В
этом случае политики, приближенные сразу к двум (или большему чис-
лу) традициям, становятся антитрадиционалистами, живущими в про-
странстве перманентного выбора. Вероятно, с этим и связано чудо ти-
хоокеанского рывка. В России же большевистская модернизация проде-
монстрировала радикализм отрицания прежней веры в пользу новой,
более исступленной и фанатичной. В результате вместо современного
открытого общества построено новое закрытое общество, причем не-
сравненно более закрытое, чем прежнее, традиционное.
Итак, ставя проблему современной политической культуры, необхо-
димо учитывать завоевания культурной антропологии, этносоциологии,
сравнительной политологии - научных направлений, утверждающих
новую, релятивистскую парадигму. С этих позиций открывается та ис-
тина, что разные культуры способны добиваться сходных результатов
разными путями и методами. "Слезинка ребенка", из-за которой Иван
Карамазов предпочел "вернуть свой билет" на вход в "светлое буду-
щее", в земное царство "совершенной гармонии", может быть не менее
эффективным противоядием от тоталитарного искушения, чем те спосо-
бы, которые изобрела для этого западная культура. Проблема не в том,
что какая-то из культур грешит "неисправимо плохой наследственно-
стью" и от нее надо "просто отказаться". Во-первых, отказаться от соб-
238
ственной культуры, по-видимому, так же невозможно, как от собствен-
ной наследственности. Выгнанная в двери, она вернется через окно. Во-
вторых, такая фаталистическая презумпция в отношении незападных
культур, и в первую очередь российской, не обещает нового мирового
порядка на основе взаимного равноправия и консенсуса. В этом отно-
шении самоуничижение российского западничества, склонного к слепо-
му подражанию, но не готового к достойному и равноправному диалогу,
не приближает, а отдаляет перспективу справедливого мирового поряд-
ка, провоцируя гегемонистские инстинкты старого европоцентризма.
Современный мир слишком велик и сложен, чтобы им можно было
управлять из одного центра. Кроме того, любая цивилизация, в том чис-
ле и западная, не настолько безупречна и универсальна в своих полити-
ческих потенциях, чтобы стать эталоном для всего мира. Уподобление
единому эталону противоречит антиэнтропийной стратегии человече-
ства - усилению многообразия и многовариантности.
Раздел VII.
ПОСТИЖЕНИЕ МИРА ПОЛИТИКИ
Глава I.
ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ
В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ
ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО
СЦИЕНТИЗМА
Век наш таков, что он гордится машина-
ми, умеющими думать, и побаивается лю-
дей, которые пытаются проявить ту же
способность.
Г.Джонс
Вопрос о политическом познании - о возможности политической
науки адекватно описывать политические процессы и, самое главное,
прогнозировать их - сегодня стоит необычайно остро. Наше общество
буквально страдает от неграмотности политиков, действующих методом
проб и ошибок и тем самым повышающих сверх всякой меры социаль-
ные издержки проводимых реформ. Надо отметить, что в переходные
исторические эпохи познание социальной реальности становится осо-
бенно проблематичным, так как скорость реальных изменений, как пра-
вило, превышает наши способности рациональной оценки и предвиде-
ния.
В связи с этим возникает множество теоретико-методологических
вопросов, некоторые из которых нам предстоит рассмотреть. К их чис-
лу относится вопрос о возможностях и пределах научного обеспечения
политики.
Для XX в. характерны завышенные ожидания, адресованные обще-
ством науке. Предельным случаем здесь выступает сциентизм - осо-
бый вид рационалистической утопии, предполагающий, во-первых, пре-
вращение всех видов общественной практики в научно обеспеченную,
рационально спланированную деятельность и, во-вторых, последова-
тельное вытеснение наукой всех до- и вненаучных форм ориентации
человека в мире. Обыденный опыт, интуиция и здравый смысл должны
240
полностью уступить место теоретически обоснованному поведению.
Применительно к политике это означает, что субъект политического
действия (актор) принимает решения исключительно рационально: на
основе достоверной и исчерпывающей по объему информации, касаю-
щейся как предпосылок этого решения, так и его последствий.
Первое возражение, которое в связи с этим уместно привести, каса-
ется фактора времени. Всякий политический субъект действует в усло-
виях дефицитного времени - его подталкивают к решениям его избира-
тели, конкуренты, а также логика самого политического процесса, в
который он погружен. Между тем всякий объект познания, и социаль-
ный в особенности, в принципе отличается бесконечной сложностью.
Поэтому процесс сбора и обработки "исчерпывающей информации" о
таких объектах также является бесконечным. Решения же необходимо
принимать быстро, а в переходные эпохи, когда "процесс пошел", —
даже в условиях цейтнота. Следовательно, практически всякое полити-
ческое решение принимается в условиях риска — без надежного инфор-
мационного обеспечения. Таким образом, теоретически требуемая ра-
циональность решений на практике очень часто оборачивается иным:
импровизированными и интуитивными решениями.
Вторая особенность современного массового общества связана с тем,
что человек XX в. в большей степени, чем его предшественники,
предпочитает скорые решения оптимальным. Это связано с утратой га-
рантированного места и статуса человека в обществе, что было харак-
терно для традиционных сословных обществ. Прежде статус человека
наследовался: детям предстояло занять место отцов. В массовом высо-
комобильном обществе социальный статус и судьба человека в целом
стали проблемой, решаемой каждым поколением как бы заново, на свой
страх и риск. С теоретической точки зрения традиционное существова-
ние можно сопоставить с лапласовской Вселенной, в которой прошлые
события более или менее однозначно детерминируют будущее. Совре-
менное существование - это пребывание в стохастической Вселенной,
где отсутствует линейная зависимость между прошлым и будущим со-
стояниями. Ключевыми понятиями, отражающими самочувствие и само-
определение человека XX в., стали свобода и риск. Эта ситуация
принципиальной неопределенности в отношении будущего ставит чело-
века в положение небезопасной "игры со временем". Выждав, уклонив-
шись от немедленного выбора, можно выиграть - улучшить наличную
1 ситуацию, но можно и проиграть — существенно ухудшить ее. В этом
i отношении следует признать, что эпистемологическая ситуация челове-
\ 241
ка традиционного общества была более комфортной: наследуемый ста-
тус и крайне медленные темпы социальных изменений делали будущее
значительно более гарантированным и предсказуемым. Свойственная
современному человеку жажда скорых решений вытекает из пугающего
незнания завтрашней ситуации. И чем менее удовлетворены люди своим
настоящим положением, тем более они склонны принимать скорые ре-
шения, не дожидаясь более оптимальных. Уставшим от войны русским
солдатам осенью 1917 г. на самом деле оставалось ждать не так уж
много: даже без выбывшей из коалиции России союзники вынудили
Германию к капитуляции менее чем через год, с Россией они добились
бы этого раньше, вероятно, не позже весны 1918 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
этом случае политики, приближенные сразу к двум (или большему чис-
лу) традициям, становятся антитрадиционалистами, живущими в про-
странстве перманентного выбора. Вероятно, с этим и связано чудо ти-
хоокеанского рывка. В России же большевистская модернизация проде-
монстрировала радикализм отрицания прежней веры в пользу новой,
более исступленной и фанатичной. В результате вместо современного
открытого общества построено новое закрытое общество, причем не-
сравненно более закрытое, чем прежнее, традиционное.
Итак, ставя проблему современной политической культуры, необхо-
димо учитывать завоевания культурной антропологии, этносоциологии,
сравнительной политологии - научных направлений, утверждающих
новую, релятивистскую парадигму. С этих позиций открывается та ис-
тина, что разные культуры способны добиваться сходных результатов
разными путями и методами. "Слезинка ребенка", из-за которой Иван
Карамазов предпочел "вернуть свой билет" на вход в "светлое буду-
щее", в земное царство "совершенной гармонии", может быть не менее
эффективным противоядием от тоталитарного искушения, чем те спосо-
бы, которые изобрела для этого западная культура. Проблема не в том,
что какая-то из культур грешит "неисправимо плохой наследственно-
стью" и от нее надо "просто отказаться". Во-первых, отказаться от соб-
238
ственной культуры, по-видимому, так же невозможно, как от собствен-
ной наследственности. Выгнанная в двери, она вернется через окно. Во-
вторых, такая фаталистическая презумпция в отношении незападных
культур, и в первую очередь российской, не обещает нового мирового
порядка на основе взаимного равноправия и консенсуса. В этом отно-
шении самоуничижение российского западничества, склонного к слепо-
му подражанию, но не готового к достойному и равноправному диалогу,
не приближает, а отдаляет перспективу справедливого мирового поряд-
ка, провоцируя гегемонистские инстинкты старого европоцентризма.
Современный мир слишком велик и сложен, чтобы им можно было
управлять из одного центра. Кроме того, любая цивилизация, в том чис-
ле и западная, не настолько безупречна и универсальна в своих полити-
ческих потенциях, чтобы стать эталоном для всего мира. Уподобление
единому эталону противоречит антиэнтропийной стратегии человече-
ства - усилению многообразия и многовариантности.
Раздел VII.
ПОСТИЖЕНИЕ МИРА ПОЛИТИКИ
Глава I.
ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ
В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ
ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО
СЦИЕНТИЗМА
Век наш таков, что он гордится машина-
ми, умеющими думать, и побаивается лю-
дей, которые пытаются проявить ту же
способность.
Г.Джонс
Вопрос о политическом познании - о возможности политической
науки адекватно описывать политические процессы и, самое главное,
прогнозировать их - сегодня стоит необычайно остро. Наше общество
буквально страдает от неграмотности политиков, действующих методом
проб и ошибок и тем самым повышающих сверх всякой меры социаль-
ные издержки проводимых реформ. Надо отметить, что в переходные
исторические эпохи познание социальной реальности становится осо-
бенно проблематичным, так как скорость реальных изменений, как пра-
вило, превышает наши способности рациональной оценки и предвиде-
ния.
В связи с этим возникает множество теоретико-методологических
вопросов, некоторые из которых нам предстоит рассмотреть. К их чис-
лу относится вопрос о возможностях и пределах научного обеспечения
политики.
Для XX в. характерны завышенные ожидания, адресованные обще-
ством науке. Предельным случаем здесь выступает сциентизм - осо-
бый вид рационалистической утопии, предполагающий, во-первых, пре-
вращение всех видов общественной практики в научно обеспеченную,
рационально спланированную деятельность и, во-вторых, последова-
тельное вытеснение наукой всех до- и вненаучных форм ориентации
человека в мире. Обыденный опыт, интуиция и здравый смысл должны
240
полностью уступить место теоретически обоснованному поведению.
Применительно к политике это означает, что субъект политического
действия (актор) принимает решения исключительно рационально: на
основе достоверной и исчерпывающей по объему информации, касаю-
щейся как предпосылок этого решения, так и его последствий.
Первое возражение, которое в связи с этим уместно привести, каса-
ется фактора времени. Всякий политический субъект действует в усло-
виях дефицитного времени - его подталкивают к решениям его избира-
тели, конкуренты, а также логика самого политического процесса, в
который он погружен. Между тем всякий объект познания, и социаль-
ный в особенности, в принципе отличается бесконечной сложностью.
Поэтому процесс сбора и обработки "исчерпывающей информации" о
таких объектах также является бесконечным. Решения же необходимо
принимать быстро, а в переходные эпохи, когда "процесс пошел", —
даже в условиях цейтнота. Следовательно, практически всякое полити-
ческое решение принимается в условиях риска — без надежного инфор-
мационного обеспечения. Таким образом, теоретически требуемая ра-
циональность решений на практике очень часто оборачивается иным:
импровизированными и интуитивными решениями.
Вторая особенность современного массового общества связана с тем,
что человек XX в. в большей степени, чем его предшественники,
предпочитает скорые решения оптимальным. Это связано с утратой га-
рантированного места и статуса человека в обществе, что было харак-
терно для традиционных сословных обществ. Прежде статус человека
наследовался: детям предстояло занять место отцов. В массовом высо-
комобильном обществе социальный статус и судьба человека в целом
стали проблемой, решаемой каждым поколением как бы заново, на свой
страх и риск. С теоретической точки зрения традиционное существова-
ние можно сопоставить с лапласовской Вселенной, в которой прошлые
события более или менее однозначно детерминируют будущее. Совре-
менное существование - это пребывание в стохастической Вселенной,
где отсутствует линейная зависимость между прошлым и будущим со-
стояниями. Ключевыми понятиями, отражающими самочувствие и само-
определение человека XX в., стали свобода и риск. Эта ситуация
принципиальной неопределенности в отношении будущего ставит чело-
века в положение небезопасной "игры со временем". Выждав, уклонив-
шись от немедленного выбора, можно выиграть - улучшить наличную
1 ситуацию, но можно и проиграть — существенно ухудшить ее. В этом
i отношении следует признать, что эпистемологическая ситуация челове-
\ 241
ка традиционного общества была более комфортной: наследуемый ста-
тус и крайне медленные темпы социальных изменений делали будущее
значительно более гарантированным и предсказуемым. Свойственная
современному человеку жажда скорых решений вытекает из пугающего
незнания завтрашней ситуации. И чем менее удовлетворены люди своим
настоящим положением, тем более они склонны принимать скорые ре-
шения, не дожидаясь более оптимальных. Уставшим от войны русским
солдатам осенью 1917 г. на самом деле оставалось ждать не так уж
много: даже без выбывшей из коалиции России союзники вынудили
Германию к капитуляции менее чем через год, с Россией они добились
бы этого раньше, вероятно, не позже весны 1918 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143