двенадцать писем Фета печатаются по автографам из этого собрания). Они были знакомы давно, но "личные отношения с Фетом у нее сложились лишь после того, как Толстой, поглощенный своим новым образом жизни и мысли, своими новыми делами, заботами, интересами и друзьями, отошел от него. Теперь через Софью Андреевну главным образом осуществлялась и как бы продолжалась духовная связь обоих писателей. Она приглашает на свои вечера Фета с женой, сама бывает у них, посылает ему издаваемые ею сочинения Толстого, посвящает в творческую жизнь мужа и в то же время знакомит последнего с новыми стихами поэта..." {С. А. Розанова. Лев Толстой и Фет (История одной дружбы). - "Русская литература", 1963, Ќ 2, с. 106.} Этому этапу отношений Фета и С. Толстой предшествовали двадцать лет знакомства. Вскоре после женитьбы Толстой познакомил Фета со своей женой; в письме от 19 ноября 1862 года поэт писал своему другу: "Что милейшая графиня Софья Андреевна? Передайте ей мою живейшую симпатию. Скажите, что никто посторонний не ценит ее более моего. Какая кроткая, прелестная женщина, точно вечерняя звезда между ветвями плакучей березы". В следующем году произошла "история со светляками", которую С. Толстая в своей "Автобиографии" ("Начала", 1921, Ќ 1) описала так: "Довольно часто посещал нас Фет... Когда он к нам заезжал проездом в Москву и обратно в свое имение, часто с своей доброй женой Марией Петровной, он оглашал весь дом своей громкой, блестящей, часто остроумной и порою льстивой речью. В 1863 году он был в Ясной Поляне ранним летом, в то время, как Лев Николаевич был страшно увлечен пчелами и целыми днями проводил время на пчельнике, куда и я прибегала к нему иногда с завтраком. Вечером мы все решили пить чай на пчельнике. Засветились всюду в траве светляки. Лев Николаевич взял два из них и, приставя шутя к моим ушам, сказал: "Вот я обещал тебе изумрудные серьги, чего же лучше этих?" Когда Фет уехал, он написал мне письмо со стихами, кончавшимися так:
В моей руке твоя рука,
Какое чудо!
А на земле два светляка,
Два изумруда".
С. Толстая говорит о фетовском стихотворении "Я повторял: "Когда я буду..." - первом (и, пожалуй, лучшем) из обращенных к ней; в последующие годы ей были посвящены: "Когда так нежно расточала..." (1866), "Когда стопой слегка усталой..." (1884), "И вот портрет! И схоже и несхоже..." (1885), "Я не у вас, я обделен..." (1886), "Пора! по влаге кругосветной..." (1889).
Эти "стихотворения на случай" не принадлежали к лирическим шедеврам - и всех их, вместе взятых, перевешивает другой знаменательный факт: написав стихотворение "Alter ego", Фет 19 января 1878 года послал его в письме Толстому, сопроводив такими словами: "...по обычаю, посылаю стихотворение, не знаю как написавшееся, но которое прошу прочесть графине Софье Андреевне, так как, по-моему, из живущих оно более всего подходит к ней". Этот факт высочайшего "лирического посвящения" подтверждает всю нешуточность той оценки личности Софьи Андреевны, которую находим в письме Фета к Толстому от 31 марта 1878 года: "Какая счастливица Ваша прелестная жена, мой постоянный неизменный идеал". Последние слова Фет повторял многократно - в том числе и в письмах к самой С. Толстой - и они не были ни светским комплиментом, ни поэтическим преувеличением. Можно даже точно назвать ту отличительную особенность личности С. Толстой, которая для Фета и определяла ее "идеальность": это было редкостное по органичности соединение "поэтичности натуры" с "практическим инстинктом". В письме к С. Толстой от 12 июня 1887 года Фет писал об этом так: "Если Вы, при Ваших эстетических стремлениях, по врожденной энергии требуете материальных забот и трудов, то мне, грешному, остается только завидовать..." Завершая это же письмо, Фет говорил: "Теперь Вы имеете полное право спросить, какое побуждение заставило меня послать Вам эту скучную и бессвязную болтовню? Конечно, одно желание - в форме этого письма безмолвно появиться в Вашем кабинете и отдохнуть душою при виде живой Вашей деятельности, неразлучной с тонким пониманием высших требований жизни".
Не будем затрагивать здесь вопроса о том, какого "ранга" было чувство Фета к С. Толстой - была ли это, как полагают некоторые исследователи, "последняя любовь поэта", или просто "влюбленность", или что-либо иное. Остановимся лишь на несомненном и очевидном духовном содержании их взаимного влечения. В письме к Толстому от 14 января 1877 года Фет писал о его жене: "Мы спорим - она молчит, но если скажет словечко, то значит самобытно, оригинально, женственно. С первого дня нашей встречи она победила меня и никогда не разрушила моего идеала. Вы понимаете, что я заговорил о графине по чувству противуположения. А тем не менее нужно тянуть лямку". Поэт сравнивает жену Толстого со своей собственной "хозяйкой" - Марией Петровной; это было существо добрейшее и преданнейшее, но - прозаическое и "бескрылое". Выразительно характеризует ее один эпизод, записанный в дневнике А. Жиркевича (знакомый Толстого и Фета, военный юрист и литератор-дилетант); 21 декабря 1890 года после своего первого посещения Фета он записал: "Был вчера у старичка Фета... Он мне прочел наизусть несколько новых своих стихотворений, из которых три были посвящены амурным словоизлияниям. Сидевшая тут же жена его, подмигнув глазом, сказала мне: "Думали ли Вы по фотографической карточке, что старец занимается любовными стишками?" Действительно, комично было слышать, как Фет, шепелявя и с отдышкой чуть не на каждом слове, описывает страсть, которая якобы живет в его груди" {Цитирую по статье И. А. Покровской: "Письма А. А. Фета к А. В. Жиркевичу". - "Русская литература", 1971, Ќ 3, с. 96.}. Пошляк Жиркевич и подмигивающая ему Марья Петровна заставляют вспомнить другую дневниковую запись, принадлежащую жене Толстого. В мае 1891 года Фет проездом в Воробьевку был в Ясной Поляне; 22 мая С. Толстая записала в своем дневнике: "Был Фет с женой, читал стихи - все любовь и любовь... Ему 70 лет, но своей вечно живой и вечно поющей лирикой он всегда пробуждает во мне поэтические и несвоевременно молодые, сомнительные мысли и чувства" {С. А. Толстая. Дневники в двух томах, т. 1, 1862-1900. М., 1978, с. 186.}. Позже, используя эту запись для своих мемуаров, С. Толстая так описала эту майскую встречу с Фетом в Ясной Поляне: "В саду яблони цвели необыкновенно. Помню, как приехавший к нам с женой Фет восхищался этими яблонями, восхищался и весной, и нашей жизнью, и мной с сестрой Таней. Он декламировал нам стихи, и все любовь и любовь. И это в 70 лет. Но он своей вечно поющей лирикой всегда пробуждал во мне поэтическое настроение и несвоевременные молодые мысли и чувства, не к нему, конечно, а ко всему, что составляет мечту..." {Цит. по указ. соч. И. А. Покровской, с. 90.} Приехав в Воробьевку, Фет 22 мая написал С. Толстой письмо, где были слова: "...Вы обе с Татьяной Андреевной femmes du foyer {Женщины очага (фр.).}, но я всегда счастлив, когда услышу серебристый звон ваших поэтических сердец. При вас обеих и я возрождаюсь, и мне кажется, что моя старость только сон, а наступает действительность, т. е. вечная юность". Приведенных цитат, кажется, вполне достаточно, чтобы почувствовать, какой подлинной духовной потребностью и настоящей сердечной связью жила переписка Фета и С. Толстой. "Многоуважаемый Афанасий Афанасьевич, - обращалась она к нему, - видно, сердце сердцу весть подает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В моей руке твоя рука,
Какое чудо!
А на земле два светляка,
Два изумруда".
С. Толстая говорит о фетовском стихотворении "Я повторял: "Когда я буду..." - первом (и, пожалуй, лучшем) из обращенных к ней; в последующие годы ей были посвящены: "Когда так нежно расточала..." (1866), "Когда стопой слегка усталой..." (1884), "И вот портрет! И схоже и несхоже..." (1885), "Я не у вас, я обделен..." (1886), "Пора! по влаге кругосветной..." (1889).
Эти "стихотворения на случай" не принадлежали к лирическим шедеврам - и всех их, вместе взятых, перевешивает другой знаменательный факт: написав стихотворение "Alter ego", Фет 19 января 1878 года послал его в письме Толстому, сопроводив такими словами: "...по обычаю, посылаю стихотворение, не знаю как написавшееся, но которое прошу прочесть графине Софье Андреевне, так как, по-моему, из живущих оно более всего подходит к ней". Этот факт высочайшего "лирического посвящения" подтверждает всю нешуточность той оценки личности Софьи Андреевны, которую находим в письме Фета к Толстому от 31 марта 1878 года: "Какая счастливица Ваша прелестная жена, мой постоянный неизменный идеал". Последние слова Фет повторял многократно - в том числе и в письмах к самой С. Толстой - и они не были ни светским комплиментом, ни поэтическим преувеличением. Можно даже точно назвать ту отличительную особенность личности С. Толстой, которая для Фета и определяла ее "идеальность": это было редкостное по органичности соединение "поэтичности натуры" с "практическим инстинктом". В письме к С. Толстой от 12 июня 1887 года Фет писал об этом так: "Если Вы, при Ваших эстетических стремлениях, по врожденной энергии требуете материальных забот и трудов, то мне, грешному, остается только завидовать..." Завершая это же письмо, Фет говорил: "Теперь Вы имеете полное право спросить, какое побуждение заставило меня послать Вам эту скучную и бессвязную болтовню? Конечно, одно желание - в форме этого письма безмолвно появиться в Вашем кабинете и отдохнуть душою при виде живой Вашей деятельности, неразлучной с тонким пониманием высших требований жизни".
Не будем затрагивать здесь вопроса о том, какого "ранга" было чувство Фета к С. Толстой - была ли это, как полагают некоторые исследователи, "последняя любовь поэта", или просто "влюбленность", или что-либо иное. Остановимся лишь на несомненном и очевидном духовном содержании их взаимного влечения. В письме к Толстому от 14 января 1877 года Фет писал о его жене: "Мы спорим - она молчит, но если скажет словечко, то значит самобытно, оригинально, женственно. С первого дня нашей встречи она победила меня и никогда не разрушила моего идеала. Вы понимаете, что я заговорил о графине по чувству противуположения. А тем не менее нужно тянуть лямку". Поэт сравнивает жену Толстого со своей собственной "хозяйкой" - Марией Петровной; это было существо добрейшее и преданнейшее, но - прозаическое и "бескрылое". Выразительно характеризует ее один эпизод, записанный в дневнике А. Жиркевича (знакомый Толстого и Фета, военный юрист и литератор-дилетант); 21 декабря 1890 года после своего первого посещения Фета он записал: "Был вчера у старичка Фета... Он мне прочел наизусть несколько новых своих стихотворений, из которых три были посвящены амурным словоизлияниям. Сидевшая тут же жена его, подмигнув глазом, сказала мне: "Думали ли Вы по фотографической карточке, что старец занимается любовными стишками?" Действительно, комично было слышать, как Фет, шепелявя и с отдышкой чуть не на каждом слове, описывает страсть, которая якобы живет в его груди" {Цитирую по статье И. А. Покровской: "Письма А. А. Фета к А. В. Жиркевичу". - "Русская литература", 1971, Ќ 3, с. 96.}. Пошляк Жиркевич и подмигивающая ему Марья Петровна заставляют вспомнить другую дневниковую запись, принадлежащую жене Толстого. В мае 1891 года Фет проездом в Воробьевку был в Ясной Поляне; 22 мая С. Толстая записала в своем дневнике: "Был Фет с женой, читал стихи - все любовь и любовь... Ему 70 лет, но своей вечно живой и вечно поющей лирикой он всегда пробуждает во мне поэтические и несвоевременно молодые, сомнительные мысли и чувства" {С. А. Толстая. Дневники в двух томах, т. 1, 1862-1900. М., 1978, с. 186.}. Позже, используя эту запись для своих мемуаров, С. Толстая так описала эту майскую встречу с Фетом в Ясной Поляне: "В саду яблони цвели необыкновенно. Помню, как приехавший к нам с женой Фет восхищался этими яблонями, восхищался и весной, и нашей жизнью, и мной с сестрой Таней. Он декламировал нам стихи, и все любовь и любовь. И это в 70 лет. Но он своей вечно поющей лирикой всегда пробуждал во мне поэтическое настроение и несвоевременные молодые мысли и чувства, не к нему, конечно, а ко всему, что составляет мечту..." {Цит. по указ. соч. И. А. Покровской, с. 90.} Приехав в Воробьевку, Фет 22 мая написал С. Толстой письмо, где были слова: "...Вы обе с Татьяной Андреевной femmes du foyer {Женщины очага (фр.).}, но я всегда счастлив, когда услышу серебристый звон ваших поэтических сердец. При вас обеих и я возрождаюсь, и мне кажется, что моя старость только сон, а наступает действительность, т. е. вечная юность". Приведенных цитат, кажется, вполне достаточно, чтобы почувствовать, какой подлинной духовной потребностью и настоящей сердечной связью жила переписка Фета и С. Толстой. "Многоуважаемый Афанасий Афанасьевич, - обращалась она к нему, - видно, сердце сердцу весть подает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73