя его ????? даже не словом _разум_, а разумение. Для него бог был монотеистическим богом, в честь которого и велись все христианские доктрины и изменения, то есть, по словам же основателя, пополнения монотеистетического закона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Но как бы гениально ни было уяснение смысла известной книги, книга остается книгой, а жизнь с миллионами своих неизбежных требований остается жизнью и семя семенем, требующим расцвета и семени. Поэтому отрицание не может быть руководством жизни и ее требований, тем более у человека, существа искусственного, ибо родится наг, без рогов, копыт и подножного корма и требует дубинки на защиту семейства и запасу и т. д. Поэтому я часто повторяю экспромт Толстого: "Вот, Полонский, жена, дети, хлеба нету; ну что! Так нехорошо". Отрицает Андрей. Для него нет обожаемой женщины, зато нет и занесенного над ним ножа. Ему все это все равно. Этого для него уже нет. И это я могу понять. Но чтобы человек мог любить хоть что-нибудь в мире, не только жену, детей, а ну хоть старую рукопись или кофе, и в то же время говорить об отрицании жизни, - этого я не понимаю, потому что это прямое противоречие с исключением одним другого. Или для меня ничего нет, хоть сейчас пропади свет и я сам, или же еще что-то осталось дорогое, в таком случае для дела все равно: человек ли это, или любимая мысль, или ощущенье. Любить - значит расширять свое существо на внешний объект, и почему лучше расширять его на опиум, водку, чем на человека, кошку, гладкий фундамент под оранжереей? Даже дошедший до крайности самоуничижения Христос говорил "Tat twam asi" {"Это ты" (санскр.).} - "люби как самого себя - ибо это единственное мое мерило", "никто же, когда плоть свою возненавиде, но питает и греет ю", и скажи он: "Люби более самого себя", - надо бы навсегда закрыть книгу. Жизнь индивидуума (у Шопенгауэра отдельной вещи) - есть смерть другого. Это закон Дарвина, которого он не выдумал, а который знает всякий, видевший хоть грача на пашне. Поэтому нельзя жить как-то по-новому, - иначе, чем жил Адам, Моисей и индюшка. Меня изумил Ваш вопрос, почему я, зная тщету жизни, не самоубьюсь? Да ведь я же точно так же, если не более, знаю тщету еды и питья. Почему же я ежедневно пью кофе и обедаю. Мое знание, и несомненное, нимало не мешает мне есть. Ем потому, что он (Wille) во мне хочет, а я перевожу и говорю: "я хочу и хочу нимало не <1 нрзб.> чем < 1 нрзб.> тщету моих действий. Не естественно ли спросить, почему тот, для кого жизнь не имеет, как наслажденье, никакой цены, не выпрыгивает из нее вниз, что для него ни крошечки не страшнее. Ничто. Страшно только бытие, то есть жизнь, а не ее отрицание. Отрицание жизни и небытие более чем близнецы. Это одно и то же. Пока не увижу противного, не поверю, чтобы Софья Андреевна не любила Вас или детей своих, потому что вижу, что она за них готова меня укусить. И никогда я не поверю, чтобы она годовым детям шила фраки с андреевской звездой, а взрослым давала соски с сахаром. А каждому, что ему приятно. Марье Петровне - Митрофаньи образки, а мне журавли, и я даже не помышляю тащить ее в журавлиную веру. Равным образом я не могу понять, как можете Вы стать в ту оппозицию, с такими капитальными вещами, как Ваши произведения, которые так высоко оценены мною. А меня не так-то легко подкупить или надуть в этом деле. Если бы я по вражде убил Вас, и тогда бы сказал, что это сокровищница художественных откровений и дай бог, чтобы русское общество доросло до понимания всего там хранящегося. Или Вы шутите, или Вы больны. Тогда, как о Гоголе, сжегшем свои сочинения, надо о Вас жалеть, а не судить. Если же под этой выходкой таится нечто серьезное, тогда я не могу об этом судить, как о великом стихотворении на халдейском языке. Я понимаю тщету мира умом, но не животом, не интуитивно. Но понять интуитивно и жить - этого я и у Шопенгауэра в 4-й книге, невзирая на красноречие, не понял. Он приводит пример уморившего себя принципиально - голодом. Я не отрицаю факта; но объясняю его тем, что боевой крючок соскочил и часы перестали бить. Это болезнь, а не нормальное состояние. Страхов прислал последнюю корректуру со словом: "Конец". Следовательно, жду одно: лист предисловий и затем - готово {3}. Страхов советует мне, чтобы понять Вашу точку зрения, дойти до отчаяния - испытал и это. Все лето доходил до отчаяния от дождей и теперь дохожу до отчаяния: кирпич неудачен, известка не готова, котельщики на дворе и толку нет. Все шиворот-навыворот - до отчаяния, а крючок все-таки не соскакивает.
За границу, кажется, до марта не поеду. Чувствую, что зимой не по силам. Знаю, что на длинное мое марание Вы скажете, это все не туда, не к делу. Жизнь - наслаждение в лишении, в страдании. Но для козявки и Наполеона страдание - страж на рубеже, который не надо переходить. А Вы меня туда суете. Шопенгауэр, по словам Борисова, входит наконец в большую моду в германских университетах. Слава богу. До глухого весть дошла. Наши общие усердные приветствия графине. Зимой заеду в Ясную. Пожалуйста, хоть изредка вспоминайте строчкой.
Будьте здоровы и не сердитесь.
Ваш А. Шеншин {4}.
45
18 октября <1880 г.>. Будановка.
Дорогой граф!
Что я ни на йоту не переставал любить и чтить Вас, доказывает мое последнее письмо к Страхову. Марья Петровна, дай бог ей здоровья, ввиду скуки предпраздничных визитов решила на этот раз не ехать в Москву раньше 24 декабря. Зная, что Страхов приезжает к Вам на праздники, я думал встретиться с ним у Вас денька на два, а затем проехать вместе с ним в Питер, что в его сообществе мне, старику, не будет так тяжело. При этом я хотел прочесть графине Софье Андреевне начало моего перевода из "Фауста", чтобы знать, продолжать или нет. Надеюсь, что вы оба позволите мне доставить себе этот праздник. <...>
Вчерашнее письмо Ваше читал и перечитывал со вниманием и заслужил замечание жены: "Что это ты так думаешь долго?" И затрудняюсь отвечать на него, не зная, с чего начать. Вы одним почерком изгоняете все умственные авторитеты, всех представителей и светочей мысли и вслед за тем обращаетесь к мысли и цитуете авторитеты. Этого мало, цитуя свои авторитеты, Вы без всякого права придаете словам их смысл, которого они никогда иметь не могли. Вот почему Шопенгауэр называет трансцендентальную философию Канта снятием катаракты с глаз человечества, рядом с которым не подвергшиеся этой операции остаются во врожденном детстве реализма и материализма. Кант жил не далее как за сто лет назад и произвел над нами, то есть Вами и мной, эту операцию, а наша голова так устроена, что мы можем забывать исторические факты, но действительное знание, например, математика, утрачивается только с жизнью. Только с помощью открытия Канта центр тяжести мира извне перешел в мозговой узел и получил там свои качества. До тех пор это было немыслимо. Стоя на этой современной почве, Вы вдруг вкладываете в уста неоплатоника несвойственный ему смысл речи, переведя его ????? даже не словом _разум_, а разумение. Для него бог был монотеистическим богом, в честь которого и велись все христианские доктрины и изменения, то есть, по словам же основателя, пополнения монотеистетического закона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73