Мысль перевести его родилась у меня из желания его изучить. Уж лучше этого приема трудно придумать. Почему же не сделать так, чтобы следы моего изучения остались на пользу и другим желающим? Конечно, мне торопиться некуда. Но подъедете Вы и взглянете - так ли идет дело или криво. Я бы желал для читателей снабдить перевод рядом примеров, для уяснения терминологии.
Напишите мне совершенно откровенно, какого Вы мнения о моей затее? Пожалуйста, раз навсегда, во имя той простоты, которую Вы во мне заметили, - называйте вещи их именами. Amicus Plato! {Платон мне друг! (лат).}
Если бы я довел до конца свой перевод, я бы написал к нему краткое предисловие, от которого не поздоровилось бы русской pseudo-интеллигенции.
Какое это будет приятное время, когда мы Вас встретим в Воробьевке!
Искренно Вас уважающий А. Шеншин.
62
4 мая 1878.
Дорогой Николай Николаевич.
Не могу без радостного трепета встречаться с мыслью, что наша густая зелень примет Вас под свою широкую душистую тень и что мне предстоят те часы, которые проводила афинская молодежь в философских садах {1}. Прибавьте, что едва ли личность Сократа так была симпатична его ученикам, как пришлась мне ко двору Ваша. Эта тихая положительная личность вполне отразилась в Ваших "Основах" {2}, за которые приношу мою признательность и которую читал 3 дня, не желая читать без понимания. Честь и слава Вам и Вашему труду. Это мастерские основы, хотя я недостаточно учен, чтобы судить о том, свое или чужое в объяснении субъективной свободы воли во внимание ее неподсудности уму, или, как сказано, невозможности объектирования. Но об этом при радостном свидании. Итак, будем ждать Вас около 15-го.
Напрасно думаете Вы, что мы не оценим Вас без соуса, давайте нам скорее interens без occidens { внутреннюю сущность без сущности явленной (лат.).}.
Постараемся устроить Вас попокойней.
Много и мне нужно Вам сказать, чего вдруг не скажешь.
До свидания.
Глубокоуважающий
А. Шеншин.
63
Московско-Курской ж. дор. станция Будановка.
28 января 1879 г.
Тысячу раз спасибо Вам, дорогой Николай Николаевич, за любезную присылку "Критики разума", а еще более любезные строки, полученные сегодня с книгой. Очень приятно было мне единовременно с Вашим письмом получить от старинной приятельницы из Висбадена другое {1}, в котором она пишет: "и перевозили меня тогда больную, а я все повторяла в уме Ваше "_Alter ego_"; все Ваша лилея гляделась в нагорный ручей - и с этим я пережила весну". Такие отзывы с совершенно противоположных сторон свидетельствуют, что это правда, а не сочиненная за кофеем штука.
По милости Вашей кабинет мой представляет какую-то книжную слесарню. Столько навалено книг, что не успеваешь оглядываться.
Я уже начал понемногу переводить, и это очень весело. Надо усердно бороться с текстом. Теперь будьте великодушны и слушайте смирно, а затем говорите. Шопенгауэр поймал, так сказать, логику бытия, которую, как Вам известно, назвал (если память не изменила - так как эта книга у Толстого) - 4 fache Wurtzel des Satzes for Zumichenden Grunde {2}. Эти корни, как он их называет: время, пространство, причинность, а 4-го, хоть убейте, не помню. Написал Борисову купить, и перечту. Тем не менее Шопенгауэр то и дело ссылается на это сочинение и для краткости называет его Der Satz von Grunde.
По зрелом размышлении я перевел это название - "_Положение об основании_". Слово Satz здесь имеет то самое значение, которое в математике имеет "теорема", в противоположность или отличие от "аксиомы". В логике я не знаю более соответственного слова как "положение", и если бы переводить весь титул книги, следовало бы перевести: "4 корня положения о достаточном основании" (подразумевая - к бытию).
Если бы Шопенгауэр хотел сказать более грубое и частное: "о достаточной причине", то не затруднился бы словом Ursache {Причина (нем.).}. Вот мои основания к такому переводу положения об "основании", а не об "основах" даже; ибо _достаточное основание_ бывает, а _достаточной основы_ не бывает. Основа бывает или крепкая, Или гнилая и т. д., ибо она вещь, nomen, а основание - numen {Букв.: имя и знак (лат.).}. Напишите, прав ли я?
Дорого мне, чтобы Вы с Толстым одобрили мои стихи, а остальные - как хотят.
Случевский {3} был далеко не без таланта.
"_В снегах_" не читал, да и где я могу что прочесть, хотя бы на весу.
Помню, в моей азбучке стояло: говори всегда правду и никогда не лги.
Поэтому, наперекор приличию, наперед объявляю Вам: если Вы весной минуете Воробьевку, то на Ваш счет будут раздаваться энергические выражения.
Я застал Толстого заваленного всякого рода источниками того времени {4} и думаю, что он теперь там, а потому ответа скорого и не жду. Позвольте мне быть Вам должным за Канта до свидания, как помню, 3 руб. 80 коп., хотя имею возможность уплатить эти деньги в Питере через боткинского поверенного, но, право, это много шуму из ничего. Не продается ли какой из драгоценных камней, как Вы их величаете.
Сегодня утром, по получении Вашего и заграничного письма, написал стихотворение, которое прилагаю на цензуру {*}.
Жена нашла в газетах смерть Мстислава Викт. Прахова, уж не поэт ли?
Оба мы и Александр Иванович {5}, ныне уехавший в воронежскую деревню, усердно Вам кланяемся. Пожалуйста, поменьше мыкайтесь и почаще радуйте строками.
Ваш А. Шеншин.
{* Далекий друг, пойми мои страданья {6},
Ты мне прости болезненный мой крик,
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык,
Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красотой не жертвовали мы.
Где ж это все? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир обнять.
Напрасный жар. Никто не понимает.
Воскреснут звуки и замрут опять.
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
28 января 1879
4-й куплет
Одна лишь ты. Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь и в сердце вдохновенье.
Прочь этот сон, в нем слишком много слез!}
В. С. СОЛОВЬЕВУ
64
Московско-Курской ж. дор. станция Будановка. Марта 14 <1881 г.>.
Душевноуважаемый Владимир Сергеевич.
Приношу Вам мою живейшую благодарность за оба письма, хотя первое было мною, как это часто у нас бывает, получено с нарочным, отвезшим мое второе. - Благодарю Вас за дорогой подарок "Крит<ики> Отвлеч<енных> начал" {1}. В настоящее время наслаждаюсь этим прекрасным плодом Ваших многоразличных трудов и на досуге читаю его очень, по моим духовным силам, медленно, но не без толку. - И вообразите, все время браню Вас умственно, приговаривая, неужели такой умница может быть до того слеп, что воображает, что наша непочатая университетская молодежь или заурядная публика поймут тут хоть две строки рядом. Ведь это для них арабская азбука. Повторяю: я в восхищении от Вашей книги и, главное, от ее критической стороны. - Видали Вы, как торговцы хлебом печеным, икрой, говядиной - самым острым ножом отрезают кусок. Как аппетитно выходит. Таков Ваш Diserimen rerum {Анализ вещей (лат.).}. Просто загляденье.
Спешу захватить Вас этим письмом на месте. Мне уже представляется, что Вы уезжаете и Вас не отыщешь. А между тем после Святой Вы собираетесь быть всюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Напишите мне совершенно откровенно, какого Вы мнения о моей затее? Пожалуйста, раз навсегда, во имя той простоты, которую Вы во мне заметили, - называйте вещи их именами. Amicus Plato! {Платон мне друг! (лат).}
Если бы я довел до конца свой перевод, я бы написал к нему краткое предисловие, от которого не поздоровилось бы русской pseudo-интеллигенции.
Какое это будет приятное время, когда мы Вас встретим в Воробьевке!
Искренно Вас уважающий А. Шеншин.
62
4 мая 1878.
Дорогой Николай Николаевич.
Не могу без радостного трепета встречаться с мыслью, что наша густая зелень примет Вас под свою широкую душистую тень и что мне предстоят те часы, которые проводила афинская молодежь в философских садах {1}. Прибавьте, что едва ли личность Сократа так была симпатична его ученикам, как пришлась мне ко двору Ваша. Эта тихая положительная личность вполне отразилась в Ваших "Основах" {2}, за которые приношу мою признательность и которую читал 3 дня, не желая читать без понимания. Честь и слава Вам и Вашему труду. Это мастерские основы, хотя я недостаточно учен, чтобы судить о том, свое или чужое в объяснении субъективной свободы воли во внимание ее неподсудности уму, или, как сказано, невозможности объектирования. Но об этом при радостном свидании. Итак, будем ждать Вас около 15-го.
Напрасно думаете Вы, что мы не оценим Вас без соуса, давайте нам скорее interens без occidens { внутреннюю сущность без сущности явленной (лат.).}.
Постараемся устроить Вас попокойней.
Много и мне нужно Вам сказать, чего вдруг не скажешь.
До свидания.
Глубокоуважающий
А. Шеншин.
63
Московско-Курской ж. дор. станция Будановка.
28 января 1879 г.
Тысячу раз спасибо Вам, дорогой Николай Николаевич, за любезную присылку "Критики разума", а еще более любезные строки, полученные сегодня с книгой. Очень приятно было мне единовременно с Вашим письмом получить от старинной приятельницы из Висбадена другое {1}, в котором она пишет: "и перевозили меня тогда больную, а я все повторяла в уме Ваше "_Alter ego_"; все Ваша лилея гляделась в нагорный ручей - и с этим я пережила весну". Такие отзывы с совершенно противоположных сторон свидетельствуют, что это правда, а не сочиненная за кофеем штука.
По милости Вашей кабинет мой представляет какую-то книжную слесарню. Столько навалено книг, что не успеваешь оглядываться.
Я уже начал понемногу переводить, и это очень весело. Надо усердно бороться с текстом. Теперь будьте великодушны и слушайте смирно, а затем говорите. Шопенгауэр поймал, так сказать, логику бытия, которую, как Вам известно, назвал (если память не изменила - так как эта книга у Толстого) - 4 fache Wurtzel des Satzes for Zumichenden Grunde {2}. Эти корни, как он их называет: время, пространство, причинность, а 4-го, хоть убейте, не помню. Написал Борисову купить, и перечту. Тем не менее Шопенгауэр то и дело ссылается на это сочинение и для краткости называет его Der Satz von Grunde.
По зрелом размышлении я перевел это название - "_Положение об основании_". Слово Satz здесь имеет то самое значение, которое в математике имеет "теорема", в противоположность или отличие от "аксиомы". В логике я не знаю более соответственного слова как "положение", и если бы переводить весь титул книги, следовало бы перевести: "4 корня положения о достаточном основании" (подразумевая - к бытию).
Если бы Шопенгауэр хотел сказать более грубое и частное: "о достаточной причине", то не затруднился бы словом Ursache {Причина (нем.).}. Вот мои основания к такому переводу положения об "основании", а не об "основах" даже; ибо _достаточное основание_ бывает, а _достаточной основы_ не бывает. Основа бывает или крепкая, Или гнилая и т. д., ибо она вещь, nomen, а основание - numen {Букв.: имя и знак (лат.).}. Напишите, прав ли я?
Дорого мне, чтобы Вы с Толстым одобрили мои стихи, а остальные - как хотят.
Случевский {3} был далеко не без таланта.
"_В снегах_" не читал, да и где я могу что прочесть, хотя бы на весу.
Помню, в моей азбучке стояло: говори всегда правду и никогда не лги.
Поэтому, наперекор приличию, наперед объявляю Вам: если Вы весной минуете Воробьевку, то на Ваш счет будут раздаваться энергические выражения.
Я застал Толстого заваленного всякого рода источниками того времени {4} и думаю, что он теперь там, а потому ответа скорого и не жду. Позвольте мне быть Вам должным за Канта до свидания, как помню, 3 руб. 80 коп., хотя имею возможность уплатить эти деньги в Питере через боткинского поверенного, но, право, это много шуму из ничего. Не продается ли какой из драгоценных камней, как Вы их величаете.
Сегодня утром, по получении Вашего и заграничного письма, написал стихотворение, которое прилагаю на цензуру {*}.
Жена нашла в газетах смерть Мстислава Викт. Прахова, уж не поэт ли?
Оба мы и Александр Иванович {5}, ныне уехавший в воронежскую деревню, усердно Вам кланяемся. Пожалуйста, поменьше мыкайтесь и почаще радуйте строками.
Ваш А. Шеншин.
{* Далекий друг, пойми мои страданья {6},
Ты мне прости болезненный мой крик,
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык,
Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красотой не жертвовали мы.
Где ж это все? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир обнять.
Напрасный жар. Никто не понимает.
Воскреснут звуки и замрут опять.
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
28 января 1879
4-й куплет
Одна лишь ты. Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь и в сердце вдохновенье.
Прочь этот сон, в нем слишком много слез!}
В. С. СОЛОВЬЕВУ
64
Московско-Курской ж. дор. станция Будановка. Марта 14 <1881 г.>.
Душевноуважаемый Владимир Сергеевич.
Приношу Вам мою живейшую благодарность за оба письма, хотя первое было мною, как это часто у нас бывает, получено с нарочным, отвезшим мое второе. - Благодарю Вас за дорогой подарок "Крит<ики> Отвлеч<енных> начал" {1}. В настоящее время наслаждаюсь этим прекрасным плодом Ваших многоразличных трудов и на досуге читаю его очень, по моим духовным силам, медленно, но не без толку. - И вообразите, все время браню Вас умственно, приговаривая, неужели такой умница может быть до того слеп, что воображает, что наша непочатая университетская молодежь или заурядная публика поймут тут хоть две строки рядом. Ведь это для них арабская азбука. Повторяю: я в восхищении от Вашей книги и, главное, от ее критической стороны. - Видали Вы, как торговцы хлебом печеным, икрой, говядиной - самым острым ножом отрезают кусок. Как аппетитно выходит. Таков Ваш Diserimen rerum {Анализ вещей (лат.).}. Просто загляденье.
Спешу захватить Вас этим письмом на месте. Мне уже представляется, что Вы уезжаете и Вас не отыщешь. А между тем после Святой Вы собираетесь быть всюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73