В большинстве случаев люди даже не
отдают себе отчета в том, что они проходят систематическую практику на роль
социальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские
поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись социальным
правилам, они не могут быть жизнеспособными.
Хотя социальные законы соответствуют природе человека и групп людей
(естественны), люди предпочитают о них помалкивать или даже скрывают их
(подобно тому, как они прячут грязное белье и закрываются в туалете,
справляя свои естественные потребности). Почему? Да потому, что прогресс
общества в значительной мере происходил как процесс изобретения средств,
ограничивающих и регулирующих действие социальных законов. Мораль, право,
искусство, религия, пресса, гласность, публичность, общественное мнение и т.
п. изобретались людьми в значительной мере (но не полностью, конечно) как
средства такого рода. И хотя они, становясь массовыми организациями людей,
сами подпадали под действие социальных законов, они так или иначе выполняли
и выполняют (там, где они есть) антисоциальную роль. Социальный" прогресс
общества был прежде всего прогрессом антисоциальности. Людей веками приучали
облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения морали, религии,
права, обычаев и т. п., или скрывать от внешнего наблюдения как нечто
предосудительное. И неудивительно, что социальные правила поведения
представляются им как нечто, по меньшей мере, неприличное, а порой даже как
преступное. Более того, люди индивидуально формируются так, что социальные
правила для них самих выступают лишь как возможности, которых могло и не
быть. Если человек совершает поступки по этим правилам и осознает это, то
очень часто он при этом проходит через психологические конфликты и колебания
и переживает происходящее как духовную драму. Примеры людей, которые
оказались способными пойти наперекор социальным законам и благодаря этому
стали предметом величайшего уважения граждан, еще более укрепляют в мысли о
том, что эти законы отвратительны, а точнее говоря -- что это вовсе не
законы, а что-то противозаконное. Наконец, примеры обществ, в которых
социальные законы в силу разрешения морали, религии, правовых норм,
гласности и т. п. приобретали ужасающую роль, довершают мистификацию
реального положения дела и воздвигают непреодолимую преграду истине, --
поразительный пример зла, творимого людьми из лучших побуждений. Впрочем, и
здесь лучшими побуждениями прикрываются, как правило, негодяи.
Социальные законы всегда на виду, и здесь бессмысленно ожидать открытий
вроде открытия микрочастиц, хромосом и т. п. Открытием здесь может быть лишь
фиксирование очевидного и общеизвестного в некоторой системе понятий и
утверждений и умение показать, как такие тривиальности выполняют роль
законов бытия людей, -- показать, что нашей общественной жизнью управляют не
благородные титаны, а грязные ничтожества. В этом основная трудность
познания последней.
Когда все же говорят о тех или иных социальных законах, то их, как
правило, лишают статуса общечеловеческих законов и рассматривают в качестве
бесчеловечных законов какого-то изма. Полагают при этом, что в каком-то
другом благородном изме им нет места. Но это -- ошибочно. Во-первых, в них
нет абсолютно ничего бесчеловечного. Они просто таковы на самом деле. Они
ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения и т.
п. Противопоставление концепции злых и добрых социальных законов вообще с
научной точки зрения лишено смысла, ибо они суть зеркальные отображения друг
друга, изоморфны по структуре и эквивалентны по следствиям. Возьмем,
например, принцип концепции злых социальных законов "Всякий человек А
стремится ослабить социальные позиции другого человека В (при прочих
постоянных условиях)". Эквивалентным ему является принцип концепции добрых
социальных законов. "Всякий человек В стремится усилить социальные позиции
другого человека А". Только при условии смешанных концепций можно избежать
этого эффекта. Но смешанные концепции исключают здесь возможность научного
подхода и построения теорий. Другими словами, примем мы концепцию, согласно
которой зло необходимо, а добро случайно, или противоположную концепцию,
согласно которой добро необходимо, а зло случайно, мы тем самым не решаем
вопроса о том, что чаще встречается, зло или добро, а указанные концепции
сами по себе обе не объясняют ни того, ни другого, а значит, в равной
степени могут быть использованы для объяснения того и Другого. А, во-вторых,
человечный или бесчеловечный изм сложится в какой-то стране, зависит не от
социальных законов как таковых, а от сложного стечения исторических
обстоятельств, и в том числе -- от того" сумеет или нет население данной
страны развить институты, противостоящие социальным законам (нравственные
принципы, правовые учреждения, общественное мнение, гласность, публичность,
прессу, оппозиционные организации и т.п.). Лишь в том случае, если ничего
подобного в обществе нет или это развито слабо, социальные законы могут
приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том
числе -- определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей
от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать
лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка,
безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость,
система служебных привилегий и т. п. Здесь утверждается искаженная оценка
личности -- превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности.
Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и
деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости.
Причем, не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы,
соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел
возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек --
выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и
в первую очередь -- творческие и управленческие. Над обществом начинает
довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние
граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество
такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдет
в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причем, это состояние
может длиться века. Я знаю одного девяностолетнего туберкулезника и
язвенника, но его не назовешь здоровым человеком на том основании, что он
прожил девяносто лет, а его одногодки-здоровяки давно загнулись. И если мне
придется закончить свой жизненный путь, не прожив и половины возраста этого
человека, его жизни я все равно не позавидую.
МНЕНИЕ СОЦИОЛОГА
Прочитав этот отрывок рукописи Шизофреника, Социолог сказал Мазиле, что
за это Шизофренику здорово влепят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
отдают себе отчета в том, что они проходят систематическую практику на роль
социальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские
поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись социальным
правилам, они не могут быть жизнеспособными.
Хотя социальные законы соответствуют природе человека и групп людей
(естественны), люди предпочитают о них помалкивать или даже скрывают их
(подобно тому, как они прячут грязное белье и закрываются в туалете,
справляя свои естественные потребности). Почему? Да потому, что прогресс
общества в значительной мере происходил как процесс изобретения средств,
ограничивающих и регулирующих действие социальных законов. Мораль, право,
искусство, религия, пресса, гласность, публичность, общественное мнение и т.
п. изобретались людьми в значительной мере (но не полностью, конечно) как
средства такого рода. И хотя они, становясь массовыми организациями людей,
сами подпадали под действие социальных законов, они так или иначе выполняли
и выполняют (там, где они есть) антисоциальную роль. Социальный" прогресс
общества был прежде всего прогрессом антисоциальности. Людей веками приучали
облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения морали, религии,
права, обычаев и т. п., или скрывать от внешнего наблюдения как нечто
предосудительное. И неудивительно, что социальные правила поведения
представляются им как нечто, по меньшей мере, неприличное, а порой даже как
преступное. Более того, люди индивидуально формируются так, что социальные
правила для них самих выступают лишь как возможности, которых могло и не
быть. Если человек совершает поступки по этим правилам и осознает это, то
очень часто он при этом проходит через психологические конфликты и колебания
и переживает происходящее как духовную драму. Примеры людей, которые
оказались способными пойти наперекор социальным законам и благодаря этому
стали предметом величайшего уважения граждан, еще более укрепляют в мысли о
том, что эти законы отвратительны, а точнее говоря -- что это вовсе не
законы, а что-то противозаконное. Наконец, примеры обществ, в которых
социальные законы в силу разрешения морали, религии, правовых норм,
гласности и т. п. приобретали ужасающую роль, довершают мистификацию
реального положения дела и воздвигают непреодолимую преграду истине, --
поразительный пример зла, творимого людьми из лучших побуждений. Впрочем, и
здесь лучшими побуждениями прикрываются, как правило, негодяи.
Социальные законы всегда на виду, и здесь бессмысленно ожидать открытий
вроде открытия микрочастиц, хромосом и т. п. Открытием здесь может быть лишь
фиксирование очевидного и общеизвестного в некоторой системе понятий и
утверждений и умение показать, как такие тривиальности выполняют роль
законов бытия людей, -- показать, что нашей общественной жизнью управляют не
благородные титаны, а грязные ничтожества. В этом основная трудность
познания последней.
Когда все же говорят о тех или иных социальных законах, то их, как
правило, лишают статуса общечеловеческих законов и рассматривают в качестве
бесчеловечных законов какого-то изма. Полагают при этом, что в каком-то
другом благородном изме им нет места. Но это -- ошибочно. Во-первых, в них
нет абсолютно ничего бесчеловечного. Они просто таковы на самом деле. Они
ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения и т.
п. Противопоставление концепции злых и добрых социальных законов вообще с
научной точки зрения лишено смысла, ибо они суть зеркальные отображения друг
друга, изоморфны по структуре и эквивалентны по следствиям. Возьмем,
например, принцип концепции злых социальных законов "Всякий человек А
стремится ослабить социальные позиции другого человека В (при прочих
постоянных условиях)". Эквивалентным ему является принцип концепции добрых
социальных законов. "Всякий человек В стремится усилить социальные позиции
другого человека А". Только при условии смешанных концепций можно избежать
этого эффекта. Но смешанные концепции исключают здесь возможность научного
подхода и построения теорий. Другими словами, примем мы концепцию, согласно
которой зло необходимо, а добро случайно, или противоположную концепцию,
согласно которой добро необходимо, а зло случайно, мы тем самым не решаем
вопроса о том, что чаще встречается, зло или добро, а указанные концепции
сами по себе обе не объясняют ни того, ни другого, а значит, в равной
степени могут быть использованы для объяснения того и Другого. А, во-вторых,
человечный или бесчеловечный изм сложится в какой-то стране, зависит не от
социальных законов как таковых, а от сложного стечения исторических
обстоятельств, и в том числе -- от того" сумеет или нет население данной
страны развить институты, противостоящие социальным законам (нравственные
принципы, правовые учреждения, общественное мнение, гласность, публичность,
прессу, оппозиционные организации и т.п.). Лишь в том случае, если ничего
подобного в обществе нет или это развито слабо, социальные законы могут
приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том
числе -- определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей
от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать
лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка,
безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость,
система служебных привилегий и т. п. Здесь утверждается искаженная оценка
личности -- превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности.
Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и
деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости.
Причем, не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы,
соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел
возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек --
выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и
в первую очередь -- творческие и управленческие. Над обществом начинает
довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние
граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество
такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдет
в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причем, это состояние
может длиться века. Я знаю одного девяностолетнего туберкулезника и
язвенника, но его не назовешь здоровым человеком на том основании, что он
прожил девяносто лет, а его одногодки-здоровяки давно загнулись. И если мне
придется закончить свой жизненный путь, не прожив и половины возраста этого
человека, его жизни я все равно не позавидую.
МНЕНИЕ СОЦИОЛОГА
Прочитав этот отрывок рукописи Шизофреника, Социолог сказал Мазиле, что
за это Шизофренику здорово влепят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118