_ |
Сегодня мы поражаемся тому, как быстро произошла денационали- |
зация властвующей элиты, больше соизмеряющей свое поведение и I
систему принятия решений с ожиданиями Запада, чем с народной во- 1
лей. Необходимо понять, что наряду со случайностями истории и осо- |
бенностями воспитания на такое поведение элиты, несомненно, влияет |
логика взаимоотношений письменной и устной народной традиций в |
РОССИИ. Принципиальное отличие от Запада здесь состоит в том, что 1
там великая письменная традиция выступает как собственная: между |
универсалиями прогресса и особенностями "почвы" нет непримиримого |
противоречия, тогда как у нас письменная традиция чаще всего оказы- |
вается заимствованной извне, у "передового Запада". Поэтому россий- 1
ские прогрессисты попадают в пограничную ситуацию выбора между 1
национальной идентичностью и идентичностью цивилизационной, изме- j
ряемой верностью очередному "передовому учению". I
Национальная идентичность нередко угрожает российскому интел- |
лектуалу отлучением от "хорошего общества" не только на уровне |
носителей очередной "передовой идеологии". Если не только "передовая |
идеология", но и новейшие технологии, а также социокультурные нор- I
мы идут с Запада, то верность "почве" может сопровождаться обвине- '
ниями в провинциализме и непрофессионализме, в отсталости и неве-
жестве. "Почвенник" в этих условиях сталкивается с презумпцией
328 ;
недоверия - только чрезвычайные усилия и феноменальные дарования
могут здесь помочь, да и то в редких случаях. "Западник", напротив,
пользуется презумпцией доверия у мировой прогрессистской диаспоры -
социокультурная гегемония ему обеспечена даже в периоды, когда по-
литический режим этому не благоприятствует. Здесь кстати отметить
парадокс российской политической истории: режимы подвергаются
кризису и в конечном счете краху в тот самый момент, когда происхо-
дит их видимая натурализация в национальной "почве" и традиции.
Выше уже говорилось о значении твердой государственной власти
для стягивания воедино "разбегающегося" пространства. Социокультур-
ная "странность" России состоит в том, что даже чрезвычайная свире-
пость власти находит "понимание" и оправдание, если эта власть олице-
творяет великий письменный "текст". И, напротив, власть попадает в
положение презираемой и осмеянной как раз тогда, когда ее покидает
мессианская самоуверенность, сменяемая "народнической!' позицией.
Петр удостоился титула великого преобразователя, хотя по "критериям
повседневности", относящимся к простому человеческому счастью и
благополучию, потери от его реформ явно превышали приобретения.
Николай II хотел быть просто "народным царем", больше, следующим
немудреной местной традиции, чем возвышающимся над нею в мессиан-
ской позе. И, однако, он в конечном счете удостоился одного презре-
ния, даже со стороны низов. Низы, оказывается, чаще предпочитают
быть поучаемыми и просвещаемыми, чем удостаиваемыми этнографиче-
ского любования...
Таким образом, между народом и Просвещением устанавливаются
неоднозначные отношения, вопреки распространенным предубеждениям
относительно "косной массы". Массы тянутся к Просвещению: они
даже с излишней торопливостью отказываются от "малой" традиции в
пользу большой, письменной. Но здесь их подстерегают две опасности.
Первая связана с полупросвещением - тем промежуточным состоянием,
когда нормы прежней культуры уже не действуют, а новая социализа-
ция по-настоящему еще не состоялась. Маргиналы Просвещения оказа-
лись тем горючим материалом, которым подпитывалось мрачное зарево
тоталитарных революций XX в. Вторая опасность - доктринерство ра-
дикалов, готовых разрушить всю прежнюю культуру, налаженный быт и
традицию во имя "нового порядка". Их восторг перед научным знанием,
готовность "перестроить" жизнь - подчинить ее бесконечное многообра-
зие единому "рациональному" стандарту - стал источником самых чу-
довищных социальных экспериментов. Как писал Достоевский,
"полунаука - самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и
войны... Полунаука - это деспот, каких еще не приходило до сих пор
никогда, деспот, имеющий своих жрецов и рабов" . Здесь кроется еще
одна причина денационализации российской элиты. Ее активное форми-
1 Цигг. по: Ильин И А. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 52.
рование совпало с тем периодом в истории Просвещения, когда наука
еще не отдавала себе отчета в своих социокультурных предпосылках и
в ограниченности, проблематичности своих синтезов. Война с культур-
ной традицией как помехой рациональному переустроению мира велась
и на методологическом уровне. Техноцентризм и экономикоцентризм
выступили как процедуры методологического редукционизма - низведе-
ния "цветущей сложности" мира к простым и единым для всех времен и
народов основаниям.
Ясно, что техно- и экономикоцешричная ориентация благоприятст-
вует денационализации элиты, ибо наука, техника и рынок "не имеют
Отечества". Отношение к Отечеству оказалось поставленным в зависи-
мость от его места на мировой шкале экономико-технологического
развития. Начиная с "шестидесятников" прошлого века прогрессивная
интеллигенция любит свое Отечество при одном условии: если оно
самое передовое и прогрессивное. Если же возникает подозрение на
этот счет, любовь очень быстро превращается в ненависть ("Россия как
оплот мировой реакции"). Радикал-либеральная интеллигенция нашего
времени пошла еще дальше по пути "секуляризации" патриотического
чувства. Теперь отношение к Отечеству ставится в зависимость уже
просто от того, какой уровень жизни оно способно обеспечить мне
лично. Таким образом, "материалисты" XX в. не удержались на уровне
технократической "строгости", взыскивающей с соотечественников за
их ненаучное отношение к миру и традиционалистские "предрассудки".
В нынешней поздней, декадентской стадии они судят о мире и собст-
венной стране на основе одних только потребительско-гедонистических
критериев. Впрочем, вдумчивые наблюдатели давно уже отметили зако-
номерность превращения революционно-прогрессистской расчетливости
в циничный и безответственный эгоизм. "...Если... родина прикрепляет к
себе человека не духовной силой религиозной веры, а только выгодами,
посулами материальных благ, против нее в конце концов обращается
тот массовый эгоизм, к которому она взывает" .
Здесь уместно упомянуть "новых русских". Люди этой формации со-
четают потребительско-гедонистический комплекс с культом силы.
"Крутые" герои нашего "первоначального накопления" демонстрируют
языческое неприятие "моралина": добро клеймится знаками отсталости
и неприспособленности. Нельзя сказать, что наша "западническая" ин-
теллигенция (а именно она предложила идеологию правящему сегодня
режиму) отождествляет себя с "новыми русскими". Но поскольку ны-
нешний социальный раскол общества ставит жесткие дилеммы, то она
явно предпочитает "новых русских" национальному большинству, ока-
1 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М., 1994. С. 200.
330
завшемуся изгоем номенклатурной приватизации. И здесь наиболее ярко
проявляется смерть Бога в культуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Сегодня мы поражаемся тому, как быстро произошла денационали- |
зация властвующей элиты, больше соизмеряющей свое поведение и I
систему принятия решений с ожиданиями Запада, чем с народной во- 1
лей. Необходимо понять, что наряду со случайностями истории и осо- |
бенностями воспитания на такое поведение элиты, несомненно, влияет |
логика взаимоотношений письменной и устной народной традиций в |
РОССИИ. Принципиальное отличие от Запада здесь состоит в том, что 1
там великая письменная традиция выступает как собственная: между |
универсалиями прогресса и особенностями "почвы" нет непримиримого |
противоречия, тогда как у нас письменная традиция чаще всего оказы- |
вается заимствованной извне, у "передового Запада". Поэтому россий- 1
ские прогрессисты попадают в пограничную ситуацию выбора между 1
национальной идентичностью и идентичностью цивилизационной, изме- j
ряемой верностью очередному "передовому учению". I
Национальная идентичность нередко угрожает российскому интел- |
лектуалу отлучением от "хорошего общества" не только на уровне |
носителей очередной "передовой идеологии". Если не только "передовая |
идеология", но и новейшие технологии, а также социокультурные нор- I
мы идут с Запада, то верность "почве" может сопровождаться обвине- '
ниями в провинциализме и непрофессионализме, в отсталости и неве-
жестве. "Почвенник" в этих условиях сталкивается с презумпцией
328 ;
недоверия - только чрезвычайные усилия и феноменальные дарования
могут здесь помочь, да и то в редких случаях. "Западник", напротив,
пользуется презумпцией доверия у мировой прогрессистской диаспоры -
социокультурная гегемония ему обеспечена даже в периоды, когда по-
литический режим этому не благоприятствует. Здесь кстати отметить
парадокс российской политической истории: режимы подвергаются
кризису и в конечном счете краху в тот самый момент, когда происхо-
дит их видимая натурализация в национальной "почве" и традиции.
Выше уже говорилось о значении твердой государственной власти
для стягивания воедино "разбегающегося" пространства. Социокультур-
ная "странность" России состоит в том, что даже чрезвычайная свире-
пость власти находит "понимание" и оправдание, если эта власть олице-
творяет великий письменный "текст". И, напротив, власть попадает в
положение презираемой и осмеянной как раз тогда, когда ее покидает
мессианская самоуверенность, сменяемая "народнической!' позицией.
Петр удостоился титула великого преобразователя, хотя по "критериям
повседневности", относящимся к простому человеческому счастью и
благополучию, потери от его реформ явно превышали приобретения.
Николай II хотел быть просто "народным царем", больше, следующим
немудреной местной традиции, чем возвышающимся над нею в мессиан-
ской позе. И, однако, он в конечном счете удостоился одного презре-
ния, даже со стороны низов. Низы, оказывается, чаще предпочитают
быть поучаемыми и просвещаемыми, чем удостаиваемыми этнографиче-
ского любования...
Таким образом, между народом и Просвещением устанавливаются
неоднозначные отношения, вопреки распространенным предубеждениям
относительно "косной массы". Массы тянутся к Просвещению: они
даже с излишней торопливостью отказываются от "малой" традиции в
пользу большой, письменной. Но здесь их подстерегают две опасности.
Первая связана с полупросвещением - тем промежуточным состоянием,
когда нормы прежней культуры уже не действуют, а новая социализа-
ция по-настоящему еще не состоялась. Маргиналы Просвещения оказа-
лись тем горючим материалом, которым подпитывалось мрачное зарево
тоталитарных революций XX в. Вторая опасность - доктринерство ра-
дикалов, готовых разрушить всю прежнюю культуру, налаженный быт и
традицию во имя "нового порядка". Их восторг перед научным знанием,
готовность "перестроить" жизнь - подчинить ее бесконечное многообра-
зие единому "рациональному" стандарту - стал источником самых чу-
довищных социальных экспериментов. Как писал Достоевский,
"полунаука - самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и
войны... Полунаука - это деспот, каких еще не приходило до сих пор
никогда, деспот, имеющий своих жрецов и рабов" . Здесь кроется еще
одна причина денационализации российской элиты. Ее активное форми-
1 Цигг. по: Ильин И А. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 52.
рование совпало с тем периодом в истории Просвещения, когда наука
еще не отдавала себе отчета в своих социокультурных предпосылках и
в ограниченности, проблематичности своих синтезов. Война с культур-
ной традицией как помехой рациональному переустроению мира велась
и на методологическом уровне. Техноцентризм и экономикоцентризм
выступили как процедуры методологического редукционизма - низведе-
ния "цветущей сложности" мира к простым и единым для всех времен и
народов основаниям.
Ясно, что техно- и экономикоцешричная ориентация благоприятст-
вует денационализации элиты, ибо наука, техника и рынок "не имеют
Отечества". Отношение к Отечеству оказалось поставленным в зависи-
мость от его места на мировой шкале экономико-технологического
развития. Начиная с "шестидесятников" прошлого века прогрессивная
интеллигенция любит свое Отечество при одном условии: если оно
самое передовое и прогрессивное. Если же возникает подозрение на
этот счет, любовь очень быстро превращается в ненависть ("Россия как
оплот мировой реакции"). Радикал-либеральная интеллигенция нашего
времени пошла еще дальше по пути "секуляризации" патриотического
чувства. Теперь отношение к Отечеству ставится в зависимость уже
просто от того, какой уровень жизни оно способно обеспечить мне
лично. Таким образом, "материалисты" XX в. не удержались на уровне
технократической "строгости", взыскивающей с соотечественников за
их ненаучное отношение к миру и традиционалистские "предрассудки".
В нынешней поздней, декадентской стадии они судят о мире и собст-
венной стране на основе одних только потребительско-гедонистических
критериев. Впрочем, вдумчивые наблюдатели давно уже отметили зако-
номерность превращения революционно-прогрессистской расчетливости
в циничный и безответственный эгоизм. "...Если... родина прикрепляет к
себе человека не духовной силой религиозной веры, а только выгодами,
посулами материальных благ, против нее в конце концов обращается
тот массовый эгоизм, к которому она взывает" .
Здесь уместно упомянуть "новых русских". Люди этой формации со-
четают потребительско-гедонистический комплекс с культом силы.
"Крутые" герои нашего "первоначального накопления" демонстрируют
языческое неприятие "моралина": добро клеймится знаками отсталости
и неприспособленности. Нельзя сказать, что наша "западническая" ин-
теллигенция (а именно она предложила идеологию правящему сегодня
режиму) отождествляет себя с "новыми русскими". Но поскольку ны-
нешний социальный раскол общества ставит жесткие дилеммы, то она
явно предпочитает "новых русских" национальному большинству, ока-
1 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М., 1994. С. 200.
330
завшемуся изгоем номенклатурной приватизации. И здесь наиболее ярко
проявляется смерть Бога в культуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143