Поклонившись, он спросил,
что угодно его начальнику.
- Мне угодно, брат, - ответил аббат, - чтобы ты закрыл дверь от
ветра, потому что этот проклятый климат убивает меня. Да, если сможешь,
затопи камин, но дрова слишком сырые, они не горят, а дымят. Видишь, я был
прав: если так будет продолжаться, к утру мы превратимся в окорока. Ну
хватит, не надо, растопим завтра утром, сегодня вечером мы видели
достаточно огня; садись, выпей кубок вина, - нет, я забыл, ты пьешь только
воду; тогда съешь кусок хлеба с мясом.
- Спасибо, милорд аббат, - ответил Мартин, - но я не могу
притрагиваться к мясному: сегодня пятница.
- Пятница или нет, мы ведь уже притрагивались к мясу - к плоти людей
- там, в Тауэрсе, сегодня вечером, - ответил аббат с принужденным смехом.
- Однако делай, что велит тебе совесть, брат, и ешь хлеб. Скоро полночь и
можно будет заесть мясом.
Тощий монах поклонился и, взяв ломоть хлеба, начал жевать его, потому
что и вправду чуть ли не умирал от голода.
- Ты молился у трупа этого кровожадного мятежника, причинившего нам
столько вреда и потерь? - спросил вскоре аббат.
Секретарь кивнул и, проглотив корку, сказал:
- Да, я молился над ним и над другими. Во всяком случае он был храбр,
и, должно быть, ему тяжело было видеть, как его молодую жену сожгли,
словно ведьму. Кроме того, я обдумал это дело и не понимаю, в чем
заключался его грех, - ведь он только храбро сражался, когда на него
напали. Брак его без сомнения вполне законный, а должен ли он был
испросить вашего разрешения на него - это вопрос, о котором судебные
инстанции христианского мира могли бы спорить.
Аббат нахмурился; он не любил столь откровенного и беспристрастного
тона, когда вопрос так близко касался его.
- Недавно вы удостоили меня чести, выбрав меня одним из своих
исповедников, хотя я думаю, что вы мне всего не говорите, милорд аббат;
потому я и поверяю вам свои мысли, - продолжал, как бы извиняясь, брат
Мартин.
- Тогда продолжай. Что ты хочешь сказать?
- Я хочу сказать, что мне не нравится это дело, - медленно отвечал он
в промежутках, когда переставал жевать хлеб. - Вы поссорились с сэром
Джоном Фотрелом из-за земель, принадлежавших аббатству, как вы говорите.
Бог знает, кто прав, я не разбираюсь в законах, но ведь он отрицал это, -
я сам слышал его слова там, в вашей комнате, в Блосхолме. Он отрицал это и
обвинил вас в предательстве, достаточном для того, чтобы отправить на
виселицу весь Блосхолм, о чем опять-таки правду знает один бог. Вы в гневе
угрожали ему, но он и его слуга были вооружены и поэтому победили, а на
следующий день они оба поехали в Лондон с какими-то документами. Да, в ту
ночь сэр Джон Фотрел был убит в лесу, хотя его слуге Стоуксу удалось
бежать с документами. Так кто же убил его?
Аббат взглянул на него, затем, казалось, принял внезапное решение.
- Наши люди, оруженосцы, собранные мной для защиты нашего монастыря и
церкви. Я приказал схватить его живым, но старый английский бык не
сдавался и боролся так яростно, что все кончилось иначе, к моему
сожалению.
Монах положил хлеб - казалось, он больше не мог есть.
- Ужасное злодеяние, - сказал он. - За него вам придется когда-нибудь
ответить перед богом и людьми.
- За него нам всем придется отвечать, - поправил аббат, - вплоть до
самого последнего монаха и солдата, и тебе не меньше, чем всем нам, брат,
потому что разве ты не присутствовал при нашей ссоре?
- Да будет так, аббат. Я невинен и готов отвечать.
Но это не все. Леди Сайсели, услышав об этом убийстве - нет, нечего
вам гневаться, иначе этого не назвать - и узнав, что вы претендуете на
опеку над ней, бежала к своему жениху, сэру Кристоферу Харфлиту и в тот же
день была обвенчана с ним приходским священником этой церкви.
- Это был незаконный брак. Не было сделано должного оглашения. Мало
того, как могла моя подопечная обручиться без моего разрешения?
- Ей не принесли извещения о назначении опеки, если даже она
установлена, по крайней мере так она заявила, - спокойно и упрямо ответил
Мартин. - Я думаю, что во всей Европе не найдется суда, который не признал
бы этого открыто совершенного брака, когда станет известно, что они оба
некоторое время жили как муж и жена и мужем и женой были признаны
окружающими, - даже сам папа этого не сделает.
- Ты заявил, что не законовед, а законы толкуешь, - вставил
саркастически Мэлдон. - Ну, какое это имеет значение, если брак разрушен
смертью? Муж и жена, даже если их брак действителен, оба умерли: все
кончено.
- Нет, ибо теперь их жалоба - в небесном суде, а там придется
отвечать каждому из нас; и небо может побудить к действию свои орудия на
земле. Нет, не нравится, не нравится мне это; и я скорблю о них, таких
любящих, храбрых и молодых. Их кровью и кровью многих других запятнаны
наши руки - из-за чего? Из-за полоски плоскогорья и болота, которые король
или кто-нибудь другой могут завтра же у нас отнять.
Аббат, казалось, съежился под тяжестью этих печальных и серьезных
слов, и некоторое время они молчали. Потом он собрался с мужеством и
сказал:
- Я рад, что ты помнишь, что их кровью запятнаны не только мои, но и
твои руки; может быть, теперь ты будешь их прятать.
Он встал и пошел к двери, потом к окну - убедиться, что снаружи
никого нет, затем, вернувшись, вскричал яростно:
- Дурак! Неужели ты думаешь, что все это совершено было ради нового
поместья? Правда, эти земли принадлежат нам по праву и нам нужен доход,
который можно с них получать, по за этим кроется нечто большее. Всей
церкви в нашем королевстве угрожает проклятый сын велиала [велиал - то же,
что и сатана - олицетворение зла], сидящий на троне. Но что это с тобой,
сын?
- Я англичанин и не люблю слушать, когда английского короля называют
сыном велиала. Я знаю, грехи его велики и черны, как, впрочем, и грехи
других людей, но все же - сын велиала! Одних этих слов достаточно, чтобы
вас повесить, если бы король их услышал!
- Хорошо, пусть он будет ангелом благородства, если тебе это больше
нравится. Во всяком случае, нам грозит беда. Вопреки законам божеским и
человеческим наша благословенная королева, Екатерина Испанская, отвергнута
в угоду какой-то девке, занявшей ее место [после развода Генрих VIII
женился на бывшей фрейлине своей первой жены - Анне Болейн]. Даже и теперь
у меня есть сведения из Кимболтона [Кимболтон - замок в Англии, куда была
сослана после развода (в 1533 г.) Екатерина Арагонская и где она умерла в
1536 году; католики утверждали, что она была отравлена], что она умирает
там от медленно действующего яда; так говорят, и я этому верю. У меня есть
и другие вести. Фишер [Фишер Джон (1459-1535) - английский католический
епископ, выступавший против развода Генриха VIII и против реформации
церкви; король заточил его в тюрьму, а папа демонстративно произвел его в
кардиналы; в ответ Генрих VIII казнил Фишера] и Мор [Мор Томас (1478-1535)
- выдающийся английский ученый и политический деятель, один из
основоположников утопического социализма; в 1529-1532 годах был первым
министром (лордом-канцлером) Генриха VIII;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77