Его даже на премию выдвинули. Правда, без меня. А
КК на полжурнала дает материал о второстепенном здании такого же рода в Т.
Полгода ММ уговаривал меня написать статью в его журнал. Я бросил дела,
написал. И что? Прошло два года. Про статью думать забыли. Рукопись, и то
потеряли. Что происходит? БП, забежавший на минуту занять у ЭН полсотни,
делает туманные намеки насчет установок. Это вздор, говорю я. Установки --
результат, а не причина. Даже хозяйские установки были лишь оформлением и
завершением чаяний широких народных масс, а не вымыслами злодея. Что
происходит? Ничего особенного. Идет до ужаса нормальная жизнь, и наши друзья
поступают как обычные нормальные люди. Они защищаются от последствий твоего
существования, и только. В отношении к тебе реализуется настолько четко
выраженный социальный штамп, что происходящее кажется совершенно
неправдоподобным. Мы привыкли к тому, что социальные законы прокладывают
себе дорогу через множество случайностей как более или менее заметные
тенденции. А тут никаких тенденций и случайностей, прямо в лоб. Это-то и
вызывает недоумение. На эту тему мы разговариваем не первый раз. И я говорю
не для того, чтобы просветить ЭН, а для того, чтобы самому высказаться и
очистить душу. Конечно, КК мог напечатать материал об ЭН, а ММ мог
напечатать его статью. Они обязаны были это сделать хотя бы как личные
друзья, не говоря уже о принадлежности их к некоей духовной общности, к
которой они причисляют и ЭН, т.е. и как духовные собратья. Они могли это
сделать и как должностные лица без всякого служебного риска для себя. Но не
сделали. Не сделали по доброй воле, а не по принуждению. Не хотели сделать,
хотя для внешнего оправдания предполагаются некие происки реакционеров и
запреты высших властей. Запреты, повторяю, бывают. Но высшие инстанции в
таких случаях обычно санкционируют лишь желание коллег и друзей помешать
человеку стать более значительной личностью, чем это допускается
соображениями их социального спокойствия. Именно коллеги и друзья есть самая
высшая инстанция для творческой личности. Они суть реальная их цензура и
предержащая власть. Почему наши друзья не захотели сделать для ЭН ничего
такого, что способствовало бы укреплению его социальной позиций? Потому что,
на самом деле, ситуация не такова, будто они вместе с ЭН противостоят как
светлые силы неким темным силам, а такова, что они противостоят ему в
качестве полномочных представителей этих темных сил. ЭН послужил невольным
индикатором этого их фактического социального статуса. Понять это у них ума
хватило. Не хватило мужества признать истинное положение вещей. К тому же ЭН
своими масштабами катастрофически сократил и без того не очень-то большие
размеры их как общественно значимых личностей. Я говорю о КК и ММ как о
типичных представителях целой общественной прослойки. Поэтому ЭН стал как бы
личным врагом целой группы людей, работающих в самых различных областях
культуры. Если бы было возможно, они изъяли бы его из своего прошлого. Но
они не в силах это сделать. В свое время проглядели. А бессилие вызывает
злобу. Реакционерам (темным силам) ЭН не помеха. Они с ним соотносятся
совсем в ином плане, не имеющем отношения к творчеству как таковому. В
случае надобности они могут даже защитить его от светлых сил. Они не пустят
его очень далеко, задержат на грани полупризнания и полузажима. Причем
сделают это руками друзей и коллег. Наши друзья -- типичные представители
той прослойки нашего общества, в которой должен жить и работать ЭН. Эта
прослойка не имеет устойчивого названия, что соответствует ее реальной
неустойчивости и бесформенности. В нее на то или иное время попадают деятели
науки и искусства, поставленные в своей служебной среде в привилегированное
или исключительное положение в следующем смысле: более высокая
образованность, известность и успех, возможность безнаказанно высказываться
по острым проблемам и событиям, знакомство и причастность к западному образу
жизни и западной культуре, связи с культурными организациями и возможность
активно функционировать в них, причастность к высшим властям. 8 некотором
роде это -- наша интеллектуальная элита. По многим параметрам положение этой
прослойки двойственно, В своей узкопрофессиональной и служебной сфере они --
явление исключительное. Сопоставляя себя с прочими лицами этой сферы, они
создают о себе представление как о выдающихся личностях (мания гениальности,
скажем так). Но в обществе в целом они суть элементы массового явления в
ином разрезе этого общества. Их исключительность с этой точки зрения есть
лишь результат разделения труда. Она оказывается иллюзорной. В качестве
представителей массы людей такого рода они, как правило, обычны и заурядны.
Отсюда комплекс неполноценности и стремление обрести более прочные
социальные основания. Представители этой прослойки стремятся иметь все
мыслимые в наших условиях блага -- бытовой комфорт, степени, звания, чины,
ордена, премии, заграничные поездки, высокие оклады и гонорары и прочее.
Вместе с тем они хотят выглядеть несправедливо обиженными, обойденными,
затираемыми. Они и чувствуют себя таковыми, ибо перед их глазами постоянно
маячат менее образованные и менее способные сослуживцы, достигшие более
высокого социального положения и значительно больших материальных благ. Один
мой знакомый, который недавно вернулся из США и которого почему-то не
выпустили в Англию, как-то при встрече в течение часа поносил наши порядки в
таком стиле, что я почувствовал себя отсталым консерватором. В Англию он все
же через некоторое время поехал. Они стремятся быть вполне благонадежными в
глазах начальства. Они способны делать все, что нужно для начальства, и
делать лучше, чем их предшественники-реакционеры. Но при этом они хотят
выглядеть оппозиционерами и даже гонимыми. Они даже свою способность делать
пакости лучше реакционеров преподносят как признак прогрессивности и
гражданского мужества. Здесь имеет место двойственность не в смысле наличия
в них двух равносильных начал, а в смысле несоответствия формы мимикрии ее
социальной сущности. По сути они обычные стяжатели, карьеристы,
осведомители, исполнители. По форме они бескорыстные несправедливо обиженные
искатели истины, справедливости и красоты. Для начальства они не секрет. Они
секрет лишь для самих себя. Для таких людей появление по-настоящему
значительных личностей вроде ЭН весьма нежелательно, ибо последние отбирают
у них все атрибуты творчества и оставляют им только их социальную функцию.
СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ
Моя жизнь проходит в основном в мастерской, говорит Мазила. Читать
нечего. По телевизору одну скуку гонят. Или хоккей. Или речи. Пошли как-то в
кино, так потом два дня плевались. С коллегами говорить не о чем. Если
исключить чисто деловые общения и посетителей (это работа), то уже много лет
я регулярно общаюсь лишь с двумя-тремя людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
КК на полжурнала дает материал о второстепенном здании такого же рода в Т.
Полгода ММ уговаривал меня написать статью в его журнал. Я бросил дела,
написал. И что? Прошло два года. Про статью думать забыли. Рукопись, и то
потеряли. Что происходит? БП, забежавший на минуту занять у ЭН полсотни,
делает туманные намеки насчет установок. Это вздор, говорю я. Установки --
результат, а не причина. Даже хозяйские установки были лишь оформлением и
завершением чаяний широких народных масс, а не вымыслами злодея. Что
происходит? Ничего особенного. Идет до ужаса нормальная жизнь, и наши друзья
поступают как обычные нормальные люди. Они защищаются от последствий твоего
существования, и только. В отношении к тебе реализуется настолько четко
выраженный социальный штамп, что происходящее кажется совершенно
неправдоподобным. Мы привыкли к тому, что социальные законы прокладывают
себе дорогу через множество случайностей как более или менее заметные
тенденции. А тут никаких тенденций и случайностей, прямо в лоб. Это-то и
вызывает недоумение. На эту тему мы разговариваем не первый раз. И я говорю
не для того, чтобы просветить ЭН, а для того, чтобы самому высказаться и
очистить душу. Конечно, КК мог напечатать материал об ЭН, а ММ мог
напечатать его статью. Они обязаны были это сделать хотя бы как личные
друзья, не говоря уже о принадлежности их к некоей духовной общности, к
которой они причисляют и ЭН, т.е. и как духовные собратья. Они могли это
сделать и как должностные лица без всякого служебного риска для себя. Но не
сделали. Не сделали по доброй воле, а не по принуждению. Не хотели сделать,
хотя для внешнего оправдания предполагаются некие происки реакционеров и
запреты высших властей. Запреты, повторяю, бывают. Но высшие инстанции в
таких случаях обычно санкционируют лишь желание коллег и друзей помешать
человеку стать более значительной личностью, чем это допускается
соображениями их социального спокойствия. Именно коллеги и друзья есть самая
высшая инстанция для творческой личности. Они суть реальная их цензура и
предержащая власть. Почему наши друзья не захотели сделать для ЭН ничего
такого, что способствовало бы укреплению его социальной позиций? Потому что,
на самом деле, ситуация не такова, будто они вместе с ЭН противостоят как
светлые силы неким темным силам, а такова, что они противостоят ему в
качестве полномочных представителей этих темных сил. ЭН послужил невольным
индикатором этого их фактического социального статуса. Понять это у них ума
хватило. Не хватило мужества признать истинное положение вещей. К тому же ЭН
своими масштабами катастрофически сократил и без того не очень-то большие
размеры их как общественно значимых личностей. Я говорю о КК и ММ как о
типичных представителях целой общественной прослойки. Поэтому ЭН стал как бы
личным врагом целой группы людей, работающих в самых различных областях
культуры. Если бы было возможно, они изъяли бы его из своего прошлого. Но
они не в силах это сделать. В свое время проглядели. А бессилие вызывает
злобу. Реакционерам (темным силам) ЭН не помеха. Они с ним соотносятся
совсем в ином плане, не имеющем отношения к творчеству как таковому. В
случае надобности они могут даже защитить его от светлых сил. Они не пустят
его очень далеко, задержат на грани полупризнания и полузажима. Причем
сделают это руками друзей и коллег. Наши друзья -- типичные представители
той прослойки нашего общества, в которой должен жить и работать ЭН. Эта
прослойка не имеет устойчивого названия, что соответствует ее реальной
неустойчивости и бесформенности. В нее на то или иное время попадают деятели
науки и искусства, поставленные в своей служебной среде в привилегированное
или исключительное положение в следующем смысле: более высокая
образованность, известность и успех, возможность безнаказанно высказываться
по острым проблемам и событиям, знакомство и причастность к западному образу
жизни и западной культуре, связи с культурными организациями и возможность
активно функционировать в них, причастность к высшим властям. 8 некотором
роде это -- наша интеллектуальная элита. По многим параметрам положение этой
прослойки двойственно, В своей узкопрофессиональной и служебной сфере они --
явление исключительное. Сопоставляя себя с прочими лицами этой сферы, они
создают о себе представление как о выдающихся личностях (мания гениальности,
скажем так). Но в обществе в целом они суть элементы массового явления в
ином разрезе этого общества. Их исключительность с этой точки зрения есть
лишь результат разделения труда. Она оказывается иллюзорной. В качестве
представителей массы людей такого рода они, как правило, обычны и заурядны.
Отсюда комплекс неполноценности и стремление обрести более прочные
социальные основания. Представители этой прослойки стремятся иметь все
мыслимые в наших условиях блага -- бытовой комфорт, степени, звания, чины,
ордена, премии, заграничные поездки, высокие оклады и гонорары и прочее.
Вместе с тем они хотят выглядеть несправедливо обиженными, обойденными,
затираемыми. Они и чувствуют себя таковыми, ибо перед их глазами постоянно
маячат менее образованные и менее способные сослуживцы, достигшие более
высокого социального положения и значительно больших материальных благ. Один
мой знакомый, который недавно вернулся из США и которого почему-то не
выпустили в Англию, как-то при встрече в течение часа поносил наши порядки в
таком стиле, что я почувствовал себя отсталым консерватором. В Англию он все
же через некоторое время поехал. Они стремятся быть вполне благонадежными в
глазах начальства. Они способны делать все, что нужно для начальства, и
делать лучше, чем их предшественники-реакционеры. Но при этом они хотят
выглядеть оппозиционерами и даже гонимыми. Они даже свою способность делать
пакости лучше реакционеров преподносят как признак прогрессивности и
гражданского мужества. Здесь имеет место двойственность не в смысле наличия
в них двух равносильных начал, а в смысле несоответствия формы мимикрии ее
социальной сущности. По сути они обычные стяжатели, карьеристы,
осведомители, исполнители. По форме они бескорыстные несправедливо обиженные
искатели истины, справедливости и красоты. Для начальства они не секрет. Они
секрет лишь для самих себя. Для таких людей появление по-настоящему
значительных личностей вроде ЭН весьма нежелательно, ибо последние отбирают
у них все атрибуты творчества и оставляют им только их социальную функцию.
СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ
Моя жизнь проходит в основном в мастерской, говорит Мазила. Читать
нечего. По телевизору одну скуку гонят. Или хоккей. Или речи. Пошли как-то в
кино, так потом два дня плевались. С коллегами говорить не о чем. Если
исключить чисто деловые общения и посетителей (это работа), то уже много лет
я регулярно общаюсь лишь с двумя-тремя людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118