Семь этих писем 1838-1841 годов впервые опубликованы Блоком (автографы хранятся в ИРЛИ); материалы этой публикации использованы в комментариях к настоящему изданию, в котором печатаем два письма Фета к Введенскому по автографу (с приближением к орфографии и пунктуации подлинника).
И. Введенский, сын священника из Саратовской губернии, учился на философском отделении Московской Духовной академии; упорным трудом приобрел огромную эрудицию, знание древних и новых языков и имел блестящую перспективу, но был исключен из академии за разгульное поведение. Осенью 1838 года он был взят учителем в университетский пансион М. П. Погодина, где и познакомился с Фетом, жившим там с начала года и готовившимся к поступлению в университет. В воспоминаниях "Ранние годы моей жизни" поэт писал: "Однажды... вошел, прихрамывая, человек высокого роста, лет под 30, с стальными очками на носу, и сказал: "Господа, честь имею рекомендоваться, ваш будущий товарищ Иринарх Иванович Введенский". <...> Не только в тогдашней действительности, но и теперь в воспоминании не могу достаточно надивиться на этого человека. Не помню в жизни более блистательного обращика схоласта. Можно было подумать, что человек этот живет исключительно дилеммами и софизмами, которыми для ближайших целей управляет с величайшей ловкостью. Познакомившись с Введенским хорошо, я убедился, что он, в сущности, знал только одно слово: "хочу"; но что во всю жизнь ему даже не приходил вопрос, хорошо ли, законно ли его хотенье. <...> Никогда с тех пор не приводилось мне видеть такого холодного и прямолинейного софиста, каким был наш Иринарх Иванович Введенский. Оглядываясь в настоящее время на эту личность, я могу сказать, что это был тип идеального нигилиста. Ни в политическом, ни в социальном отношении он ничего не желал, кроме денег для немедленного удовлетворения мгновенных прихотей, выражавшихся в самых примитивных формах. Едва ли он различал непосредственным чувством должное от недолжного" {РГ, с. 130-131, 135.}. Введенский оказался человеком, который "спровоцировал" Фета впервые выступить на поэтическом поприще: "...он вдруг неведомо с чего приступил ко мне с просьбой написать сатирические стихи на совершенно неизвестную мне личность офицера, ухаживающего за предметом его страсти. Несколько дней мучился я неподсильною задачей и наконец разразился сатирой, которая, если бы сохранилась, прежде всего способна бы была пристыдить автора; но не так взглянул на дело Введенский, и сказал: "вы несомненный поэт, и вам надо писать стихи". И вот жребий был брошен. С этого дня, вместо того чтобы ревностно ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи, все более и более заслуживающие одобрения Введенского" {Там же, с. 136.}. Это сатирическое творчество юного поэта нам почти неизвестно; но "критическое умонастроение" студента Фета было, очевидно, достаточно сильно выражено, если еще и в конце 1880-х годов ему напоминал об этом его друг Я. Полонский: "...каким тогда был ты либералом, когда писал:
Православья где примеры,
Не у Спасских ли ворот?
Где во славу русской веры
Мужики крестят народ
и проч. и проч." {Григорьев. Материалы, с. 339.}
Для характеристики "нигилиста" Введенского и умонастроения восемнадцатилетнего Фета существен документ, найденный после смерти Введенского в его бумагах и опубликованный в 1884 году (журн. "Колосья", Ќ 11; перепечатан у Блока).
Контракт
Я, нижеподписавшийся, утверждаю, что г. Рейхенбах (имя вымышленное), который теперь отвергает бытие бога и бессмертие души человеческой, спустя 20 лет от настоящего времени, вследствие неизвестных ни мне, ни ему причин, совершенно изменится в настоящем образе мыслей; утверждаю, что он торжественно, с полным убеждением сердца, будет верить и в бытие бога, и в бессмертие души. Если же к тому времени будет он иметь детей, то сообщит им эти понятия и отнюдь никогда, ни в каком случае ни сыну, ни дочери не будет с важностью доказывать, что нет бога и что душа человеческая не бессмертна. Если же это действительно случится так, как я предполагаю, то он, Рейхенбах, обязан пешком идти в Париж. Если же нет, то есть, если он, Рейхенбах, останется и при настоящем своем образе мыслей относительно вышеупомянутых пунктов, и сообщит эти понятия своим детям, то сам я отправлюсь пешком в Париж. Здесь же я обязуюсь, что никогда, ни в каком случае, не открою настоящей фамилии г. Рейхенбаха. Но в случае неустойки его я имею право открыть настоящую его фамилию Правительству и принужу его законным образом выполнить свое условие. - Контракт сей заключен при двух нижеподписавшихся свидетелях, которые также обязываются до известного времени скрывать настоящую фамилию Рейхенбаха.
Контракт сей заключен 1838 года, декабря 1-го дня.
Иринарх Введенский.
Рейхенбах.
Свидетели:
Валериан Воропонов.
С. Мизюков.
Г. Блок (ук. соч., с. 34) с полным основанием предположил, что за именем Рейхенбаха в "контракте" скрывался Фет. Принявший эту гипотезу Б. Бухштаб (Б. Я. Бухштаб. А. А. Фет. Очерк жизни и творчества. Л., 1974, с. 15) добавляет, что Рейхенбах - имя героя романа Н. А. Полевого "Аббадонна" (1834), поэта-романтика. Во вступительной статье уже говорилось, что не случайно Фет-студент выбрал себе (или получил от друзей) прозвище "Рейхенбах". Но столь "значащий" для Фета псевдоним оказывается еще более содержательным, если всмотреться в его источник - роман Полевого: тогда этот псевдоним оказывается ключом для понимания такого важного документа, как "контракт" Введенского и Фета. Дело в том, что исследователи слишком прямолинейно толкуют этот документ, находя в нем начало того "атеизма", которому поэт не изменил до конца жизни. Между тем невозможно ставить на одну доску "нигилизм" Введенского и "неверие" Фета; если бы участники "контракта" встретились через двадцать лет, то идти пешком в Париж пришлось бы Фету: ибо одним из ключевых образов его поэзии (а что, как не поэзия, могло бы свидетельствовать о подлинной вере Фета?) оказалась бы "душа", прямо именуемая "беесмертной". Но с другой стороны - многократно описаны очевидцами проявления "фетовского безверия": "Помнишь, как ты нашел Григорьева в церкви у всенощной и когда тот, став на колена, простерся ниц, ты тоже простерся рядом с ним и стал говорить ему с полу... что-то такое мефистофельское, что у того и сердце сжалось и в голове замутилось" - так Полонский напоминает Фету один из эпизодов студенческой поры {Григорьев. Материалы, с. 339.}. "Мефистофельское" - не совсем удачное уподобление для "демонизма" Фета; подлинный духовный смысл его "неверия" (в отличие от "нигилизма" Введенского) открывает другой образ, к которому приводит как раз псевдоним "Рейхенбах": это прозвище Фета-студента существенно, на наш взгляд, еще и потому, что дает возможность увидеть личность поэта в кругу той духовной проблематики, которая присутствует в романе Полевого, - имя которой "Аббадонна".
Легенда о гордом и прекрасном ангеле неба Сатане, восставшем на бога и низверженном с неба - один из древнейших богоборческих мифов человечества. В разные эпохи по-разному становился актуальным этот миф; так, в России начала XIX века В. Жуковский начал "тему Аббадонны": в 1815 году он опубликовал свой перевод фрагмента поэмы Клопштока "Мессиада", где рассказано о судьбе серафима Аббадонны сначала увлеченным отпавшим от бога Сатаной, но затем оплакавшим свое паденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
И. Введенский, сын священника из Саратовской губернии, учился на философском отделении Московской Духовной академии; упорным трудом приобрел огромную эрудицию, знание древних и новых языков и имел блестящую перспективу, но был исключен из академии за разгульное поведение. Осенью 1838 года он был взят учителем в университетский пансион М. П. Погодина, где и познакомился с Фетом, жившим там с начала года и готовившимся к поступлению в университет. В воспоминаниях "Ранние годы моей жизни" поэт писал: "Однажды... вошел, прихрамывая, человек высокого роста, лет под 30, с стальными очками на носу, и сказал: "Господа, честь имею рекомендоваться, ваш будущий товарищ Иринарх Иванович Введенский". <...> Не только в тогдашней действительности, но и теперь в воспоминании не могу достаточно надивиться на этого человека. Не помню в жизни более блистательного обращика схоласта. Можно было подумать, что человек этот живет исключительно дилеммами и софизмами, которыми для ближайших целей управляет с величайшей ловкостью. Познакомившись с Введенским хорошо, я убедился, что он, в сущности, знал только одно слово: "хочу"; но что во всю жизнь ему даже не приходил вопрос, хорошо ли, законно ли его хотенье. <...> Никогда с тех пор не приводилось мне видеть такого холодного и прямолинейного софиста, каким был наш Иринарх Иванович Введенский. Оглядываясь в настоящее время на эту личность, я могу сказать, что это был тип идеального нигилиста. Ни в политическом, ни в социальном отношении он ничего не желал, кроме денег для немедленного удовлетворения мгновенных прихотей, выражавшихся в самых примитивных формах. Едва ли он различал непосредственным чувством должное от недолжного" {РГ, с. 130-131, 135.}. Введенский оказался человеком, который "спровоцировал" Фета впервые выступить на поэтическом поприще: "...он вдруг неведомо с чего приступил ко мне с просьбой написать сатирические стихи на совершенно неизвестную мне личность офицера, ухаживающего за предметом его страсти. Несколько дней мучился я неподсильною задачей и наконец разразился сатирой, которая, если бы сохранилась, прежде всего способна бы была пристыдить автора; но не так взглянул на дело Введенский, и сказал: "вы несомненный поэт, и вам надо писать стихи". И вот жребий был брошен. С этого дня, вместо того чтобы ревностно ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи, все более и более заслуживающие одобрения Введенского" {Там же, с. 136.}. Это сатирическое творчество юного поэта нам почти неизвестно; но "критическое умонастроение" студента Фета было, очевидно, достаточно сильно выражено, если еще и в конце 1880-х годов ему напоминал об этом его друг Я. Полонский: "...каким тогда был ты либералом, когда писал:
Православья где примеры,
Не у Спасских ли ворот?
Где во славу русской веры
Мужики крестят народ
и проч. и проч." {Григорьев. Материалы, с. 339.}
Для характеристики "нигилиста" Введенского и умонастроения восемнадцатилетнего Фета существен документ, найденный после смерти Введенского в его бумагах и опубликованный в 1884 году (журн. "Колосья", Ќ 11; перепечатан у Блока).
Контракт
Я, нижеподписавшийся, утверждаю, что г. Рейхенбах (имя вымышленное), который теперь отвергает бытие бога и бессмертие души человеческой, спустя 20 лет от настоящего времени, вследствие неизвестных ни мне, ни ему причин, совершенно изменится в настоящем образе мыслей; утверждаю, что он торжественно, с полным убеждением сердца, будет верить и в бытие бога, и в бессмертие души. Если же к тому времени будет он иметь детей, то сообщит им эти понятия и отнюдь никогда, ни в каком случае ни сыну, ни дочери не будет с важностью доказывать, что нет бога и что душа человеческая не бессмертна. Если же это действительно случится так, как я предполагаю, то он, Рейхенбах, обязан пешком идти в Париж. Если же нет, то есть, если он, Рейхенбах, останется и при настоящем своем образе мыслей относительно вышеупомянутых пунктов, и сообщит эти понятия своим детям, то сам я отправлюсь пешком в Париж. Здесь же я обязуюсь, что никогда, ни в каком случае, не открою настоящей фамилии г. Рейхенбаха. Но в случае неустойки его я имею право открыть настоящую его фамилию Правительству и принужу его законным образом выполнить свое условие. - Контракт сей заключен при двух нижеподписавшихся свидетелях, которые также обязываются до известного времени скрывать настоящую фамилию Рейхенбаха.
Контракт сей заключен 1838 года, декабря 1-го дня.
Иринарх Введенский.
Рейхенбах.
Свидетели:
Валериан Воропонов.
С. Мизюков.
Г. Блок (ук. соч., с. 34) с полным основанием предположил, что за именем Рейхенбаха в "контракте" скрывался Фет. Принявший эту гипотезу Б. Бухштаб (Б. Я. Бухштаб. А. А. Фет. Очерк жизни и творчества. Л., 1974, с. 15) добавляет, что Рейхенбах - имя героя романа Н. А. Полевого "Аббадонна" (1834), поэта-романтика. Во вступительной статье уже говорилось, что не случайно Фет-студент выбрал себе (или получил от друзей) прозвище "Рейхенбах". Но столь "значащий" для Фета псевдоним оказывается еще более содержательным, если всмотреться в его источник - роман Полевого: тогда этот псевдоним оказывается ключом для понимания такого важного документа, как "контракт" Введенского и Фета. Дело в том, что исследователи слишком прямолинейно толкуют этот документ, находя в нем начало того "атеизма", которому поэт не изменил до конца жизни. Между тем невозможно ставить на одну доску "нигилизм" Введенского и "неверие" Фета; если бы участники "контракта" встретились через двадцать лет, то идти пешком в Париж пришлось бы Фету: ибо одним из ключевых образов его поэзии (а что, как не поэзия, могло бы свидетельствовать о подлинной вере Фета?) оказалась бы "душа", прямо именуемая "беесмертной". Но с другой стороны - многократно описаны очевидцами проявления "фетовского безверия": "Помнишь, как ты нашел Григорьева в церкви у всенощной и когда тот, став на колена, простерся ниц, ты тоже простерся рядом с ним и стал говорить ему с полу... что-то такое мефистофельское, что у того и сердце сжалось и в голове замутилось" - так Полонский напоминает Фету один из эпизодов студенческой поры {Григорьев. Материалы, с. 339.}. "Мефистофельское" - не совсем удачное уподобление для "демонизма" Фета; подлинный духовный смысл его "неверия" (в отличие от "нигилизма" Введенского) открывает другой образ, к которому приводит как раз псевдоним "Рейхенбах": это прозвище Фета-студента существенно, на наш взгляд, еще и потому, что дает возможность увидеть личность поэта в кругу той духовной проблематики, которая присутствует в романе Полевого, - имя которой "Аббадонна".
Легенда о гордом и прекрасном ангеле неба Сатане, восставшем на бога и низверженном с неба - один из древнейших богоборческих мифов человечества. В разные эпохи по-разному становился актуальным этот миф; так, в России начала XIX века В. Жуковский начал "тему Аббадонны": в 1815 году он опубликовал свой перевод фрагмента поэмы Клопштока "Мессиада", где рассказано о судьбе серафима Аббадонны сначала увлеченным отпавшим от бога Сатаной, но затем оплакавшим свое паденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73